Дар тому, кто рожден летать - Ричард Бах

Деревянный самолет не подвержен усталости материала. И у Твин Бичей и у 310-х будут проблемы, им всем суждено оказаться на свалке, и окажутся они там благодаря износу металла. А когда лет через двадцать вам скажут, что починка этого металлического самолета обойдется в добрую сотню тысяч долларов, то оказавшийся рядом с ним Бомбардировщик усмехнется про себя и спросит своего собрата: "А тебе бы не хотелось, чтобы у тебя были лонжероны из дерева? "

- Мы смогли достаточно зарабатывать. Люди говорили: "Ха! Здорово, должно быть, вы зарабатываете кучу денег", - и я отвечал им: "Ну разумеется", - поскольку мне не хотелось вдаваться в подробности и обнародовать тот факт, что на самом деле мы не зарабатывали кучи денег, люди бы нас просто не поняли.

Так оно бывает всегда, когда нарушаешь сложившуюся систему. Каждый, кто устраивал авиарейсы, старался предложить пассажирам современные быстрые самолеты с потрясающими возможностями. Пассажиры вместе со своим! # ., набивались в них битком - вот и весь сервис. Никому и в голову не приходило эксплуатировать на линии старый самолет, никто не думал, что он смог бы протянуть больше недели.

- Постепенно в Ла-Гуардиа нас стали узнавать. Поначалу они то и дело не могли определить, что мы такое - это было постоянно: "Повторите еще раз тип своего самолета". Когда мы на скорости девяносто узлов заходили на посадку, нам удивленно говорили: "Что это Цессна так медленно ползет? Вы же можете лететь быстрее! " - а я отвечал: "Да мочь-то могу, только тогда мне не удастся выпустить шасси". Они никак не могли догадаться, что это старая-престарая Твин Цессна, нет: они думали, что это старая Цессна-310. "Нет, это старая старая-старая Твин Цессна, - говорил я, а они в ответ: "А! Ого! Вы имеете в виду аж ту! "

- Помнишь, Джимми, - вмешалась председатель совета директоров, - как мы однажды приземлялись и диспетчер спросил: "Твин Цессна, что заходит на посадку, у вас металлическая обшивка на крыльях? " А ты ему ответил: "Нет. Крылья из ткани". А парень так удивился: "Вот здорово! А они сияют! "

- Ага. А когда мы разговаривали с диспетчером и он воскликнул: "Ну! У меня дядя на таких летал во время войны", - а потом он сказал: "Ребята: " но в этот момент в наш разговор вклинился пилот лайнера, желающий знать, когда можно ожидать разрешения на взлет, и парню пришлось вернуться к реальности.

Однако деньги. Самая большая кувалда, которой мир разносит вдребезги компании, - это деньги. Под ее ударами вам суждено согнуться; если вы желаете посоревноваться, то нужно иметь хоть чуть-чуть злобного упорства и выносливости, если вы хотите оказаться на самой верхушке, нужно иметь очень много злобного упорства и выносливости. Ист Айленд Эйруэйз не пошла ни по одному их этих путей. В это первое лето авиалиния принесла доход $2148 от продажи билетов. Расходы составили $6529. Итого, получается $4381 убытка.

Это был бы явный знак беды и безнадежности для компании, если, и только если основной ее целью была бы прибыль. Но всему внешнему миру, всем этим деловым реалиям довелось только беспомощно клацнуть зубами. Потому что Ист Айленд Эйруэйз опирается не на принципы, диктуемые ей миром, а на свои собственные принципы.

- Я рассказала об этом Маури, моему юристу, - продолжила миссис Фрайди, - и он сказал мне: "Ты не собираешься - это было бы безумное вложение денег, - я надеюсь, ты не собираешься вкладывать в это деньги с целью получить прибыль? " - а потом добавил: "Смотри. Ты ведь не тратишь свои деньги в ночных клубах, и потом у каждого должно быть хобби, и если это самолет - все в порядке. Ты в своем положении просто можешь потратить деньги в свое удовольствие, и если самолет его тебе доставляет, то вперед, вот тебе мое благословение. Я тебе завидую" - она улыбнулась спокойной, очаровательной улыбкой, от которой любой мир оказался бы на лопатках. - Прибыль, слава богу, никогда не была нашим мотивом, а радость и удовольствие - были. И в этом смысле мы добились успеха. Я и вправду люблю наш Бомбардировщик.

Радость. Когда на первом месте у вас стоит радость, а деньгам отводится второе или третье, то миру будет крайне нелегко вас укротить.

Когда уничтожение-с-помощью-денег не сработало, мир переключился на затруднения в работе. Погода. Обслуживание. Задержки рейсов.

- Я помню, как однажды я опаздывал, - рассказывал Крэмер. - Была гроза, и аэропорт Ла Гуардиа был закрыт. Все авиа-такси отменили свои рейсы в этот вечер. Я был в Рипаблик-Филд на Лонг-Айленде, а Элинор с пассажирами ждала меня в Ла Гуардиа. Я каждый час вызывал Ла Гуардиа, пытаясь уговорить диспетчера, чтобы у нас не возникло часовой задержки при посадке. Все, что у меня было, - это один сухой сырный крекер. Наконец, я таки прорвался и приземлился в Ла Гуардиа, а они там устроили праздник! Один парень сбегал и накупил холодных закусок, уложил их в коробку и притащил в аэропорт. Я вылез их кабины, а он мне: "Эй, а ростбиф хочешь? " - и протягивает мне его. Я за все это время съел только этот один сырный *`%*%`, и я сказал: "Мы сейчас отправляемся. Самолет сейчас улетает". Они стали бегать туда-сюда с багажом, а этот импровизированный праздник продолжался и в полете. Тогда я попросил: "Потише, пожалуйста". Я грозно посмотрел на Элинор, и все утихомирились.

