Она была такая хорошая - Филип Рот

— И даже к обеду не вернется?

— Он уехал! — Отец поднялся. — Я не спрашиваю, куда он едет и когда обедает. Откуда мне знать, где он? Нет дома, и все! — И он вышел из комнаты.

Следом явилась мать.

— Что тут у вас произошло?

— Я только спросила, где папа Уилл, — ответила Люси. — Что тут плохого?

— Но кто тебе отец — папа Уилл или отец?

— Значит, ты сказала ему! — взорвалась Люси.

— Говори потише, — предупредила мать, прикрывая дверь.

— Значит, ты сказала. Сказала ему! Без моего разрешения!

— Люси, миленькая, ты вернулась домой и сама сказала».

— Я не хотела, чтобы он знал! Это не его дело!

— Люси, замолчи, если не хочешь, чтобы и все остальные узнали.

— А мне все равно — пусть все узнают! Я ни чуточки не стыжусь. И нечего плакать, мама!

— Тогда позволь ему поговорить с тобой. Ну, пожалуйста. Он так этого хочет.

— Ах, хочет?

— Люси, поговори с ним. Ты должна дать ему эту возможность.

Люси отвернулась и спрятала лицо в подушку.

— Я не хотела, чтобы он знал, мама.

Мать присела на постель и погладила ее по волосам.

— Да и потом, — отстранилась Люси, — что он хотел мне сказать? И почему сразу не сказал, если ему есть что сказать?

— Потому что ты не дала ему этой возможности, — заступилась мать.

— Ну так вот, я даю ее тебе, мама.

Молчание.

— Говори же.

— Люси… Дорогая… что бы ты сказала… вернее, как бы ты отнеслась к тому… то есть что бы ты сказала, если бы я предложила тебе поехать погостить…

— О нет.

— Пожалуйста, дай мне закончить. Поехать погостить к тете Вере. Во Флориду.

— Это он придумал?

— Люси, только на время, пока с этим не будет покончено. Это займет не слишком много времени.

— Девять месяцев, по-твоему, «не слишком много», мама?

— Но там так тепло и приятно…

— Да, — сказала Люси и заплакала в подушку, — очень приятно. А чего бы ему не сплавить меня в дом для заблудших девиц?

— Не надо так. Ты ведь сама знаешь, он не хочет тебя никуда сплавлять.

— Он просто жалеет, что я появилась на свет, мама. Ему кажется, что причина всех его неудач во мне.

— Ничего подобного.

— И пусть не думает, что он за меня в ответе, — сказала она, захлебываясь слезами, — тогда у него будет одной причиной меньше чувствовать себя виноватым. Если он вообще способен на это.

— Даже очень способен, Люси.

— Еще бы! — сказала Люси. — Ведь если кто тут и виноват, так только он.

Мать выбежала из комнаты, и через двадцать минут в дверь постучался папа Уилл. Он был в старой рабочей куртке, в руке держал фуражку. Края фуражки потемнели от растаявшего снега.

— Привет. Я слышал, кто-то меня спрашивал.

— Здравствуй.

— Ну и голос у тебя, дружок, как будто ты замерзла насмерть и теперь только-только отогреваешься. Посмотрела бы ты, что творится снаружи, какой ветер. Тогда бы ты поняла, как приятно поболеть, понежиться в постельке.

Она не ответила.

— А как теперь желудок, в порядке?

— Да.

Он придвинул стул к ее кровати.

— Может, еще горчичников? Берта позвонила к Эрвинам, и на обратном пути я купил целый пакет. Так что только дай команду.

Она отвернулась и уставилась в стену.

— Что с тобой, Люси? Хочешь, позовем доктора Эглунда? Я уже предлагал Майре… — Дедушка подтянул стул к самой кровати. — Люси, он так изменился, я просто не видел ничего подобного, — начал он мягко. — Ни капли, ни единой капли, детка. А за тебя стоит просто горой. Ты назначила свадьбу, и он ни слова против. Да и все мы за, лишь бы вы с Роем были счастливы..

— Позови маму.

— Тебе опять плохо? Может, все-таки вызвать доктора?

— Я хочу маму! Маму, а не доктора!

Когда дверь снова открылась, Люси все еще глядела в стенку.

— Майра, — сказал отец, — сядь вот здесь. Сядь, я сказал.

— Я села.

— Ну хватит, Люси. Поворачивайся. — Он подошел к кровати. — Повернись, говорю.

— Люси, — взмолилась мать, — взгляни же сюда, ну, пожалуйста.

— Нечего мне смотреть на его начищенные ботинки, на то, как он переродился, и на его волевой подбородок. Нечего мне смотреть на его галстук, да и на него самого!..

— Люси…

— Помолчи, Майра. Если в такой момент она хочет вести себя, как двухлетний младенец, — пусть ее.

— Кому бы говорить о младенцах, — прошептала Люси.

