29 отравленных принцев - Татьяна Степанова

Маленький Кирюшка завороженно слушал, забыв про испуг. Затем потянулся к маске, которую Аврора все еще держала в руках.

— Мама, дай, дай мне!

— Нет, эту гадость я сейчас же выброшу, — Аврора решительно двинулась на кухню. Вслед захныкали оба — и старший, и младший. С кухни прибежала мать Авроры.

— Ну, что тут у вас еще такое?

Дети наперебой кричали: «Хочу, дай, дай мне!» Аврора выпустила маску из рук. Ее тут же подхватил младший, Кирюшка, нацепил на себя, начал прыгать на подушках, лая, блея, кукарекая, пугая бабушку.

В это время снова зазвонил телефон.

— Мама, уйми их, ради бога, сказку какую-нибудь им почитай! — стараясь перекричать детей и телефон, крикнула Аврора.

— Хочу оловянного солдатика! — кричал Кирюшка. У него от восторга получились не все буквы и выходило «ловянного».

— Нет, про Гарри Поттера! — протестовал более просвещенный старший. — Про школу колдунов!

Телефон надрывался. Аврора решила, что это снова из «Столичного сплетника» — госпожа Лягушкина.

— Алло! Это что, опять вы? Я же сказала, чтобы вы не смели мне сюда звонить!

— Это из ГУВД области, начальник отдела убийств майор милиции Колосов, — ответил в трубку несколько озадаченный мужской баритон. — Здравствуйте, Аврора, мы с вами однажды уже разговаривали, но я ничего такого от вас не слышал.

— Извините, я просто ошиблась, обозналась, — Аврора смутилась, — еще раз простите. Я вас, конечно, помню. Что-то случилось?

— Мне необходимо снова побеседовать с вами. Это довольно срочное дело. Вам удобно в десять в понедельник? Только у меня к вам большая просьба. Вы ведь знали адрес Студнева. Ну, где он живет за городом, в поселке Столбы? Так вот, давайте встретимся в Столбах. Я вам сейчас адрес продиктую местного отдела милиции. Вы человек известный в столице, заметный, пресса вами сильно интересуется. Я думаю, не стоит вам больше в ГУВД приезжать.

— Не стоит, — согласилась Аврора. — А что все-таки случилось? Ладно, диктуйте адрес. Я приеду в эти ваши Столбы.

Никита Колосов позвонил певице по мобильному телефону из машины, как только отвез Катю домой. Вообще-то сначала он собирался вызвать на допрос ее мужа — Гусарова. Но того еще надо было достать.

По дороге в Москву из Пироговского Катя то и дело в разговоре возвращалась к Симонову: зачем приехал, как необычно вел себя, почему не подошел к могиле, отчего не хотел прилюдно встречаться с Моховым, Сайко, которых хорошо знал. Она говорила о Симонове не умолкая. А Никита философски размышлял о том, что вот он и выполнил свое желание — побывал в Пироговском, увидел семью священника и ничего, ровно ничего не понял. Потому что увидеть мельком, со стороны, — это еще не означает понять. И вообще, как все странно: похороны Воробьевой он для себя отследил. А вот похороны главного фигуранта Студнева прошли как-то мимо. Все дело, наверное, было в том, что Студнева хоронили в четверг, а все они по горло были заняты убийством Воробьевой, произошедшим в среду.

.Имелась, правда, оперативная видеосъемка, сделанная на кладбище, и Колосов ее бегло просмотрел, с удивлением отметив, что среди пришедших на похороны Студнева не было никого из тех, кто сидел с ним за одним столом в «Аль-Магрибе». Не было даже Авроры…

А Катя все говорила и говорила о Симонове. Колосов начал потихоньку прислушиваться и вдруг ревниво отметил, что чаще всего у нее проскальзывают такое словечки, как «симпатичный», «занятный», «внешне очень даже ничего».

— Ему солдат удачи надо играть в сериалах, — заметила Катя, — он неплохо бы смотрелся в камуфляже с «Калашниковым» на броне танка. Ты не заметил, Никита, что-то в нем от молодого Шварца есть в «Хищнике» — тот же грубоватый шарм… А младший брат Воробьевой — Юрий — тоже ничего. Только совсем еще мальчишка. Ты говоришь, он геодезический кончил?

— Да, — машинально откликнулся Колосов, — институт геодезии и картографии.

— У Сережки Мещерского там приятель когда-то учился. А потом, бедняжка, все летал в Якутию на какие-то исследования.

— Летал? — Никита думал о своем. — Почему летал?

— Ну, в экспедицию. Там есть еще какое-то слово в названии: институт геодезии, картографии и еще чего-то там, я забыла, — легкомысленно болтала Катя. Она очень оживилась, как только они уехали с кладбища. Все-таки день был солнечный, летний. — Вот как раз тот самый факультет, название которого я забыла, приятель Мещерского и кончил;..

