Слуги паука 2. Пленники паука - Морис Делез

Именно так подумали и хозяева, когда за ними пришли с известием о странном посетителе. Они решили, что теперь, после неудачной ночной попытки, все, наконец, выяснится.

Тефилус, шедший впереди, остановился в паре локтей от ворот.

— Кто ты такой и зачем пришел? — спросил он надменно.

— Ты обещал мне десять тысяч монет за голову варвара,— прошипел незнакомец,— я пришел за деньгами.

Он поднял мешок со зловещим содержимым.

Тефилус побледнел как смерть. Он боялся признаться в заключенной сделке, боялся посмотреть на жену и дочь, не говоря уже о Сиотвии, но еще больше он боялся нарушить условия договора. Человек, справившийся с Конаном, достал бы его и на краю света — на этот счет он не строил иллюзий.

— Я жду!

Стараясь ни на кого не глядеть, Тефилус повернулся и пошел к дому.

Мелия упала на грудь матери. Тело ее сотрясали рыдания, и Аниэла, поняв, что дочери не годится оставаться здесь, повела ее в дом.

— Пойдем, милая.

Она что-то ворковала дочери на ухо, прекрасно понимая, что никакие утешения не помогут. И еще она поняла: только что муж ее лишился дочери, независимо от того, удастся спасти ее от хищных лап жрецов или нет.

Наконец появился и Тефилус. Он проклинал свою сделку, но все же шел, тяжело согнувшись под тяжестью десяти объемистых кожаных мешочков, увязанных попарно и перекинутых через плечи. Вернувшись на прежнее место, он сбросил свою ношу под ноги незнакомцу.

— В каждом из них тысяча монет. Можешь не пересчитывать.

Незнакомец молча кивнул и вытряхнул содержимое мешка в пыль. Некоторое время все молчали, потом Сиотвия вдруг зашлась веселым молодым смехом.

— Но ведь это не Конан!

Выдохнул Тефилус, еще не сообразив, что произошло.

Капюшон слетел с головы незнакомца, и непокорная грива черных как смоль волос пала на плечи. Синие, как далекое северное небо, глаза киммерийца, встретившись с глазами Королевского Дознавателя, яростно полыхнули ледяным пламенем.

— Ты оцениваешь мою работу дешевле?!

Тефилус не сказал ни слова. Он стоял и смотрел в лицо этого непонятного для него молодого человека — пьяницы и вора, как он называл его про себя,— и со всей ясностью понял, что этот варвар выше и чище его самого, считавшего себя образцом, до которого далеко всем остальным.

Он молча повернулся и пошел в дом. Уже второй раз всего за один день он получил удар, от которого впору сломаться и более сильному человеку.

— Ну и что ты скажешь о нем? — Рамсис с интересом смотрел на Харага.— Хорош?

— Жаль, что придется его убить.— Жрец Затха брезгливо поморщился, всем своим видом показывая, что не считает проблему неразрешимой.— Как только настанет время, он сполна получит свое.

— Не так-то это просто,— возразил стигиец.— Ты знаешь, что я пробовал действовать по своему усмотрению и потерпел полный провал. Ты действовал по-своему, но с тем же результатом.

— А! — отмахнулся его собеседник.— Просто твой воин, которому ты столь искусно изменил внешность, допустил промашку, а мои люди были застигнуты врасплох и не успели собраться.

— Ты прав,— неожиданно согласился Рамсис,— но ведь в жизни так и бывает. Допустил промашку и получил нож в спину, не успел собраться и расстался с головой. Как все просто, не правда ли, мой друг?

— Уж не хочешь ли ты сравнить нас с нашими нерадивыми слугами?!

— О! — Рамсис рассмеялся и примирительно поднял руки.— Я ничего не хочу сказать, но, раз уж ты коснулся этой темы, ответь: что стало бы с тобой сегодня утром, не убеди я тебя остаться наверху. Со мной.

Хараг побледнел, вспомнив обмякшую фигуру своего помощника с неестественно развернутой к спине головой и, мгновением позже, два фонтана крови, бьющих из обезглавленных варваром тел.

Он промолчал, впервые не найдясь, что ответить на простой вопрос, и не потому, что не знал ответа, он был слишком очевиден, а потому что понял: стигиец прав, если не сказать больше.

Он невольно потер шею и посмотрел в глаза своему сообщнику.

— Жаль, что придется его убить. Он мог бы быть весьма полезен.

— Это верно, — согласился его собеседник, — но, к сожалению, трудновыполнимо. Я знаю таких людей. Конан не станет никому служить, и сломать его невозможно, а убить не так-то просто.

— Тем более он достоин смерти.— Хараг упрямо поджал губы.

— Правильно,— не стал спорить стигиец,— и на твоем месте я подумал бы об этом всерьез.

— Что ты имеешь в виду? — встревожился Хараг, хотя и не понял сразу, к чему клонит стигийский змей.

— Тебе нужна Мелия? Прекрасно! Но помни об угрозе Конана. Не знаю, как насчет того, чтобы разорить Йезуд, но до тебя он попытается добраться — это точно!

Сказав это, Рамсис тихонько, почти беззвучно рассмеялся, и было в его смехе что-то змеиное, отчего мороз пробежал по коже Харага. Он посмотрел в черные, ничего не выражающие глаза стигийца и понял, что тот прав. Как бы ни обернулось это дело, а к нему, Харагу, оно поворачивается своей нелицеприятной стороной, и ничего здесь не поделать.

— Я советую тебе перебраться ко мне, — сказал стигиец уже серьезно,— хотя бы на время.

— Я сумею позаботиться о себе — Он упрямо поджал губы.— Служителю Затха не пристало прятаться от врагов!

Как бы там ни было, а Xapaг не собирался терять лица.

— Не сомневаюсь, что ты сможешь расправиться с варваром,— Рамсис оставался серьезен,— но это не должно отвлекать нас. У нас другая цель, и она — не варвар! Не забывай об этом!

Конан пребывал в мрачном расположении духа.

Он даже не пожелал принять участия в дружеской попойке, которую, с благословения Тефилуса, как видно чувствовавшего за собой вину, в его честь устроили воины Бруна. Сурию послали на рынок, и теперь в доме рекой лилось сладкое и хмельное пальмовое вино.

Конан не любил пальмового вина. К тому же он находился в мрачном расположении духа, а потому послал к Нергалу явившихся за ним гуляк, впрочем, подкинув им десяток Тефилусовых золотых на выпивку, и теперь пир в доме шел горой, и настроение вокруг царило праздничное.

У всех, кроме молодого северянина. А ведь день начался совсем неплохо, и ничто с утра не предвещало неприятностей. К утру он выпытал у ночного гостя все, что ему нужно было знать, после чего наведался в храм и предостерег паукопоклонников.

Конечно, надежд на то, что проклятые жрецы просто так откажутся от своих гнусных планов, киммериец не питал. Быть может, даже не стоило этого делать, но он предпочитал вести открытую игру, а одна свернутая набок голова и две отсеченные, на его взгляд, должны были ясно показать, что безнаказанно воровать людей в Шадизаре не позволено никому!