Дом на горе - Константин Сергиенко

— Ну перестань, Маша. Мы же не на концерте. Ну ошибемся разок, другой. Не прогонит же нас маэстро?

— Ладно, ладно, — сказал виолончелист. — Давайте.

— Итак, andante? — сказал Атаров.

Раскрыли ноты. Тишину летнего вечера нарушили диссонансные звуки настраиваемых инструментов. Мы с Романом уселись на траве. Юля устроилась в кресле. Лидия Васильевна стояла, прислонившись к сосне. Николай Гаврилович, киношники и Паша расставили складные стульчики. Солнце уже касалось зубцов дальнего леса. Оно было мягким, туманно розовым. В воздухе стояло томное марево. Но вот они подняли смычки, замерли на мгновение, и музыка полилась. Она была под стать угасающему дню. Медлительно плавная и печальная. В ней тоже все угасало. Музыка расставания. Я поднял глаза в небо и увидел плавно кружащую птицу. Она словно слышала музыку, ее полет вторил движению мелодии. Расправив крылья, она то ниспадала, то поднималась вверх. Одинокая птица в светлом вечернем небе. «Мама, — прошептал я, — мама…» Музыка все изменила кругом. Каждый предмет, каждое дерево наполнились новой жизнью. Даже деревянный истукан Купала принял мечтательный вид. Но я старался смотреть в небо. И боялся, что на глазах выступят слезы. Я сжимался, делал глубокие вдохи. Борьба с собой мешала мне слушать, А птица все парила и парила. Скорбно. Одиноко.

Внезапно раздался стук брошенного смычка. Музыка оборвалась. Я увидел, как с горящим лицом быстрым шагом Маша уходит в дом.

— Ну, ну, — сказал виолончелист. — Бывает. А вообще девочка неплоха. Ей надо учиться.

— Позвольте вас поблагодарить, маэстро — сказал Атаров.

Роман вдруг бурно захлопал в ладоши.

— Браво! — крикнул он. — Оленева, бис!

— Можно какое-нибудь трио, — сказал виолончелист. — Весь вечер впереди. А вообще хочется есть.

— Прошу на охотничий ужин! — сказал Николай Гаврилович. Явились соседи. Вострый Глаз, Фарафоныч и художник Витя. С ними пришла невзрачная молчаливая девица в длинном до пят кимоно. Гарниром к бараньей ноге были неторопливые разговоры. Музыка на природе звучит удивительно органично. А также в старых соборах. Вы были в Риге? Самым объемным считается звук Реймского собора. Нет, я только читал. Но только струнные. Что касается рояля, то лучше средней величины залы. Император Иосиф? Глупости. Он был весьма образован в музыкальном отношении, читал партитуру. Эта фраза анекдотическая, вряд ли он мог ее сказать. Конечно, Моцарт. Его гений сравним с гением Пушкина, но более доступный. Музыку не надо переводить. Нет, я не нападаю на литературу. Спасибо, с I удовольствием. Давайте лучше поговорим о кино. Хорошо, о погоде. Да при чем здесь приметы? Я изучил весь народный календарь, и ни разу он мне не помог. У меня как раз нет машины. Очень, очень интересно. Все равно зимой вам придется жить в доме. Честно говоря, я к этому не стремлюсь. Туда нужно ездить глубокой осенью. Тепло, пляжи пустынны, чистая вода. Благодарю вас. Кто-то сказал, что природа может заменить любимую женщину. Женщина — это тоже природа. Давайте не будем. Тут не разберешься. Я лично предпочитаю держаться от них подальше. Ага! Хорошо, хорошо, я вам верю. Лучше спросить у них. Поэтому и семья развалилась. До матриархата? Надеюсь, не доживу. Опять про «черные дыры»? В созвездии Лебедя. Нобелевскую не дадут, хотя я не против. Машенька, вы куда? Чудесное мясо. А по какому рецепту? В наше время ничего таинственного не бывает. Вы правы, толком не поймешь. Нет, никакое не малиновое, клюква и голубика. В прошлом году я ездил, ничего интересного. Какие лебеди? Думаю, не успеете. Кто вам сказал? Нет, я этого не говорила. Да бросьте, Паша, вы очень обидчивый. Из серебра. Купила по случаю. Вы уже говорили. Роман, перестань! Сущий анфан террибль. А вы всегда молчите? Молчащая женщина привлекательна. Нет, я и другом смысле. Да просто видел однажды. Ну, вот он пошел и говорит… Какого июля? Конечно, седьмого. Ну и понятно. А у нее день рождения. Нет, не знала. Была им юге. А потом спрашивает: «У вас есть изменения в личной жизни?». И до сих пор никаких. Говорят, одна. Стоял под окном. Нет, бросает трубку. Просто-напросто убежала. Удивительное создание! А он тоже хорош. Да перестаньте вы в навозе копаться. Главное вовсе не в этом. Ну, предложил. Да какой там роман! Бульварная литература. Больше всего мне понравилось про потемкинские деревни. Читайте, читайте. А вот и Маша. Хотел посвятить ей книгу. Даже стихи писал. Что делать, любовь. Это в посвящении к «Полтаве»: «Мне нравится нежное имя Мария». Я же вам сказала. Наконец, первое слово! Лидочка, у нас есть еще соус? Это удивительный музыкант. Не хочет перебираться в Москву. Да, да, не будем забывать. Друзья, друзья! Сегодня ночь летнего солнцестояния! Купальная ночь. Забирайте, все забирайте. По-моему, вода теплая. Забирайте, все забирайте!..

