Капитан повесился! Предполагаемый наследник - Генри Уэйд

По пути в полицейский участок Даули миновал старый дом, где нашли себе приют «Отцы Хайлема». Ему вдруг пришло в голову, что неплохо было бы зайти и перекинуться парой слов с отцом Спейдом – в частности, попросить его внятно объяснить, чем был вызван его бурный всплеск эмоций в воскресенье утром. Священник оказался дома и приветствовал Даули радушной улыбкой, сидя в небольшой, скудно обставленной комнате. Она, судя по всему, служила ему кабинетом. Несколько минут собеседники обменивались расхожими фразами о погоде, дневной церемонии закладки камня и прочих вещах, которые мало занимали обоих. Даули показалось, будто Спейд выглядит еще более нездоровым и изнуренным, чем когда они виделись в последний раз. Наверное, слишком долго постился и мало отдыхал. Да и какие у него могли быть развлечения?

– Я тут подумал, святой отец, что вы сможете побольше рассказать нам о взаимоотношениях капитана и миссис Стеррон, – перешел к делу Даули.

В выразительных глазах Спейда отразилась печаль при упоминании о столь деликатной и болезненной теме. Какое-то время он сидел молча, уставившись на пустой стол, а затем заговорил:

– Мне жаль, Даули. Понимаю, что сам на это напросился, всему виной та моя дурацкая выходка в воскресенье утром… Просто был очень расстроен, увидев миссис Стеррон в столь опечаленном и угнетенном состоянии. Нет, я не могу вам сказать. Иначе нарушу тайну исповеди, а она священна. Я не вправе поведать вам о том, что она мне говорила. И уж определенно не вижу смысла вытаскивать жизни не очень счастливых людей на публичное обозрение. Этот человек заплатил жизнью за свои грехи, и теперь его ждет суд Всевышнего – только Ему решать, простить или наказывать дальше. Почему бы не оставить все в Его руках?

Даули нервно заерзал в кресле: в своей работе он не привык оперировать такими категориями.

– Боюсь, вы меня не совсем правильно поняли, сэр, – заметил он. – Наверное, вы до сих пор думаете, будто он покончил с собой. Но это не так, капитана Стеррона убили.

Отец Спейд откинулся на спинку кресла, словно ему неожиданно нанесли удар. И без того бледное лицо обрело мертвенный серо-пепельный оттенок, и он закрыл его тонкими, изящными пальцами. Даули услышал, что Спейд бормочет нечто вроде молитвы. Наконец он отнял руки от лица и взглянул на суперинтенданта.

– Вы уверены? – спросил он надтреснутым, страдальческим голосом. – Вы точно знаете?

– Да, сэр. Я не вправе говорить вам сейчас все, что нам известно, но поверьте – это именно так.

Отец Спейд резко поднялся и вдруг улыбнулся. Он протянул руку своему гостю:

– Вы должны дать мне время подумать, Даули. Это неожиданная новость и нешуточная проблема. Я должен… мне нужно время. Если я почувствую… когда мне будет знак, а он непременно будет, и мне укажут, как исполнить свой долг, я смогу снова встретиться с вами и поговорить. А теперь простите меня. Вынужден попросить вас уйти. Я провожу вас до двери.

В маленькой прихожей стояла какая-то старуха с корзиной в руках. Ее глаза в густой сетке морщин радостно просияли, как только она увидела отца Спейда. И она поклонилась ему.

– Вот, принесла вам, отец, – произнесла она, сдергивая с корзины белую салфетку. – Совсем свеженькие, курочки снесли только сегодня, и еще тут салат-латук, тоже свежий, днем сняла с грядки. Вы должны питаться как следует, а то вон как исхудали, прямо страшно смотреть.

– Ну конечно, все съем, матушка, – ответил Спейд. – До чего мне повезло иметь такого доброго друга. А как чувствует себя Бидди?

– Плохо, отец мой, плохо. Вот к вам зашла – и скорее назад. Но она бы не успокоилась до тех пор, пока я не принесла бы вам яичек и салата. И еще сказала, чтобы без вашего благословения я домой не возвращалась.

Старушка опустилась на одно колено, и Даули со свойственным истинному англичанину смущением при виде разного рода эмоциональных сцен поспешно отвернулся. Но успел заметить приподнятую в благословении правую руку священника – прямо в центре большого пальца он разглядел шрам.

Глава XVIII

Мистер Готтс

Суперинтендант Даули покинул дом «Отцов Хайлема» в смятении. Он лишь мельком видел приподнятую руку отца Спейда, но у него не было никаких сомнений в том, что шрам на большом пальце священника идентичен отпечатку, найденному на внешней стороне двери кабинета в Феррис-Корте. Это, конечно, еще не доказывало, что оставлен он был на двери именно в субботу вечером – такой вариант пока казался просто невозможным, – но Даули помнил, что говорил ему отец Спейд на следующий день о том, что его еще ни разу не принимали в поместье со дня прибытия в Хайлем. А было это года два или три назад. Он мог оставить отпечаток в воскресенье утром, когда его вызвали в Феррис-Корт утешать миссис Стеррон, ведь до прибытия полиции никто не следил за дверью в кабинет, хоть она и была опечатана. Но для чего ему понадобилось прикасаться к этой двери, причем не просто прикасаться, а надавливать на нее с силой? У Даули возникла новая загадка, и он собирался обдумать ее, ведь пока назвать результаты расследования удовлетворительными было нельзя и следовало уделять внимание каждой мелочи, ничего не упуская из виду.

Даули бродил по улицам, не обращая внимания на то, что творится вокруг, и размышлял над тем, как распорядиться этим неожиданным открытием. Можно, конечно, расспросить отца Спейда (но сначала убедиться, что отпечаток пальца действительно его) о том, когда и при каких обстоятельствах он дотрагивался до двери. Однако чтобы сделать это, надо было поделиться со священником информацией, о которой Даули предпочел бы умолчать. Он вспомнил бурную реакцию отца Спейда и его крики: «Это я ответственен!» Можно ли расценивать это как признание? Признание, которое вдруг резко оборвалось и перешло в возбужденную и невнятную болтовню о Божьей каре и прочем. Но какие соображения могли скрываться за этим? Зачем отцу Спейду понадобилось убивать Герберта Стеррона, поведения которого он не одобрял, но чьи дела совершенно его не касались, и питал он к ним интерес, лишь обусловленный профессией? Сама эта идея казалась абсурдной. И все же Даули решил, что говорить отцу Спейду о своем открытии пока рано.

Как же тогда поступить? Он мог бы расспросить обитателей поместья, не заметил ли кто из них, как священник прикасался к двери в кабинет в воскресенье утром, но это привело бы к нежелательным рассуждениям и слухам. Аналогичный