Форт-Хоэн (СИ) - Велесов Олег

Эльза вернула бретельку на место.

— Умеешь ты уговаривать, Соло.

Когда мы вернулись на площадь, народ уже веселился во всю. Прямо по центру развели несколько костров, над которыми повара Рыжей Мадам жарили на вертелах свиные туши. Подвыпившие подёнщики даже пытались прыгать через них. Курт с Дизелем выкатывали из трактира бочонки с пивом, ставили их на самодельную стойку, а бородатый бармен разливал напиток по кружкам. Уголёк поднялась на ристалище и пела, а Шурка подыгрывал ей на губной гармошке. Потоки людей, перемешиваясь, перетекали с одного края к другому, от ристалища к кострам, от костров к трактирам. В однообразие серых курток вплетались зелёные плащи клириков, голубые рубахи голых, безрукавки нубов. Возле торговых рядов я заметил мэра, прогуливающегося с тростью в руках. Свиту составляли персонажи, среди которых мелькнул, как мне показалось, малиновый берет Старого Рыночника. В общем, пока я развлекался с Эльзой и Бледным, на площади собрался весь город.

Сзади меня хлопнули по плечу. От удара я едва не опрокинулся на булыжники мостовой. Я резко крутанулся, хватаясь за рукоять рапиры, но тут же попал в жёсткие объятья, удержавшие меня от ответных действий.

— Спасибо, Соло-сан! Это настоящий праздник.

Я попытался выкрутиться из захвата, и с трудом мне это удалось.

— Рад, что тебе нравится, Таканояма-дзеки, — отодвигаясь подальше от сумоиста, проговорил я. — Но при этом совсем не обязательно выколачивать из меня пыль.

— Эх, сегодня такой день! — воскликнул Таканояма и отправился дальше. За ним следом, как и за мэром, проследовала свита поклонников.

— Как ты с ним справился? — спросил я у Дристуна. — Его пробить, всё равно, что… я не знаю… Стену головой!

— С такими мыслями ты его никогда не осилишь.

— Поясни.

— Он танк. Он завязан на силе и выносливости. Я витязь, дамагер, я изначально заточен под криты. Я вижу наиболее уязвимые места. Если я достаточно ловок и достаточно меток, ни один танк передо мной не устоит, тем более в рукопашке.

— Я тоже вижу уязвимые места. Иногда они подсвечиваются синим, как будто изнутри лампочку включили.

— Не удивительно, ты же дамагер.

— Я?

— Все витязи, палачи и берсерки — дамагеры. Странно, что ты этого не знаешь. Будет свободное время, сходи в ратушу, почитай гайды. Много интересного узнаешь.

Много интересного… Я даже не знал, что в ратуше есть гайды. Обязательно почитаю.

Возле стойки с пивом мы задержались. Бармен налил нам по кружке нефильтрованного без очереди, никто из подёнщиков и не вздумал возмущаться, все знали за чей счёт гулянка.

Подошёл Дизель. Он выкатил из трактира очередную бочку, поставил её к ногам бармена и вытер выступивший на лбу пот. К моему удивлению он был трезв.

— Я так и знал, что ты его возьмёшь, — указывая пальцем на Дристуна, сказал он. — «Посоветуйся со мной! Посоветуйся со мной!», — попытался сымитировать он мой голос. — А я сразу сказал: он нам нужен!

— Пива выпей, — предложил я. — Промочи горло, а то много разговариваешь.

Бармен наполнил кружку игристым и метнул её громиле.

Возле костров завязалась драка, на голого навалились сразу трое подёнщиков. Чего не поделили — не понятно, но действовали кулаками, поэтому никто из клановых на выручку своему не бросился. Да и нужды не было. Голый отправил одного в костёр, и тот покатился по площади горящим факелом. Слава богу, кто-то догадался накинуть на него кусок брезента, погасил пламя. Двоих оставшихся голый ухватил за головы и припечатал друг о друга и положил рядком на камни отдыхать. Зрители поаплодировали и разошлись, только клирики сунулись проверить, не нужна ли помощь пострадавшим. Я подумал, что таких драк за вечер будет ещё столько, что в аптеку завтра выстроится длинная очередь.

