Волкодавам виза не нужна - Сергей Самаров

Такой мотор слышен издалека. Хорошо, что Иван Иванович использует это транспортное средство только на территории, подконтрольной батальону. Вне городка квадроцикл представлял бы реальную опасность для жизни. Противник услышит его издалека, и водитель, конечно же, будет расстрелян.

Сергею вообще непонятно было, какую цель ставили себе создатели такой боевой машины. Он слышал, что квадроцикл «Тульчанка» создавался по заказу ВДВ. Скорее всего, не тамошнего спецназа, который тоже предпочитает работать скрытно и малыми силами.

Квадроцикл же можно использовать разве что при проведении массированной атаки при поддержке танков и другой бронетехники, шумящей еще громче. Только вот она дает человеку определенный уровень защиты. У бойца на квадроцикле ничего подобного не было.

Наверное, гораздо больше пользы было бы, если бы создатели «Тульчанки» сняли со своего транспортного средства турель вместе с пулеметом и системой дистанционного управления оружием и поставили все это на крышу какой-нибудь старенькой модели «Жигулей». Пока же рассматривать квадроцикл как боевое средство, наверное, не стоило.

Не исключено, что его можно было бы оценить как способ психологической разгрузки солдат и командиров в перерывах между активными боевыми действиями. Любому приятно погонять на технике такой проходимости. Да еще снабженной мощным пулеметом, создающим ложную иллюзию безопасности. Однако и это тоже можно отнести к уровню военного детства.

Пока же впечатление складывалось такое, что офицеры ВДВ вдруг отчаянно полюбили рыбалку. Исключительно для поездок туда они и заказали производство квадроциклов.

Два старших лейтенанта ждали на холоде и пили горячий чай. В отдельные моменты какой-то шум со стороны можно было принять за отдаленный грохот двигателя. Потом он пропадал, и ожидание возобновлялось. Офицерам казалось, что Ивану Ивановичу давно пора было бы появиться, однако часы показывали, что времени прошло еще мало.

Наконец-то квадроцикл действительно подал голос, слышный издалека. Но казак любил ездить не по возрасту быстро. Скоро он уже влетел в незакрывающиеся заводские ворота, потом буквально на месте развернулся с одновременным торможением и прогазовкой.

Старший лейтенант Лесничий вспомнил, что такой разворот с заносом называется дрифтингом.

При этом маневре Величко мешком вылетел с заднего сиденья, но, к общему удивлению, приземлился удачно, на обе ноги, продемонстрировав при этом хорошую координацию движений и немалую склонность к рискованным акробатическим этюдам. После своего классического сальто-мортале он даже слегка присел и выставил вперед руки, показывая, как настоящему циркачу следует покидать транспортное средство на развороте.

– А если бы чебурахнулся? – неодобрительно спросил командир. – Во-первых, не смог бы сделать доклад о результатах разведки, во‑вторых, не принял бы участие в завтрашней операции, в‑третьих, доставил бы товарищам кучу неприятностей. Копать могилу в мерзлой земле – дело не самое захватывающее, я тебя уверяю.

– Обижаешь, командир, – сказал лейтенант. – Я же не специально вылетел, а чисто по-человечески упал, но вывернулся из такого сложного положения удачно, со свойственным мне природным артистизмом. Только и всего. Эту вину беру на себя без ложной скромности, поскольку грех такой за собой знаю с пеленок.

– Пойдем в помещение. Ты замерз, наверное, на ветру. Чайку глотнешь и расскажешь. Иван Иванович, ты тоже, конечно, продрог на этой технике и не откажешься согреться. Пойдем, Емельяна Герасимовича послушаем. Он любит красивые речи толкать. С артистизмом, свойственным ему с самого детства. Надеюсь, до утра не затянет.

Казак зевнул, прикрывая широкой ладонью не только рот, но и половину бороды, и пошел в помещение первым. Он очень рассчитывал, что чай еще не успел остыть.

Пока прибывшие пили чай, дуя на него через вытянутые трубочкой губы, и согревали руки о металлические кружки, Сергей Ильич с Виктором Юрьевичем прогуливались по просторной комнате, вокруг ящиков с привезенным оборудованием, оружием и боеприпасами. Помещение по большому счету сейчас напоминало склад. Оборудования, оружия и боеприпасов хватило бы на проведение маленькой локальной войны.

Отправляясь в Новороссию, волкодавы не знали, что может сгодиться, а что вообще окажется лишним. При этом ничего не могло считаться балластом, потому что боевая группа ЧВК планировала не единичную акцию, а проведение целой серии операций.

