Соль Саракша - Михаил Успенский

Счастье, что в отделении дока Акратеона лежали только я да капрал Паликар.

Кстати о капрале. Появлялся он в палате или это мне только привиделось? Такие типы выпивку даже через стену чуют. Неужели хватило у него наглости?

Вроде как сидит он между нами, дымит своей поганой сигарой, а Князь хлопает его по плечу, высочайше отпускает вину и обещает сделать генералом императорской свиты…

А больше ничего не помню — больной всё-таки…

У изголовья вождя джакчеедов

Проснулся я на следующее утро от хорошей затрещины.

Неужели, думаю, это рыжий доктор-салага так распоясался, что рукоприкладствовать начал над беспомощным пациентом?

Разлепил я возмущённые очи и уста гневные разинул…

Ну, как разинул, так и ззинул обратно.

Штаб-майор Тим-Гар Рашку сидит на развёрнутом спинкой вперёд стуле, ручки свесил…

Повёл я глазами в стороны — так и есть, никто в палате не убирался, тумбочки сдвинуты, огрызки да стаканы на полу валяются… Цветы разбросаны, один горшок расколот, земля на полу, следов на ней полно… Неужели мы тут ещё горскую чучу плясали?

Князь сам ушёл отсюда, или кто-то наше застолье разогнал?

— Здорово, Сыночек, — сказал Рашку. — Не понимаю я вас, молодёжь: вам-то пить зачем? Здоровье звериное, голова ни о чём ещё не болит…

И даже перекосило его при этих словах.

Ага, сображаю: видно, не почудилось мне, а в самом деле уже прошло на плацу построение и откричали погранцы все песни и клятвы… Значит, некуда теперь майору торопиться, и может он меня мурыжить до вечерней поверки, когда снова придётся ему заряжаться снадобьями доктора Моорса…

— А где следователь? — ляпнул я ни с того, ни с сего. — То есть, здравия желаю, господин штаб-майор…

— Ах, тебе следователя надо? — сказал Рашку. — Я, конечно, могу это устроить. Придут двое. Принесут обычный полевой телефон и пластиковый мешок. И очень быстро узнают всё, что им нужно. Хоть это и не будет соответствовать действительности. Я же до войны сам полицейским был, да ещё в промзоне столицы, так что… Но никакого следователя не будет. Руководство — заметь, самое высшее! — решило назначить тебя героем. С присвоением медали «Верный сын» третьей степени. Отечество нуждается в героях, а разболтанная молодёжь — в живых примерах…

— Каким таким героем, господин штаб-майор? — охренел я. — Я же никому и навешать-то не успел… Вы что — газетке поганой поверили?

— Не тот у нас герой, кто по факту совершил подвиг, — сказал дозер. — А тот у нас герой, кого мы хотим видеть на этом месте!

— Кто — мы? — сказал я в полном одурении.

— Народ! — сказал господин Рашку и поднял палец. — Народ хочет видеть на месте героя несовершеннолетнего молодого парня рабочего происхождения, здорового физически и морально, не связанного ещё узами брака (это важно для девушек), готового встать рядом с отцом в шахте на трудовую вахту, не заражённого гнилыми либеральными идеями… В общем, лучше тебя не найти, Чак Яррик, маленький смельчак. Весь ты соответствуешь заявке Департамента пропаганды…

Выдуло из меня начисто лютый вчерашний хмель.

— Гай Тюнрике этим «отчичам» навалял, — сказал я, — Гая и награждайте. Он меня из джакча вытащил, а не наоборот… Да! Я ведь ещё и заражённый! У меня мысли знаете какие гнилые!

— Да уж знаю… — сказал дозер. — Но Гай Тюнрике — совершеннолетний и женатый, и уже поэтому отпадает. Да и женился он весьма неудачно. Отец Лерты Чемби… как бы это сказать…

— Выродок, — я посмотрел ему в глаза. — И политический заключённый.

Дозер опустил веки и помолчал.

— Так это называется, — сказал он наконец. — Поступить в училище Гаю, вероятно, позволят, но никакой карьеры парню не видать. Так и будет твой Грузовик тянуть лямку в провинциальном гарнизоне вроде этого… Или даже именно здесь, когда эти недоумки создадут, наконец, в Горном крае особый военный округ…

— Притащим Пандею за шиворот назад в имперскую семью? — снова догадался я.

— Именно. Пока Пандея нас самих в джакч не затащила, — сказал дозер. — Помнишь ведь плакат в классе политической подготовки: ползёт контрабандист, за контрабандистом диверсант, за диверсантом — оккупант. Как бы этот дурацкий плакатик у нас вживую не сыграл…

— О! — вспомнил я. — Тогда почему капрал Паликар по госпиталю свободно расхаживает?