Дристун заболтался с Дизелем, вспоминая общих знакомых, а я направился к ристалищу послушать Уголёчку. С боку ко мне пристроилась пьяная девка с распущенными волосами, начала клеится, и безо всяких намёков звала в барак на нары. Я отпихнул её, принял в свой адрес положенное количество оскорблений, и нос к носу столкнулся с Лысым. Тот, увидев меня, отпрянул, задёргался. Мне очень хотелось пристроить его к завтрашней очереди в аптеку, а лучше сразу отправить в подвал ратуши, но на водопое все равны, поэтому я лишь раздул ноздри и прошёл мимо.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Возле ристалища было не протолкнуться. Количество поклонников у Уголёчки росло пропорционально исполненным песням, а уж при отсутствии конкуренции и наличии пива их число и вовсе приближалось к стопроцентной отметке. Здесь собрались не только подёнщики, но и персонажи. Мэр лично преподнёс Угольку букет ромашек, а Старый Рыночник вручил пару свитков. Стало быть, я не ошибся на его счёт, когда увидел знакомый малиновый берет.

— Много денег потратили? — спросил я Шурку.

— Почти все, — он заглянул в мешок. — Осталось шесть серебряных монет и горсть меди. Я надеялся, Мадам скидку сделает на пиво, но она упёрлась — и ни в какую.

Рыжая Мадам стояла в центре возле самого помоста. В пальцах она сжимала платок и периодически подносила его к глазам. Ох и жадная бабка. Если я потребую с неё деньги за концерт, как она среагирует?

— Ладно, не обеднеем. А ты где на гармошке играть научился?

Шурка ответить не успел. Уголёк снова запела, и он поспешно поднёс гармонику к губам. Зазвучал блюз, Уголёчек щёлкнула каблуками. Стоя сверху на ристалище, она выглядела весьма эффектно, и чтобы не терзать свою душу, я отвернулся и направился назад к стойке. Напьюсь сегодня. Могу я хоть раз за игру напиться вусмерть? А завтра буду думать, что делать с червивыми.

День прошёл, праздник завершился. Обещания напиться я не сдержал. Допил кружку и ушёл спать на галёрку. Девочки работали всю ночь в поте лица, но их смех и пьяные крики клиентов мне не мешали. Я выспался. Рано утром, когда свет ещё казался мутным, а солнце только-только вползало на небо, отчаянно цепляясь нижним краем за хилые кроны болотного чапыжника, я вышел на балкон. Площадь походила на военный лагерь, по которому железным катком проехали враги. Между разбитыми бочками, смятыми стойками торговых рядов, возле потухших костров валялись тела подёнщиков. До бараков почти никто не добрался. Спали вповалку, вперемешку, друг на друге, некоторые даже умудрились забраться на ристалище.

Картина Репина…

Этот праздник запомнят надолго, и когда-нибудь он станет легендой. Таймов через сто-двести подёнщики будут пересказывать вчерашние события с придыхом, с несуществующими подробностями, а я… я, надеюсь, буду далеко за Перевалом, на другой локации, либо сгину, как Архип Тектон, как и многие другие, не вернувшиеся с перезагрузки.

— И на кой ты это сотворил?

На балкон вышла Рыжая Мадам. Она только проснулась. Глаза были заспанны, волосы растрёпаны, на левой щеке след от подушки. Зато в руке неизменная бутылка рома.

Я брякнул первое, что пришло в голову:

— Популяризируюсь в народе. Стремлюсь, так сказать, поднять имидж.

— В попу твою лизированность. Лучше бы о задании думал.

— Не поверите, Мадам, только о нём и думаю.

Солнце приподнялось над крышами квартала персонажей, заглянуло в лица спящих подёнщиков. Кто-то перевернулся на другой бок, кто-то закрылся рукой, несколько человек поднялись, с изумлением оглядываясь вокруг себя. Из ратуши вышли клирики с мётлами, начали очищать площадь от остатков веселья.

Мадам села в своё любимое плетёное кресло и неожиданно протянула мне бутылку.

— Глотни, имиджмейкер хренов, может нормальные мысли в голову полезут.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я глотнул. Мысли в голову не полезли, да и откуда им взяться с утра и на голодный желудок? Я спустился вниз. За столом сидели Шурка с Угольком, ели жареную картошку. Я присоединился к ним.

— Остальных не видели?

— Дизель с Дристуном на заднем дворе, — поведала Уголёк. — Тренируются. А Курт где-то на площади.

— Что Дизель с Дристуном делают?