Возвращать неиспользованный груз в Москву никто, конечно, не намеревался. Он передавался ополчению. Но пока речь шла только о квадроцикле. Да и тот перешел под управление начальника разведки батальона весьма условно, без всякой документации.

Чай наконец-то свое дело сделал, согрел приехавших.

– Похолодало сильно, – заметил лейтенант.

– И дорогу подморозило, – проговорил Иван Иванович. – Ехать скользко. На квадроцикле еще нормально, а на машине!..

– Да и на грузовике пока терпимо, – не согласился Величко. – Было, по крайней мере. Особенно без дороги.

– Рассказывай! – приказал Лесничий. – Не в цирке!

– Начало не шибко интересное. Как планировали, так и получилось. Мне Стерх шесть человек выделил. Всех нас переодели. Правда, мундиры дали очень уж грязные, вонючие. Эти нацгвардейцы, по-моему, с прошлого года не мылись, если они тогда существовали. Блохи, конечно, кусали, но вшей вроде бы не было. Только очень уж потом все пропитано. Даже хрустит. Но это лучше, чем запах малодоранта. А его тоже пришлось понюхать. Воняло уже не так сильно, как здесь, но близкий контакт вызывал абстинентный синдром. Как после крутого запоя. Дальше. Как мы договорились, засаду машине устроили на самом жутком, какой только в кино бывает, повороте, где скорость приходится до предела сбрасывать, иначе в ближайший забор обязательно въедешь. Там он металлический, весь измятый. В него постоянно, похоже, машины втыкаются. А дом за забором всего в метре стоит. Тоже под угрозой сноса. Хороший грузовик и забор сомнет, и стену дома уронит, чтобы от дождя под крышу нырнуть. Боюсь, хозяева от этого забора и уехали, а не от войны. Правда, им миной половину дома все-таки разворотило. Но вторая стоит, своего грузовика дожидается. Там даже жить можно. Кто знает этот поворот, тот старается ползком ехать. Так местные говорят. Заранее было решено, что на повороте я дам короткую очередь. Так, чтобы пули между водителем и пассажиром в кабину вошли. Стекло разрисую. Это даже в темноте хорошо заметно. А внутри сиденья для наглядности мы сразу залили сиропом от вишневого варенья. Я вовремя банку у ополченцев увидел и вспомнил, что такой сироп в кино используют. Он сильно на кровь смахивает. Короче говоря, устроились мы на повороте, ждем. Я попросил ополченцев тесно друг к другу не садиться, а то подстрелю ненароком. График движения сам расписал. Конкретно. Все, вплоть до допустимой скорости. Приехали они вовремя. Постарались. Я очередь дал. Удачно. Пробило кабину, кузов, щепки на головы матрасникам полетели. Часовые в кузове тоже по передним углам сидели. Связанные пленники на полу валялись. У большинства глаза уже, кстати, приоткрылись, как мы и планировали. Только слух еще не появился. Выстрелов они не слышали, но действия видели. После моей очереди водитель совсем скорость сбросил и легонечко в дерево въехал. В мятый забор не стал. Перед ним яма водой намыта, из нее потом выбираться было бы трудно. Отстрелялся, значит, я. Ополченцы в кузове тоже начали палить поверх кабины. Они заранее знали, где мы, и только ветви над нашими головами пулями срезали. Потом, когда я угол кузова очередью расщепил, один за другим вывалились на дорогу. Хорошо падали, картинно. Наверное, американское кино любят, потому что в настоящем бою так не падают. Но наши матрасники тоже на своих фильмах воспитаны. Ничего не заметили. Да и смотреть лежа им не сильно удобно было. Связывали их на совесть. Все хорошо прошло, короче. Беда только в том, что один из ополченцев сильно ушибся, когда из кузова вываливался. Кожу на лбу себе до кости рассек. Перестарался, войдя в роль. Грохнулся о землю картинно, эффектно. Хотя можно было бы и без этого обойтись. Матрасники за борт смотреть тогда еще возможности не имели. Зато потом этот парень на спине лежал без движений. Все лицо в настоящей крови было, и рана на лбу открытая. Красивая картина! Он молодец, даже не пошевелился. Терпел.

– Жив хоть остался? – спросил Иващенко.

– Жив, даже трезв. Мы ему потом лоб сразу зашили, – объяснил Иван Иванович Иванов. – Но шрам на всю жизнь знатный останется. Рана широкая. Будет что внукам показать. – В голосе начальника разведки батальона чувствовались нотки зависти.