Венок из одуванчиков - Ирина Градова

Пентюхов – Макаренко плакал бы навзрыд, читая этот эпизод, – использовав все свое знание педагогики, предложил своему шалопаистому сынишке заключить контракт, по которому Илья в случае своего хорошего поведения получал приличненькую для четырнадцатилетнего ребенка сумму денег, а Леша Пентюхов тем самым урывал себе возможность спокойно поработать в отсутствие жениных звонков и гневных проклятий, изрекаемых ее очаровательным ротиком.

Однако рекламная концепция, которую Пентюхов и его коллега придумали для «Малоежки», решительно, как любил говорить Лис, генеральному директору не понравилась, а потому он изрек: «Чего вы мне тут, етишеньки, накреативили?!» – и громко шлепнул по столу папкой с Пентюхово-Чавкиными творениями. Все было бы не так страшно, если бы у Пентюхова осталось время на то, чтобы переделать свой креатив под Владлена Васильевича, но, увы, именно в этот день «малоежковская» коллегия собралась ознакомиться с полетом творческой фантазии копирайтеров «Гамма Дриллуса».

Владлен Васильевич метал все, что попалось под руку, Чавкин и Пентюхов бледнели, уклоняясь от летящих в них пресс-папье и многочисленных папок и бормоча в свою защиту невнятные словеса, когда… Яна почувствовала уже знакомый запах открытого пакета с несвежими носками.

– Опять вы! – Она подняла голову и ни капельки не удивилась, увидев перед собой самодовольную физиономию Лиса с трубкой в зубах. – Где вы эту мерзость откопали? – кивнула Яна на трубку. – Я понимаю, что это Лата… Лато…

– «Латакия»…

– «Латакия», запах итальянских дубов…

– Итальянской сосны…

– Дуба, сосны, да хоть бы и осины. Воняет омерзительно.

– Омерзительно – это женщина с цигаркой в зубах, – начал было Лис, но, увидев Янино лицо, предвещающее длинную гневную тираду, примирительно добавил: – Хорошо, хорошо, Ясенька Евгеньевна… Вы курите превосходнейшие сигареты, против которых я решительно ничего не имею. Глупо ссориться из-за такой ерунды, вы не находите?

– Нахожу. Так зачем вы пришли? Хотя… – Яна вспомнила про Мишу, чья ссылка в высшее учебное заведение отчасти была связана с Лисом. – Это даже хорошо, что вы появились. Видите ли, Лис, у меня появился… гость.

– Если вы не успели заметить, милая Ясенька Евгеньевна, я вполне зрячий…

– Я, кажется, не утверждала, что вы – слепой…

– Умолкаю презренно. Вы что-то хотели рассказать мне о вашем госте?

– Да так, пустяки. Это – сын моей подруги. Сбежал из дома – его родители в разводе и постоянно ссорятся.

Мне просто не хочется, чтобы он и отсюда сбежал. Правда, по другой причине… Вы догадываетесь, о чем я?

– Намекаете на мою «призрачность»… – Лис состроил обиженную мину.

– Да не цепляйтесь к словам, милый вы человек… – не выдержала Яна. – Я изо всех сил стараюсь говорить с вами вежливо. Поверьте, сложно это сделать, когда вы тут… из-под земли вырастаете.

– Боги мои, боги… Я что, похож на Тень отца Гамлета?

– Да при чем тут Тень отца Гамлета!.. Хотя, когда вы с таким пафосом воздеваете руки к небу и лепечете о своих богах, некоторое сходство наблюдается, – не без ехидства заметила Яна.

– Ну спасибушки вам, милая Ясенька Евгеньевна… Уж обласкали, так обласкали…

– Да бросьте вы, – улыбнулась Яна, заметив по выражению Лисова лица, что дуется он совершенно не всерьез. – Хватит вам рисоваться… Кокетничаете, как…

– Овдовевшая дамочка в поисках нового мужа?

– В самую точку.

– Значит, вы за вашего Мишеньку беспокоитесь, чтобы я его ненароком не испугал? – вернулся к теме Лис.

– Беспокоюсь. Я-то уже привыкла к вашим появлениям невесть откуда, а вот Мишка со всей своей разумностью побежит от вас как черт от ладана.

– Не побежит, не беспокойтесь, – утешил ее Лис. – Только уж будьте любезны, предупредите его, чтобы не заходил в кабинет. Отведите для меня хотя бы одно место в этом доме…

– Попробую, – кивнула Яна. – Как в сказке про Синюю Бороду: вот тебе ключи, только не ходи в эту комнату…

– Я – не Синяя Борода, – снова надулся Лис. – И не Тень отца Гамлета. И вообще, прах вас побери, прекратите меня сравнивать со всеми подряд… Я – не все.

– Обычно те, кто торжественно произносит эту фразу, ведут себя как все прочие, – заметила Яна, вспомнив Павлика, который тоже очень не любил, когда его с кем-то сравнивали.

Лис ничего не ответил и поспешил сменить тему:

– А вы, кажется, ночью ко мне наведывались?

– Всевидящее око… – вздохнула Яна и, поняв, что в ближайшие полчаса работать ей не дадут, переставила ноутбук на табуретку. – Наведывалась. И взяла почитать вашу книгу – хотя я не сомневаюсь, что вы и об этом знаете.

– Верно, что не сомневаетесь, – кивнул Лис и расплылся в самодовольной улыбке. – Ну и как она вам показалась?

Яне бы хотелось ликвидировать эту самодовольную улыбочку посредством жесткой критики, но врать не хотелось. Тем более написано было и впрямь хорошо.

– Я успела прочитать три рассказа. Упоительный слог, красочные образы. И никакой фальши, надуманности.

– Я этого не терплю.

– Честно говоря, по вас не скажешь.

– Экая вы оса… Хоть как-нибудь, да укусите.

– Да вы же сами меня вынуждаете. Вы не терпите фальши, а я – самодовольства.

– Вам не нравятся люди, которые осмеливаются быть самими собой? – поинтересовался Лис, присаживаясь на корточки возле Яниного кресла.

– Между «быть самим собой» и «быть самим собой довольным» – огромная пропасть. Вспомните классику – ибсеновского «Пера Гюнта»…

– Ибсен всегда казался мне слишком прямолинейным. И этот его феминистический настрой, признаться, сильно меня раздражает. С чего этот твердолобый драматург решил, что женщин не устраивает их мнимая несвобода? Эх, видел бы он этих послереволюционных дамочек, совершенно по-другому бы начал писать… Никакой женственности, никакого шарма, никакой индивидуальности… Воистину коня на скаку остановит… И зачем такой женщине нужен мужчина, уму непостижимо… Нет, я решительно этого не понимаю… Как и вашего, Ясенька Евгеньевна, добровольного затворничества и одиночества…

– И что же, по-вашему, во мне тоже – никакого шарма, никакой индивидуальности? – ни с того ни с сего спросила Яна.

Лис поднял на нее глаза, подернутые пепельной дымкой, и Яна тут же пожалела, что задала этот вопрос. Он сидел так близко к ней, что она могла бы дотронуться рукой до его руки. Или лица, испещренного мелкими шрамами. Ей даже показалось, что она слышит его дыхание. Яна почувствовала, что краснеет, выдает себя, и тут же отвела взгляд. Но было уже поздно – он заметил ее смущение.

«Это же призрак, призрак, всего лишь призрак… – убеждала себя Яна. – И чего так смущаться, краснеть, тяжело дышать?»