— У Сереги везде приятели, — заметил Колосов и… Что-то вдруг промелькнуло в его мозгу, как молния, но… Он не смог понять, что это — образ, мысль, воспоминания. Он почти сразу забыл об этом, а вспомнил гораздо позже, когда уже расстался с Катей у ее дома. В памяти всплыло вдруг полное название института, который закончил брат Воробьевой Юрий: Институт геодезии, аэрофотосъемки и картографии. И именно эта «аэрофотосъемка» и заставила Колосова немедленно звонить в Столбы Лесоповалову. А затем уже, после некоего размышленияи колебаний, он нашел в справочнике сотового телефона домашний номер Авроры. Она сама продиктовала его им в генеральском кабинете главка, когда настоящего разговора с нею так и не вышло.

Глава 19

ИЗБЫТОК ЛЮБВИ

Никита вызвал Аврору в Столбы не случайно. В Столбах было тихо и мирно. Само название поселка говорило, что Столбы, они и есть Столбы — сплошной наив, дрова неотесанные, и поэтому здесь дяде милиционеру можно такое сказать по простоте и правде, о чем в Москве и не заикнешься. В Столбах даже ажиотаж от приезда «ее светлости поп-звезды» легко можно было свести к минимуму: встретиться с этой звездой не в кабинете начальника при всем официозе, а опять же по-простому, по-сельски — в паспортно-визовом отделе, расположенном в одноэтажном закутке на самых задворках за гаражом.

Лесоповалова Колосов о приезде Авроры, естественно, известил, того требовал этикет. Но главе Столбовой милиции, как Лесоповалов ни рвался, познакомиться в этот раз с певицей не пришлось. С утра понедельника Лесоповалов, озадаченный множеством срочных отдельных поручений, был в разъездах. Посещал по совету Колосова РУБОП, УБОП, МУР, ГУУР и еще более серьезные и солидные организации, в том числе и такие, которые имели свои офисы на Лубянке. От этих визитов и консультаций зависело многое. Никита жадно ждал от Лесоповалова информации, которая, как ему в то время казалось, могла повлиять на ход всего дела и пролить хоть какой-то свет на все события. Но сама собой такая информация, естественно, в руки не падала. Приходилось пахать.

Доверив разъезды по Москве и области другу, Колосов, как ему казалось, взял на себя самый ответственный участок работы — беседу с женщиной, свидетельницей по делу. Певицу Аврору Никиту тянуло понаблюдать и послушать и в качестве любовницы убитого Студнева, и в качестве бывшей жены пока еще здравствовавшего, но, увы, пока еще недосягаемого и непроясненного для следствия Дмитрия Гусарова. Вопросов об этих двух фигурантах — здравствующем и мертвеце — у Колосова к Авроре было, пожалуй, поровну: пятьдесят на пятьдесят. Но Студнев в силу своего «положения» все же имел некоторое преимущество.

Никита часто размышлял об этом парне, который в такую чудную летнюю ночь так некстати свалился им с Лесоповаловым чуть ли не на голову. Больше всего Никиту раздражало то, что Студнев и при жизни, и даже после своей смерти варился к некоем густом, непрозрачном бульоне интимных отношений, каких-то страстей, ревности… Эти чувства и страсти не нравились Колосову: вокруг мертвеца витали какие-то сплошные любовные драмы.

Малышка Саша Маслова, временно позабытая предварительным следствием, чуть ли не с ходу призналась в любви к Студневу. Анфиса Берг, судя по Катиным таинственным умолчаниям и одновременно намекам, тоже была к. нему неравнодушна. Наконец, повар «Аль-Магриба» Поляков (если все же это был именно тот самый Иван Григорьевич Сашеньки Масловой) адски ревновал его к своей юной любовнице. И вся эта мутная канитель, всплывшая, словно сор после потопа, весь этот причудливый избыток любви заставлял Колосова нервничать и терять душевное равновесие. Любовь-штука хорошая. Даже очень. В постели там или, например, на палубе теплохода на фоне Воробьевых гор. Но в уголовном преступлении от нее только разброд, шатание, нервы и вред.

И уж если совсем разобраться, никакая это не любовь, а так, сплошной мираж. А миражей в делах об умышленных убийствах Колосов совершенно не выносил. От миражей на его памяти не было никогда никакого прока — ни улик, ни фактов, ни доказательств для суда, только женские слезы, фантазии, переживания и одна или две неудавшиеся попытки самоубийства.

В ожидании певицы он скрепя сердце снова приготовился к тому, что вот-вот на него снова, точно ушат холодной воды, выльется этот самый избыток и переизбыток любви — как-никак, Аврора и Студнев были любовниками.

Однако все случилось совсем по-иному. И беседу с Авророй Колосов, наверное, именно поэтому и запомнил так надолго.