Обрушившая мир (СИ) - Лирийская Каролина Инесса

— Ничего себе, — пораженно шепчет Ройс, появляясь за спиной и часто моргая.

Первое знакомство с Небесами производит на него неизгладимое впечатление: по лицу блуждает блаженная, полубезумная улыбка, глаза радостно горят. Все так реагируют на это место, поражаются, ахают, кидаются нюхать придорожные цветы. Чтобы полностью осознавать никчемность Рая, нужно немного задержаться на месте и раскрыть глаза пошире.

— Спокойно. — Я кладу руку на плечо Ройсу. — От меня не отходить, в глаза никому не смотреть, не разговаривать. Эта ебанина может быть ядовита для нас, кстати.

Дух испуганно отшатывается от цветущего крупными белыми цветами куста, привыкший к опасностям Преисподней, он, не задумываясь, верит мне на слово и больше не помышляет о местной флоре. Я едва заметно усмехаюсь — купился. При всей бесполезности, Рай, однако, не представляет опасности для жизни. Если вы не демон, конечно.

— Красиво, — по-детски наивно выдыхает Ройс.

— Ага. Охуеть как, всегда мечтала тут снова оказаться.

Я ловлю на себе очередной настороженный взгляд; Ройсу не понять, как при виде такого светлого неба, изумрудной травы и ярких цветов можно шипеть и плеваться.

Странное я существо, раз главной мечтой считаю давно стукнувшее по голове желание сжечь Рай. Сделаю это не колеблясь, выжгу все дотла, еще и посмеюсь, танцуя средь огня. Но позже — сейчас не время.

К переменам ангелы не склонны, поэтому на протяжении всего пути я вижу ровно то же самое, что было здесь с моего рождения. Кажется, ни одна травинка не исчезла, ни одна птица не перелетела на другую ветку. На Небесах все выстроено в один ряд, сияет, и происходящее не жизнь напоминает, а какой-нибудь военный парад: смотрите, у нас все хорошо, вокруг так светло и… Мне по нраву больше Ад с его расхристанностью и широкой ухмылкой — он более настоящий, живой.

— Долго еще идти? — вздыхает уставший Ройс, когда мы огибаем холм.

Посмотрев вниз, можно увидеть два города, стоящих в отдалении друг от друга и огороженных высокими стенами. Один отдан ангелам, другой духам, и все вроде бы честно. Да только город ангелов сияет во сто крат сильней, а шпили дворца Архангелов пронзают небо.

— Нам туда, — я безошибочно указываю на дворец. Самаэль навесил какое-то заклинание, поэтому Ишим я чувствую.

До города мы добираемся на последнем издыхании, но все же прокрадываемся, даже не попадаемся никому и минуем золотые ворота. Шумно вздыхая, я рискую обрушить на нас всю Избранную сотню, но все равно не могу сдержаться: вокруг слишком уж много ангелов. Рука инстинктивно тянется к мечу, но я вовремя останавливаюсь, напоминая себе, что за спиной у меня крылья белеют.

Мне улыбается кто-то просто автоматически, звенит ангельский смех. Я, мрачнея, вспоминаю наглотавшихся песка демонов, хохот которых срывается на хрип, дрожит, дробится, но зато он не поддельный, а улыбки не приклеены к лицам. Испытывая желание заткнуть уши, я продираюсь сквозь толпу, чуть ли не клочья перьев позади оставляя. Ройс следует за мной, стараясь не потерять в круговерти, затравленно косится на светлых.

Выдыхаем мы, оказавшись в тихой подворотне. Давясь воздухом, я пытаюсь успокоить дыхание, унять колотящееся ритуальным бубном сердце.

В комнате шафраном пахнет так ощутимо, что я теряюсь от приторной сладости, голова кружится, и я отчаянно пытаюсь что-то сказать. Нираэль небрежно сцеловывает слова с моих губ, прижимает к стене, царапающей крылья.

От ее волос тоже пахнет шафраном, а от кожи — страстью. Она закатывает глаза, цепляется негнущимися пальцами за простынь. В сладком воздухе кружатся перья — из разодранной подушки, из моих крыльев, из ее… Все смешивается воедино, мелькает перед затуманенным взором.

