8 декабря 1980 года: День, когда погиб Джон Леннон - Кит Гринберг

Судья Дэннис Эдвардз сообщил подсудимому, что его признание автоматически означает приговор.

— Отказываясь от судебного разбирательства, — сказал Эдвардз, — вы лишаетесь права допрашивать свидетелей обвинения и вызывать в зал суда свидетелей защиты. Вы согласны?

— Да, ваша честь, — ответил Чепмен.

Эдвардз попросил подсудимого рассказать суду, что произошло 8 декабря 1980 года.

— Я планировал убить Джона Леннона, — прямолинейно ответил Чепмен. — В тот вечер я достал пистолет из кармана и стал стрелять в него, намереваясь убить.

— Хорошо. Вы помните, сколько выстрелов произвели?

— Пять?

— Вы знаете, сколько пуль попало в жертву?

— Да, ваша честь, знаю.

— И сколько же?

— Четыре.

— Скажите, на каком примерно расстоянии от жертвы, мистера Леннона, вы были, когда начали стрелять?

— Точно не знаю, мне кажется, футах в двадцати.

Чепмен указал, что Леннон приближался к проходной Дакоты, когда шагнул с тротуара, прошел мимо него, развернулся, достал пистолет, прицелился в него и выпустил пять пуль подряд.

Помощник окружного прокурора Аллен Салливан спросил у Чепмена, какие пули тот использовал.

— Экспансивные, 38 калибра.

— Зачем вы взяли экспансивные пули?

— Чтобы убить Джона Леннона наверняка.

Обвинитель спросил, почему Чепмен решил признать себя виновным.

— Это мое решение, и решение Бога.

— Когда вы говорите, что это решение Бога… Означает ли это, что вы слышите голоса?

— Именно звучащие голоса? — Видимо, Чепмен хотел провести четкую грань между слуховыми галлюцинациями и тем внутренним голосом, который, по его словам, подталкивал его убить Леннона.

— Именно звучащие голоса.

— Нет, сэр.

Салливан захотел узнать, что подтолкнуло его признать себя виновным.

— Прежде чем вы приняли это решение, вы молились?

— Да, и неоднократно.

— После молитв вы ощутили исходящее от Бога желание, чтобы вы признали себя виновным?

— Да, таково было его требование, приказ… Я обдумал, стоит ли исполнять то, чего хочет Бог… И принял решение последовать его приказу.

— Таким образом, вы говорите, что признаете себя виновным по собственной воле?

— Да.

Слово взял судья Эдвардз. Он спросил Чепмена, не признает ли он себя виновным под воздействием угроз.

— Нет, ваша честь.

— Давали ли вам обещания, вынуждающие либо побуждающие признать себя виновным?

— Если формулировать так, то нет. Но Бог заверил меня: что бы со мной ни случилось, он меня не оставит.

— Добрая христианская этика, — заявил судья. — Полагаю, все мы в трудную минуту верим, что Бог нам поможет.

Несмотря на протесты защиты, суд объявил, что Чепмен в должной мере отвечает за свои действия, чтобы самому определять свое будущее. В дальнейших разбирательствах нет нужды.

Заявлению Чепмена о признании себя виновным дали ход.

Генри Стерн, член городского совета, представляющий Манхеттен, выдвигая резолюцию об увековечении «гения» Джона Леннона, не ждал никаких проблем. Но против выступил единственный республиканец в совете, Ангело Аркулио от Бэй-Ридж, Бруклин. Насколько помнил Аркулио, Леннон был наркоманом и радикалом. Более того, он «не помнит, чтобы подобных почестей удостоился Бинг Кросби, который на самом деле был легендой Америки».

Стерн обозвал собрата-законотворца «синим злюкой».

[14]

— По правилам совета если кто-то голосует против, резолюцию не принимают, — объяснил Стерн. — Так что мое предложение не прошло.

В 1981 году ему повезло больше: с его подачи было решено переименовать участок Центрального парка напротив Дакоты в «Земляничные поляны». Результат не поражал размахом. Управление парками установило табличку, выкорчевало некрасивые заросли, посадило несколько кустов и деревьев.

Но Йоко связалась с комитетом по охране Центрального парка и предложила помощь.

— В итоге она выделила примерно миллион долларов, — вспоминает Стерн, который стал впоследствии комиссаром Управления парками. — Ей хотелось создать международный парк мира, чтобы там были растения со всех стран на Земле. Чудесная идея. К сожалению, помешал климат. Ничего не поделаешь, так устроена природа. Некоторые люди сажали землянику, чтобы получились земляничные поляны в прямом смысле. Не помню, как это выглядело.

