Слуги паука 2. Пленники паука - Морис Делез

Захрипев, обладатель черных крыльев звонко щелкнул клювом и скосил на Конана черную бусинку глаза. Внутреннее чутье шепнуло забияке, что в этой драке ему не победить, а богатый опыт подсказал, что превосходящего тебя силой врага нужно превратить в друга, и выгода окажется неоспоримой.

Конан наклонился к нему:

— Еще раз покажешь мне свой нрав, задавлю.

Брун пьяно хмыкнул:

— Что он может понимать? — Сотник пожал плечами.— Для жаркого он, пожалуй, сгодится, а больше…

Конан разжал кулак, и Клинго встряхнулся всем телом, поправляя примятые перья, а затем, ткнул Конана клювом в протянутую ладонь. На этот раз вполне дружелюбно.

Киммериец ехидно глянул на сотника:

— А ты говоришь — тупая тварь.

Он зачерпнул пригоршню головастиков из большой бочки и протянул ее гусю. Тот не заставил себя уговаривать, а когда угощение кончилось, потрепал Конана клювом за большой палец, то ли требуя продолжения, то ли благодаря.

Брун покачал головой и вернулся в дом. Ему хотелось остаться с молодым северянином, поболтать с ним, но он опасался гнева Тефилуса, к тому же именно сегодня его отчего-то клонило в сон сильнее обычного.

Конан посмотрел ему вслед. Удостоверившись, что сотник ушел, он повернулся ко второму загону и тут же встретился взглядом с огромным пестрым козлищем.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, и Конан невольно поразился мощи животного. Приземистый, необычайно широкогрудый, он больше походил на небольшого, обросшего шерстью бычка. Он посмотрел на молодого варвара тяжелым взглядом и коротко пробасил: «Бы!»

Это было нечто среднее между козлиным блеянием и бычьим мычанием. Это был Рогчар.

— Ну что, будем знакомиться?

Он открыл дверцу загона и выпустил животное. Как это ни странно, но Рогчар оказался настроен гораздо миролюбивее Клинго. Даже не попытавшись оспаривать главенство человека, он миролюбиво ткнулся мокрым носом в ладонь Конана, но вдруг замер и начал шумно принюхиваться, понемногу передвигаясь поближе к бочонкам с пуантенским. Однако к желанному запаху потихоньку примешивался аромат тины и лягушатины. Тогда он громко фыркал, изгоняя его из ноздрей, пока не понял, что искомый запах исходит из десятка относительно небольших емкостей, а гадость из одной огромной.

— Клянусь Кромом, я понял тебя, приятель! — Конан усмехнулся.— Похоже, наши вкусы сходятся.

Он вытащил затычку одного из бочонков и принюхался — аромат стал оглушающим. Собратья Рогчара заволновались. Конан усмехнулся, вытянул наружу одну из поилок и плеснул в нее изрядную порцию багряной жидкости.

Рогчар, словно собираясь с силами, возбужденно вдохнул в себя побольше воздуха и припал к пьянящей влаге.

— Ты с ума сошел, варвар!

Быть может, Тефилус и вышел, чтобы дружески поболтать с Конаном, перед которым после сегодняшнего печального происшествия с Лисенком чувствовал вину, но лишь увидел очередную безрассудную выходку киммерийца, как всегдашняя злость вспыхнула в нем. И все-таки он сдержался. Похоже, последние два дня, когда его одергивали чаще, чем за предыдущие двадцать лет, невольно приучили его держать себя в руках.

— Ведь они не люди! Что ты делаешь с несчастными козлами?

— Иди! Занимайся своими!

Конан махнул рукой в сторону дома и припал к кубку, который только что наполнил из того же бочонка — вино оказалось превосходным.

Клинго заволновался в своем загоне — старый приятель явно обошел его. Конан не заметил вовремя тревожных признаков, и, когда наклонился и голова его оказалась в пределах досягаемости, длинная гусиная шея просунулась сквозь щель в стене загона, черный клюв открылся, и в ухо Конана ворвался поток отборной гусиной брани.

Что именно хотел сказать Клинго, варвар разобрать не успел. Ему показалось, что мозг и его выдрали из головы, встряхнули, как хозяйки встряхивают отжатое белье, и сунули обратно. Когда к нему вернулась способность соображать, он увидел наглую гусиную морду и черные бусинки, ехидно глядевшие ему в глаза. Белоперые выродки в загоне одобрительно загоготали, как видно, целиком и полностью одобряя действия своего главаря.

— Кр-ром!

Конан помотал головой и, подождав, когда мысли его придут в порядок, молча поднялся и наполнил гусиную кормушку до краев. Потом вытащил и не подумавшего сопротивляться, словно он прекрасно понимал все действия человека, Клинго и, сунув ему под нос полную до краев кормушку, уселся между двумя главарями, не забыв предварительно оделить сполна каждого из оставшихся в обоих загонах.

Только теперь, когда никто не имел причин для недовольства, он наполнил свой кубок и повернулся к Клинго.

— Еще раз сделаешь так, и на добавку не рассчитывай!

Они прекрасно коротали время, понимая друг друга без слов. Конан дважды вставал, чтобы наполнить опустевшие кормушки и поилки своих новых друзей, прежде чем заметил, что от дома отделилась стройная фигура в пышном платье, но не подал виду.

Несколько мгновений спустя, все еще восхитительная, несмотря на унесшие молодость годы, Аниэла остановилась перед прекрасно ладившей троицей. Она подняла на Конана свои изумительные глаза.

— Я пришла, чтобы пригласить тебя к нам. Пора прекратить глупые стычки между тобой и Тефилусом.

Конан помотал лохматой гривой волос:

— Завтра.

На такой ответ впору было бы обидеться, но Аниэла была умной женщиной.

— Почему не сейчас?

— Я зол и гожусь лишь для драки,— хмуро ответил варвар.

— А если ее не будет?

Конан пожал плечами:

— Можно напиться.

Лицо Аниэлы болезненно дернулось, она поджала губы.

— Ну, так хоть пил бы с людьми!

Конан посмотрел на нее неожиданно трезвым взглядом, хотя произносимые им слова были тяжелыми, словно грозовые тучи над Кезанкийскими горами.

— После общения с твоим мужем, госпожа, мне на людей глядеть тошно.— Он говорил спокойно, с трудом выдавливая из себя каждое слово.— Клянусь Кромом, уж лучше скоты! Эти не предадут и… не продадут.

Аниэла закусила губу.

— Завтра,— сказал Конан, больше из жалости к ней, чем из желания скрасить сказанное,— если смогу.

Она молча повернулась и пошла прочь. Прекрасная и одинокая, исполненная тревоги за дочь и копившейся годами досады на мужа, а теперь невольно обиженная этим человеком, который, она прекрасно понимала это, вовсе не желал ее обидеть.

Конан следил за ее удалявшейся фигурой, пока она не пропала за углом дома. Тогда он встал и в очередной раз наполнил опустевшие кормушки.

Рогчар шагнул было к своей, но потом уклонился в сторону, нюхнул тины из бадейки своего приятеля и громко фыркнул, обдав белогрудого смесью слюны и вина. Такого снести было никак нельзя и, Клинго, нагнувшись, оглушительно дунул в ухо рогача.