Рвано дыша, Нираэль шепчет что-то — мое имя, закусывает губу, пачкая простыню золотой вязкой кровью. Я выцеловываю каждую косточку изогнутого позвоночника, зарываюсь пальцами в перья, вслушиваясь в бессвязный хрипловатый шепот, услаждающий слух больше песен серафимов. Моя, запечатываю каждым поцелуем, навсегда.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Обессиленно падаю на кровать, перебираю разметавшиеся локоны и вслушиваюсь в ее размеренное дыхание. На лице Нираэль блаженная улыбка.

— Я тебя люблю, — шепотом делюсь я.

И никогда не замечаю, что в ответ она молчит.

— Кара? — голос Ройса выдергивает меня из воспоминаний. — Ты в порядке?

— В полнейшем, — я сглатываю вязкую слюну, сжимаю трясущиеся руки в кулаки, чтобы было не так заметно. — Идем.

Никто в Раю не запирается — кому оно в голову придет? На преступление способны единицы из ангелов, а дворец охраняют сильнейшие чары, так что можно и не бояться никого. Я осторожно вхожу, взмахиваю рукой Ройсу, показывая, что путь свободен. Наверняка Габриэль, знавшая о нашем замысле, постаралась увести всю охрану, надо будет поблагодарить ее в следующий раз, если увидимся, конечно.

Здесь прохладно, а вокруг один лишь белый мрамор. Забавно видеть его здесь: я больше привыкла к мраморным надгробиям. Ройс беспокойно оглядывается, ища врагов в тенях, и это могло бы выглядеть смешно, если бы я сама не искала краем глаза движение.

Не боюсь я ангелов. Боюсь увидеть лицо того, кто нас встретит.

У Него плохое чувство юмора. Это я поняла на себе уже давно.

Оказывается, заточение — это унизительно. Я хватаюсь за железные прутья, трясу их, выплевывая страшнейшие проклятия в адрес неподвижных, каменных будто, стражей. Я мечусь по камере диким зверем, кричу в пустоту, споря с кем-то невидимым. Я с ума схожу.

— Оставьте нас, — холодно приказывает Нираэль. Страж неохотно подчиняется.

Замерев в углу, я угрюмо смотрю на нее, изучая лицо с острыми скулами. Губы, кривящиеся в презрительной усмешке, почему-то хочется поцеловать, жестко, кусая до крови.

— Хоть бы умылась, — замечает Нираэль, подходя ближе.

Неуверенно провожу тыльной стороной ладони по лицу, ощущая засохшую человеческую кровь.

— Ты убила ее, — устало замечает ангел. — Представляешь, что тебя ждет?

Суд, что же еще. Им пугали всех ангелов в детстве, рассказывая про ужасных Падших, но никто из знакомых так и не побывал на нем. Мне предстояло опозорить все поколение ангелов.

— Ты же поможешь? — я в надежде вскидываю голову. — Они не сбросят меня… за такую ерунду?

Нираэль стискивает зубы и молчит.

И вновь этот зал суда, который я буду помнить всегда, но теперь он — лишь отблеск былого могущества. Свет, падающий сквозь пыльные витражи, слишком тусклый, не выхватывает и доли того, что должен бы. Он скользит по ступеням, не доходя до величественного белого трона из слоновой кости и кристаллов.

В зале пахнет шафраном, и в тиши внезапно резко слышится тихий женский смешок.

— Твою мать… — рычу я сквозь зубы.

Не таясь больше, я выхватываю меч, с легким шелестом выходящий из ножен. В темноте тихий звук удара каблуков о камень, сдавленный крик. Мне хватает секунды, чтобы узнать голос Ишим.

Меня ждали, зная, чем заманить. Она хотела сразиться со времен той случайной стычки в подворотне.

— Ройс, назад, — предельно четко и очень-очень тихо выговариваю я. — Не вмешивайся.

— Думаешь, я…

— В сторону, — змеей шиплю я.

Ройс озадаченно застывает, переваривая услышанное, недоверчиво смотрит на меня. Я на него — нет. Будто и неродные вовсе.

От настойчивого запаха шафрана меня мутит.

Нираэль вылетает из темноты, ударяя точным и сильным ударом под дых. От неожиданности я теряюсь и падаю, бьюсь ребрами об острые края ступеней. Мрамор из белого становится пятнисто-красным.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Меня швыряют на ступени, будто мешок, будто отребье какое-то, и мне нестерпимо хочется повернуться и врезать стражу, свернуть шею, рвануть белоснежные, ничем не запятнанные крылья, выдирая с костью, с сухожилиями. Хочется так, что аж в глазах темнеет, а живот сводит голодной судорогой.