И все равно «Земляничные поляны» превратились в изящный островок спокойствия. Площадь в сердце парка выложена мозаикой — дар от Неаполя. По окружности — скамейки, в центре — мозаичная надпись «Imagine». Отсюда можно пройти к бессчетным открытым и потайным полянкам, где растут рододендроны, падубы, кальмии, шиповник, и метасеквойи, чьи вершины просматриваются с расстояния в несколько кварталов. Все эти годы фанаты приходят сюда по любому поводу: в день убийства Леннона, в дни рождения «битлов», в день смерти гитариста Грейтфул Дэд Джерри Гарсии, 11 сентября и так далее. Один бездомный, Гэри Дос Сантос, даже стал местной достопримечательностью: он известен тем, что возлагает цветы и различные предметы на круглый монумент в форме пацифика.

Его подношения заставляют задуматься и случайных прохожих, и тех, кто на жизненном пути встретил Джона.

— Иногда, гуляя по «Земляничным полянам», — сказал доктор Ричард Маркс, хирург-травматолог из больницы Рузвельта, журналу «Пипл», — я думаю: «Представьте, что я мог бы тогда что-нибудь сделать. Представьте, что раны были бы в другом месте. Представьте, что его удалось бы спасти».

24 августа 1981 года, когда Чепмен был признан виновным, его адвокат вызвал давать показания двух психиатров. Одного из них судья отказался слушать, объявив, что признавать Чепмена невменяемым уже поздно. Суд собрался на оглашение приговора, вина подсудимого уже установлена. Зал взорвался аплодисментами. Настойчивые утверждения Джонатана Маркса, что его клиент не осознает, зачем его привели сюда, остались без внимания.

Когда судья Эдвардз спросил Чепмена, желает ли тот выступить с речью, подсудимый зачитал отрывок из «Над пропастью во ржи»:

— Понимаешь, я себе представил, как маленькие ребятишки играют в огромном поле, во ржи… А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело — ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть… Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи. Знаю, это глупости, но это единственное, чего мне хочется по-настоящему.

Когда подсудимый замолчал, судья объявил:

— Я не согласен с предположением адвоката защиты, что это преступление совершено в припадке безумия, что это поступок душевнобольного человека. Пускай мотивы его необычны, но это было преступление, задуманное, спланированное и совершенное человеком, полностью осознающим обстановку и последствия своих действий.

Суд не сомневается в том, что подсудимый нуждается в психиатрической помощи, однако, и это не подлежит дальнейшим обсуждениям, он должен держать ответ за свой осмысленный, добровольный и продуманный поступок.

Но, судя по всему, судья учел психическое состояние Чепмена, приговорив его к двадцати годам за решеткой — чуть меньше, чем верхняя планка в двадцать пять лет, за которой следует пожизненное заключение. Чепмена отправили сидеть в Аттику, ту самую тюрьму, о которой Леннон пел в «Some Time in New York City».

Потом Чепмен будет утверждать, что отсидка в тюрьме строгого режима была для него в радость.

— Это уже не та тюрьма, какой была прежде, — скажет он Ларри Кингу. — Со мной хорошо обращались, не били, не пытали… Каждый заключенный в Аттике сидит в отдельной камере. Это ее несомненное достоинство.

Идею о том, что убить Леннона ему поручило ЦРУ, Марк сочтет «полным вздором… Может, они были бы не против послать меня… но они здесь ни при чем. Это мое решение. Не их».

После убийства Йоко одолели депрессия и подозрения. Позвав в Дакоту бывшего заместителя мэра Эдварда Моррисона обсудить вопросы безопасности, она отказалась говорить вслух, все свои соображения писала в блокноте.

— Йоко всюду слышала голоса, ей казалось, что все за ней шпионят, подслушивают разговоры, — сказал Моррисон. — Общение с ней превращалось в настоящее испытание.

При участии Моррисона Сэнфорд Герлик, бывший президент городского совета и глава транспортной полиции Нью-Йорка, организовал обыск у Леннонов дома. Хотя прослушивающих устройств не нашли, оказалось, что у паранойи Йоко были свои основания. В 1982 году секретарь Джона, Фредерик Симен, был осужден за кражу дневников Леннона, писем, контрактов, демо-записей, рисунков и музыкального оборудования. «Исследования» Симена, где подробно описывалась личная жизнь бывшего «битла», в том числе траты, сексуальные пристрастия, кулинарные вкусы, впоследствии вышли отдельной книгой, озаглавленной «Последние дни Джона Леннона: мои воспоминания».