Дело №346 - Лариса Капицына

– Если он был такой неприятный человек, зачем вы заняли ему деньги?

– Я только пришел сюда работать. Никого еще не знал.

– Вот так запросто заняли деньги постороннему человеку?

– Повторяю, я только пришел. Хотелось произвести благоприятное впечатление и все такое. У меня были свободные деньги. А мои коллеги, – он иронично усмехнулся, – не соизволили предупредить меня, что я совершаю оплошность и денег больше не увижу.

– Насчет драки…

– Да не было никакой драки! Он был просто отвратительный, жалкий гаденыш, ужасно трусливый. Я замахнулся пару раз, даже не ударил. Было противно мараться…

– Но денег он вам так и не отдал?

– Нет. И честно сказать, я решил забыть про это.

– Почему?

– Ну что я мог сделать? Бить его каждый день? К тому же он прямо сказал мне, что денег не отдаст. И еще понес какую-то чушь про то, что, мол, скоро, я запою по-другому, скоро все перемениться…

– Интересно. – Вадик и Мешков переглянулись.

Но Федотов посмотрел на них с усмешкой.

– Вам правда кажется это интересным? А мне вот – нет. Он часто нес подобную чушь. Но знаете, ничего не менялось, абсолютно ничего.

– Как вы думаете, что он имел в виду?

– Да, господи боже, ничего! Ничего конкретного. Пустые угрозы. – все время он доставал из кармана дорогой телефон, с сожалением поглядывал на темный экран. Очевидно, он ждал звонка и, убеждаясь, что ему никто не звонит, каждый раз вздыхал с грустью. – И потом, не затевать скандала меня попросил Дмитрий Николаевич.

– Уважаете своего шефа?

– Уважаю, – твердо ответил Федотов. – Человек умеет жить. Разве это плохо?

– Наверное, мечтаете пойти по его стопам? Открыть свою клинику?

– С чего вы взяли? – Федотов широко улыбнулся.

– Ну, как же? Плох тот солдат…

– Ну, что вы! Это не про меня. Я для этого не создан, поверьте. Я смотрю на Черных, вижу как он устает и чего стоят эти маленькие радости бизнеса. Я предпочитаю, окончив рабочий день, забыть о работе и отдыхать, а не бегать высунув язык в поисках денег на помещение для второго отеделения. Кредиты, согласования… от одних этих слов я впадаю в тоску.

– Насчет Тучкова…

– Да?

– Вахтерша говорит, что у него была странная посетительница. Какая-то женщина с ребенком, которая его сильно напугала…

– А вы видели что она читает? Я имею в виду вахтершу.

– Нет. И, честно говоря, не понимаю, к чему вы клоните.

– Она коротает рабочее время с Чейзом или со Стивеном Кингом.

– Ну и что?

– Да то, что в таком возрасте увлекаться подобного рода литературой, это, знаете ли, чревато. По-моему, она просто спятила. Ей везде мерещатся убийцы и разные загадочные личности. На вашем месте, я бы не воспринимал всерьез ее слова. Я думаю, что в ту пятницу, он сидел здесь один и все это время пил, не закусывая. Потом пришел домой и под воздействием алкоголя решил сделать это. А записки не оставил, чтобы досадить нам напоследок. Чтобы нас помучили допросами, чтобы мы чувствовали себя виноватыми и постоянно оправдывались… На вопросы я, конечно, отвечу, но оправдываться точно не буду…

Вошел Черных. Он извинился. Сказал, что у него деловая встреча. Не могли бы они перейти в комнату отдыха? Там им будет удобнее.

– Минуточку. – Мешков удержал его за локоть. – Кто открывал клинику в тот день?

– Я открывал. А потом уехал. Я всегда открываю сам.

– Здесь не было посторонних?

– То есть? – Черных с удивлением посмотрел на Мешкова. – Я что-то не совсем понимаю… Я приехал, дождался вахтершу, потом пришла Кристина, и я уехал по своим делам. В клинике никого не было. Да и не могло быть. Здесь не проходной двор.

На лестнице между первым и вторым этажом Мешков остановился, задумчиво постучал бумажкой, которую вручил ему Черных, по гладкой поверхности перил.

– Вот что. Не нравится мне этот… Бурцев Борис Иванович. Черных сказал, что в последнее время сам не свой. Возможно, у них с Тучковым произошел конфликт, который сулил ему большие неприятности. В пятницу Бурцев отдыхал вместе со всеми на даче. Но пробыл недолго. У него было достаточно времени, чтобы вернуться в клинику и разобраться с Тучковым. Или дождаться его возле дома. А сегодня он вообще не вышел на работу. Нужно к нему съездить. Только сначала где-нибудь перекусим. Он живет у черта на рогах, тащиться к нему придется на окраину…

Уже на первом этаже, Вадик из чистого любопытства, бросил взгляд на вахтершу. Провожая их, она поспешно приподнялась со стула и бросила на него маленькую, потрепанную книжицу в мягком переплете.

Джеймс Хедли Чейз. «Положите ее среди лилий».

Она посмотрела на Вадика странным, изучающим взглядом, и этот взгляд окончательно убедил его, что старуха спятила и морочит им голову всякими глупостями.

Глава 8

План предусматривал, что следующей жертвой будет женщина.

В отличии от Тучкова, она ничего не боялась и не думала о смерти. Она думала о любви.

Но все равно это были тяжелые мысли, хотя бы потому, что любовь все усложняла и запутывала.

И еще она думала, что, может быть, никакой любви нет, а есть просто скука или какой-то особенный возраст, который заставляет делать разные глупости и все усложнять. В последнее время она только и делала, что думала, думала… Женщина стояла посреди своей спальни, уставившись на неприбранную постель. Холодная супружеская постель, в которой давно ничего не происходило. Так же холодно и пусто было у нее на душе.

Она подошла к зеркалу, взглянула на свое отражение и осталась не очень довольна: все-таки сорок лет – довольно много для женщины. И наверное, думала она, глупо было рассчитывать, что любовь сделает ее счастливой, потому что теперь она плохо спит по ночам, презирает себя, и из-за этого у нее почти всегда плохое настроение. Какое уж тут счастье?

И еще она думала о человеке, который был очень важен для нее сейчас, не думать о котором она не могла, как ни старалась. Если бы не он, ее бы не мучила совесть и не было бы так тяжело на душе…

Женщина приняла душ, прошла в спальню, открыла шкаф и стала перебирать свой гардероб.

Сегодня ей нужно выглядеть сногсшибательно, моложе своих лет, и так, чтобы никто не заметил, что в ее жизни есть любовь, которая делает ее несчастной. Она должна быть сегодня веселой, приятной в общении, не должна выглядеть озабоченной, подавленной. Поэтому она выбрала самое броское платье, ярко-красное, которое очень шло к ее волосам и отвлекало внимание от темных кругов под глазами и изможденного бессоными ночами лица. Она погладила пальцами нежный шелк и вдруг поняла, что чтобы она не надела, как бы не улыбалась, она не сможет изобразить счастье. Такое не сыграешь. Поэтому ее скоро выведут на чистую воду. Непременно. И нужно будет отвечать на вопросы и рассказывать о любви, которая не принесла ей счастья, мусолить подробности и объяснять, почему она пошла на это. И все поймут, что она не такая уж добродетельная, не такая уж морально устойчивая, как говорит…