— Не понимаю я вас, молодёжь, — снова сказал дозер. — То для вас Паликар негодяй и убийца, то — друг и собутыльник…

Массаракш! Это было на самом деле!

— Почему собутыль… — пискнул я, но штаб-майор уже поднёс к моему носу коротенький окурок сигары. Потушена сигара была об газету, постеленную на тумбочке…

Крыть было нечем.

— Надеюсь, вы с сыном полковника Лобату не слишком распускали языки? — сказал дозер, и глаза у него на миг сделались белыми.

— Да о чём нам распускать, — промямлил я. — Что мы там знаем? К тому же он и сам — секира и броня…

Джакч! А вдруг то, что говорил Князь в моём бреду — правда?

— Люк Паликар, — сказал штаб-майор, — очень опасный человек. Более опасный, чем ты думаешь… И уж точно — не в том смысле.

— Шпион, что ли? Так чего он у вас на воле разгуливает? — сказал я. — И всё ещё больной?

— Поумерил бы ты свою догадливость, Чаки… Оттого и разгуливает, что всегда на глазах должен быть, — сказал дозер. — А в башне ПБЗ у меня глаз нет… Пока нет.

И надолго задумался.

— Господин штаб-майор, — не выдержал я наконец. — А мне-то что теперь делать? Сколько ещё лежать?

— Недолго уже, — сказал дозер. — На праздничной демонстрации в День Отцов пойдёшь во главе колонны «отчичей»…

Джакч! Только этого мне не хватало!

— А разве эти… этих… — у меня и слов не хватало.

— Молодёжная патриотическая организация «Отчичи», — наставительно сказал господин Рашку, — после печально известного инцидента произвела решительную чистку в своих рядах. Молодые патриоты единодушно решили, что их предводителем должен стать верный сын Отечества третьей степени Чак Яррик…

Да-а… Это он меня крепко приложил… Чак Яррик — вождь джакчеедов… После такого Маленькому Герою лучше вовсе не появляться в гимназии… Да и дома тоже, хотя Мойстарик ничего и не скажет… А в шахту-то и вовсе не сунешься…

— Нет, — сказал я и встал с кровати. — Как хотите, господин штаб-майор, только срамить я себя не позволю. Вот сейчас выпрыгну в окно, поломаю неокрепшие ещё кости, а в «отчичи» не пойду. Или возьму вставлю ногу вот сюда, между стеной и трубой — и опять же поломаю. Я парень терпеливый, убедился уже… На костылях меня в строй не поставите!

— На костылях… — сказал дозер. — Отличная идея! Молодые патриоты несут героя на руках…

— Труп мой они понесут, — сказал я. — И никак иначе. Господин штаб-майор, вы у нас всех знаете и меня знаете. Я этим джаканным «отчичам» не кланялся, когда они меня убивали, и сейчас кланяться не буду. Я в последние недели уже дважды под смертью побывал. Только это хуже смерти…

И посмотрел на меня дозер с такой тоской, что мне его даже стало жалко…

— Не знаешь ты, сынок — сказал он, — что именно бывает хуже смерти. Ничего, скоро узнаешь… Или, если повезёт — не узнаешь… Хотя везение тут понятие весьма относительное… Ладно! С «отчичами» проехали. Но на демонстрации ты пройти должен! Хотя бы на костылях! Приедут всякие шишки из столицы, будут интересоваться… А потом ты сам в столицу поедешь — медаль третьей степени получать!

Ничего себе! Да я ведь дальше Зелёной Селитьбы в жизни не бывал! Вот это да! Ради этого я могу всю ихнюю джаканную демонстрацию хоть на руках пройти!

Хотя нет… Пока не смогу… Я и на ногах-то…

— Согласен, — говорю. — Но только на костылях. Так будет круче.

— Ну и молодец, — сказал дозер.

— Господин штаб-майор, — сказал я. — А медаль «Верный сын» первой степени в природе существует?

— Конечно, — сказал дозер. — Но к этой медали прилагаются такие огромные льготы и привилегии, что награждают ею только посмертно… Ладно, ты всё понял. От капрала держись подальше — просто на всякий случай. Так надо. А пока отдыхай!

— Господин штаб-майор! — вспомнил я. — Объясните толком, в чём же мой подвиг-то заключается?

Господин Рашку развернулся в двери.

— Всех нормальных людей, — сказал он, — от вранья тошнит. А тебе ещё и подробности подавай!

Наследство столпа Империи

Нет, Чак Яррик — самый несчастный человек в Верхнем Бештоуне. Из колодца выберется — в омут угодит. Хотя съездить в столицу тоже неплохо. В качестве Маленького Героя.

К счастью, следующим посетителем оказался Мойстарик. Он уже перестал опасаться за жизнь сыночка: пришёл весёлый, довольный и даже хлопнувший по дороге пару кружек.

— Пошли домой, — сказал он с порога. — Забираю я тебя отсюда.