- Время от времени он бросал на меня грозные взгляды, - подхватила миссис Фрайди, - и я знала, которые из них были по делу. Ему приходилось мириться с изрядным шумом и суматохой в этом большом заднем салоне, и он мирился с этим, пока это не мешало вести самолет. Но если какой-нибудь пассажир по неосторожности закуривал сигарету - мы тут же получали предупреждение и тушили ее.

В конце концов жестокий и любопытный мир победил. Когда страховые взносы на воздушные такси удвоились с полутора до трех тысяч долларов, это уже было слишком. Но партнеры совсем не выглядели потерпевшими поражение.

- Не думаю, что этим летом мы будем снова совершать на Бомбардировщике регулярные рейсы, - сказал Крэмер. - Мне нужно будет поискать где-нибудь работу.

Но иногда он будет прилетать в Ла Гуардиа, наполняя воздух аэродрома тарахтением и треском, которые он издает, когда рулит по земле, и которые сходу узнают дежурные по площадке.

- Они не раз говорили мне что-то вроде того: я прилетаю вечером, а они мне: "Ты только погляди! У него огонь вырывается из выхлопных труб! " А этот треск: ММРРрроуЧККрелчкАУМ: тарахтение и все прочее, и они восхищаются: "Парень, это здорово! " Впечатление такое, что все становятся счастливыми от встречи с нашим самолетом.

- Что касается будущего? Я думаю Цессна ничего не потеряет, если мы устроим небольшую рекламу одному из действительно замечательных самолетов, построенных ими. Они тогда смогут сказать: "Вот Бамбуковый Бомбардировщик тридцатилетней давности, он только что облетел весь мир". Так что я хотел бы облететь на нем вокруг света. Потому что этот самолет заслуживает того, чтобы на нем совершили кругосветное путешествие.

Возникает странное чувство, что Крэмер когда-нибудь совершит то, что задумал, хотя авиалиния вряд ли получит на этом хоть цент прибыли, она может даже потерять деньги на этом полете.

Но такова история Ист Айленд Эйруэйз. Теперь вы можете прыгать, если хотите. Я просто подумал, что вам небезынтересно будет узнать то, что открыли двое этих людей - что альтернативой прыжку является смех и решение жить в соответствии со своими собственными ценностями, а не с теми, что навязывает нам мир. Они создали свою собственную реальность вместо того, чтобы страдать в чьей-то. По мнению Ист Айленд Эйруэйз твердая земля была создана не для того, чтобы прыгать и разбиваться об нее, а для того, чтобы над ней летать.

А это тарахтение и треск, что долетает до ваших ушей вечером - это Бамбуковый Бомбардировщик, тридцати лет от роду, выруливающий на взлет, готовый отправиться в очередное приключение. Голубое пламя вырывается из его выхлопных труб, двигатель фыркает и кудахчет, и его не особенно интересует, одобрит мир его действия или нет.

&

Евангелие от Сэма

Десять тысяч лет назад старый гуру наверняка говорил своему ученику: "Знай, Сэм, ни один человек никогда не сможет владеть ничем, кроме собственных мыслей. Ни людей, ни местность, ни вещи не дано нам удержать рядом с собой длительное время. Мы можем совершить вместе с ними небольшую прогулку, но рано или поздно все мы, прихватив с собой лишь истинно наше то, чему мы научились, то, как мы стали мыслить, отправимся порознь, каждый в свое новое превращение".

"О да", - должно быть отвечал ему Сэм, записав все это на коре лотоса.

Что же, в таком случае, через тысячи лет после того, как эта истина была записана, заставило меня опечалиться, когда я оформлял бумаги на продажу биплана, ставшего частью моей жизни? Не было никаких сомнений в том, что сделать это было необходимо. Мой новый дом с трех сторон окружен водой, а с четвертой к нему вплотную подступают деревья и постройки. В аэропорту, где нет диспетчерской, есть слишком твердая взлетно-посадочная полоса, слишком гладкая, чтобы на ней мог приземлиться биплан. Бетонные ленточки упираются прямо в дубовые джунгли, где нет ни одного поля, куда можно было бы сесть, откажи двигатель сразу после взлета. Теперь я был за девятьсот миль от тех мест, где биплан чувствовал себя как дома, и чем дольше он стоял в ангаре, тем хуже выглядел. В ангаре он оказывался во власти воробьев, настойчиво желающих забраться в кабину, и мышей, которые были не прочь поживиться его проводами и растяжками. Если я любил этот самолет и желал ему жизни в небе, то мне ничего другого не оставалось, кроме как продать его кому-нибудь, кто будет часто и умело на нем летать. Почему же мне стало так грустно, когда я ставил свою подпись на бумагах?