— Послушай-ка, барышня, можешь огрызаться сколько влезет, меня это не задевает. Молодежь в твоем возрасте нахальная и самоуверенная, так было и, видно, так будет. Особенно нынешнее поколение. Ты просто выслушай меня — вот и все, а если тебе стыдно глядеть мне в глаза…

— Это мне-то стыдно! — отозвалась Люси, но не шелохнулась.

— Так ты поедешь к тете Вере или нет?

— Я даже не знакома с твоей тетей Верой.

— Я у тебя не о том спрашиваю.

— Как я могу поехать одна к кому-то, с кем я даже не знакома, да и чего ради? Чтобы обманывать там соседей?

— Но их никто не будет обманывать, — сказала мать.

— Что же им скажут, мама? Правду?

— Что-нибудь да скажут, — ответил отец. — Мол, муж служит в армии. За границей.

— Ну, на этот счет ты мастер, что и говорить. Но я предпочитаю правду!

— Тогда, — сказал он, — что же ты будешь делать, коли ты забеременела, да еще от человека, которого — как мама мне сказала — ты на дух не переносишь?

Она повернулась так резко, словно собиралась броситься на него.

— Не смей разговаривать со мной так! Слышишь?

— Как еще прикажешь разговаривать?

— Я не стыжусь. Перед тобой мне нечего стыдиться!

— Осторожно, прикуси-ка язык! Я ведь могу задать тебе трепку, не погляжу, что ты такая боевая.

— Можешь? — спросила она. — Ты так думаешь?

— Да!

— Ну, попробуй.

— Восхитительно! — сказал отец, отошел к окну и встал, делая вид, что смотрит на улицу. — Просто восхитительно.

— Люси, — вступила мать, — если тебе не хочется ехать к тете Вере, тогда чего же ты хочешь? Скажи нам.

— Вы ведь мои родители. Вам всегда до смерти хотелось быть настоящими родителями…

— Ну хватит, — сказал отец, поворачиваясь к ней. — Во-первых, ты сядь, Майра. И сиди. А ты, — он погрозил дочери пальцем, — ты слушай меня, ясно? Сейчас мы переживаем кризис, тебе это понятно? В нем замешана моя дочь, и я намерен спасти положение.

— Прекрасно, — отозвалась Люси. — Спасай.

— Ну, не огрызайся, Люси, — взмолилась мать, — дай ему договорить. — Она хотела было пересесть на кровать, но муж так глянул на нее, что она осталась на месте.

— Так вот, — процедил он сквозь зубы, обращаясь к жене, — либо я берусь за это, либо нет. Ну как?

Она опустила глаза.

— Если ты, конечно, не хочешь обратиться к своему папочке, — сказал он.

— Извини.

— Итак, — теперь он обращался к Люси, — если ты хочешь выйти за этого Роя Бассарта, а мы думали, что так оно есть вплоть до сегодняшнего дня, и поэтому поддерживали тебя — это одно. Но я говорю совсем о другом. Что он из себя представляет, я раскусил, и чем меньше о нем говорить, тем лучше. Я и так все понимаю, и нечего повышать голос. Он старше тебя, отслужил в армии и решил, что может воспользоваться неопытностью семнадцатилетней школьницы. Так оно и вышло. Но им пускай занимается его собственный отец, Люси, его папаша, большая шишка, великий педагог, пусть он попробует вдолбить что-нибудь своему сыночку. Да, его папаша дерет нос, думает, он лучше других, но, сдается мне, сынок ему еще устроит сюрприз. Я же думаю только о тебе, Люси, и о том, что сейчас для тебя важнее всего. Ты ведь понимаешь; меня заботит твоя учеба — ты же всегда мечтала о колледже, правда? И теперь вопрос стоит так — это все еще остается твоей мечтой или нет?

Люси не удостоила его ответом.

— Хорошо, — сказал он, — остается считать, что ты все еще хочешь учиться. Пойдем дальше. Итак, я готов сделать все, что в моих силах, лишь бы твоя мечта сбылась… Ты слушаешь меня? Все, чтобы твоя мечта сбылась, понимаешь? Потому что я не хочу, чтобы этот так называемый ветеран — а я бы ему с удовольствием свернул шею, — взял и разбил твою мечту раз навсегда… Да, все, — продолжал он, — даже то, что обычно не делают и что некоторые сочли бы недопустимым. — Он подошел поближе к кровати, чтобы его не могли услышать из соседней комнаты. — А теперь, прежде чем я стану продолжать, скажи, ты догадываешься, что я имею в виду?

— Ты бросишь пить — ты это имел в виду?

— Я имел в виду, что тебе нужно закончить колледж! А пить я уже бросил, к твоему сведению!

— На самом деле? — спросила она. — В который раз?

— Люси, уже с самого Дня Благодарения… — начала мать.

— Помолчи, Майра.

— Я только хочу ей сказать…

— Я сам скажу, — заявил он. — Без твоей помощи!