Прыгали через костер. Скорей костерок. Даже тучный Николай Гаврилович разбежался и неловко перевалил через чадящее пламя.

— Уфф! А ведь в молодости был разряд!

— Разве это костер? — возмущался Роман. — Давайте раздуем до неба!

— Тогда ты сгоришь, — сказала Лидия Васильевна.

— Я птица-феникс!

Художник Витя и Фарафоныч плели венки. Среди цветов вставляли маленькие свечки. И вот один круг слабо мерцая, поплыл по реке.

— Красиво, — сказала Юля.

Но маленький водоворот захлестнул венок, и он погрузился в воду.

— Надо бы что-то петь, да не знаю что, — сказал Николай Гаврилович.

Лидия Васильевна устало зевнула, прикрывшись ладонью. Атаров с Машей сидели у берега. Тихо о чем-то говорили. Юля, сложив руки, стояла над гаснущим костром. Доцент Паша силился что-то сказать, но Юля не слушала. Она зачарованно глядела на малиновое мерцание. То кукарекая, то блея по-козлиному, носился Роман.

— Слушай, что за тоска? — сказал он. — Ты спать хочешь?

— Да нет.

— Будешь моим секундантом?

— Что ты задумал?

— Я же сказал. Иди и вызови его на дуэль.

— Сам вызывай.

— Положено секунданту. Ну иди, что тебе стоит? Оживим хоть как-то. Хотя бы в шутку.

Ладно, подумал я. Может быть, это кстати. Карнавал есть карнавал.

Я подошел к сидящим на берегу, Покашлял. Маша обернулась.

— А, Митя. Ты хотел искупаться.

— Тут на дуэль вызывают, — сказал я, стараясь придать голосу басовитость.

— Кого? — Маша посмотрела недоуменно. Атаров обернулся ко мне с улыбкой.

— Вас, — сказал я.

— Меня? — удивился он. — Кто вызывает и по какому поводу?

— Ромео Корнеев. По-моему, вы чем-то пришлись ему не по вкусу.

— Но чем? — Атаров продолжал улыбаться.

— Кроме того, у него есть манера вызывать без всяких причин. Пушкин сделал двадцать семь вызовов.

— А вы секундант?

— В некотором роде. — Я покашлял. Роман важно прохаживался в отдалении. Атаров бросил взгляд на него.

— Понимаю. Это из-за дамы?

Я кивнул.

— Какие глупости, — сказала Маша. Лицо ее посерьезнело.

— Так он в шутку меня вызывает или всерьез? — спросил Атаров.

Этот вопрос поставил меня в тупик. Поразмыслив, я ответил:

— В шутку.

— Передайте рыцарю, что его шутка нам очень поправилась. Правда, Маша?

— Мне не очень, — сказала Маша.

— Шутка есть шутка, — произнес я с напором.

Не приближаясь к нам, Роман пропел фальшивым голосом:

Как ныне собрался один вайделотзапудрить мозги благодарной вакханке!

— Боже мой, — сказала Маша. Она встала и пошла прочь.

— Ну-ну, — произнес Атаров. — Вообще-то это по правилам.

Я уныло побрел к костру. Здесь разгоралась вторая стычка.

— Да ничего мне от вас не нужно, Павел Петрович! — раздраженно говорила Юля.

— Так уж и ничего, — обиженно сказал доцент.

— Ничего!

— Ну не вам, так им.

— С ними и обсуждайте. А я сама. Как-нибудь сама.

— Ну и глупо.

— Может быть.

— Какой у вас трудный характер, Юлия Николаевна.

— Митя, Митя! — позвала она. — А где остальные?

— Наверное, в лесу.

— Пойдем поищем. — Она взяла меня под руку быстро увела от костра. — Боже, как он мне надоел Ты когда-нибудь видел более занудных?

— Нет, — сказал я.

— И ходит и ходит. Ему почти тридцать лет! Что он себе думает? Связался папа на свою голову. Где Маша?

— Не знаю.

— Ладно, Митя, ты веселись, а у меня что-то голов разболелась. Пойду домой.

Она была непривычно серьезна и грустна.

Внезапно я увидел окно. То самое, с крестообразной рамой. Оно парило над белесым туманом в дальних деревьях. Я невольно пошел туда. Желтоватый свет цедился на пласт тумана расплывчатым коридором. Призрачная ночь сделала неверными все очертания. Сонно крикнула птица. На бледном небе проступала слабая россыпь звезд, и мутный ущербный круг луны цепенел и дымчатом ореоле.

Нога провалилась по щиколотку, передо мной простиралось топкое место. Отделенное от плоти постройки, окно загадочно висело в тумане. Я двинулся вдоль топи, стараясь найти сухой переход. Довольно скоро я наткнулся на смутно белеющую дорожку, она уводила и туман. Внезапно почва под моими ногами дрогнула. Так бывает, когда утоптанная земля отзывается на встречный шаг. В тумане обозначилась странная фигура. Колеблясь, она приближалась ко мне. Это был человек с собакой. Еще через мгновение я понял, что навстречу идет Маша с Бернаром. Они двигались молча, бесшумно, как ночные видения.