Чудовище без красавицы - Дарья Донцова

Не понимая, что бы это могло быть, я отнесла простыню в ванную, встряхнула ее над раковиной и тут же услышала легкое шипение. Я посмотрела в умывальник. На его дне пузырилась белая жидкость, как две капли воды похожая на «молочную кислоту».

Страшное подозрение закралось в мою голову. Я нашла на самом краю раковины несколько крупинок, поднесла к ним палец, а потом лизнула его… Так, сода. А крупные кусочки поразили меня кислым вкусом. Понятно, лимонная кислота. Значит, милейшая Валечка посыпала больную спину Олега не детской присыпкой. Нет, в симпатичной белой коробочке с надписью «Джонсон и Джонсон» лежала смесь питьевой соды и лимонной кислоты. Вот дрянь, то-то она натянула перчатки, не хотела повредить себе руки! Набросала на моего супруга то, что во всех кулинарных книгах именуется «порошком для выпечки», и принялась втирать его в несчастного. Как все крупные мужчины, Куприн легко потеет, а что происходит, когда «коктейль» из соды и кислоты вступает в контакт с жидкостью? Правильно, это знает любая женщина, хоть раз выпекавшая кекс, начинается бурная химическая реакция, для которой характерно шипение и выделение некоей пузырящейся субстанции. Вот только я никак не вспомню, хоть и имела в школе по химии твердую пятерку, что там в результате образуется? Ну да черт с ней, с химией, важно одно, нас обманули. Валечка самая настоящая мошенница.

Утром я спросила у Сени:

– И какой гонорар взяла элитная массажистка?

– Триста долларов, – ответил Семен.

Я хмыкнула и рассказала ему про свое открытие.

– Ну, Козлов, – вскипел приятель, – ну, сволочь, погоди.

– Говорил же, надо диклофенак колоть! – вмешался Филя.

Сеня треснул кулаком по столу:

– Убью дрянь!

Томочка погладила его по плечу:

– Ладно тебе, с каждым случается!

– Но не со мной, – злился Сеня, – меня не обманывают.

– Обманывают всех, – заявила я, – вопрос теперь в том, как поступить с Олегом!

– Врача искать, – отозвался Филя, – нормального невропатолога, диклофенак колоть, согревающие мази, пояс из собачьей шерсти еще хорошо.

– Ясно, – сказала я и пошла в спальню.

Измученный муж крепко спал. Юрка, убежав на работу, пообещал сказать начальству о болезни Олега. Я послушала тихое сопение супруга, взяла телефонную книжку и соединилась с Ритой Громовой.

Риточка – медсестра, работает в больнице и знакома с кучей разных специалистов.

Через десять минут все утряслось.

– Приезжай к полудню в клинику на Костинском валу, – тарахтела Ритка, – найдешь там Леонида Мартынова, скажешь, от Андрея Сергеевича Ревина, он тебе полную консультацию и выдаст.

– Так болит не у меня!

– Поняла уже, – крикнула Ритка, – не дура! Запомнила, к кому идти?

– Но зачем идти? Позвонить нельзя?

– Нет, – рявкнула Громова, – туда нельзя!

Я тяжело вздохнула и пошла собираться. Делать нечего, придется ехать к этому Мартынову, надеюсь, он настоящий специалист.

ГЛАВА 22

Клиника оказалась огромным неряшливым зданием, построенным, очевидно, в начале двадцатого века. В огромных гулких коридорах гулял пронизывающий сквозняк. Внутри больницы было прохладней, чем на улице, и редкие больные, бродящие с безнадежным видом туда-сюда по выщербленной кафельной плитке, были одеты теплее, чем я.

Равнодушные женщины в белых халатах, встреченные на пути, отправляли меня каждый раз в другую сторону.

– Мартынов? Только что в рентгеновском кабинете видела, – бросила одна.

Но за тяжелой железной дверью другая тетка проблеяла:

– Леонид в процедурной.

Однако в помещении, где возле кушетки стоял таз, до краев наполненный окровавленными бинтами и ватой, вертлявая девчонка недовольно гаркнула:

– Он в гипсовой!

Я побрела в указанном направлении, толкнула облупленную дверь с нужной табличкой, обозрела совершенно пустую кубатуру, потом заметила арку, очевидно, ведущую в другую, смежную комнату.

– Вы Мартынов?

– Да.

– Меня прислал Андрей Сергеевич Ревин!

Леонид засмеялся. Вспомнив, как путала фамилию Блюмен-Шнеерзона, я осторожно поинтересовалась:

– Неправильно назвала имя или отчество?

Мартынов вытащил «Золотую Яву».

– Нет, просто вы уже двадцатый человек, который является с этим паролем, но, ей-богу, я никогда не встречался с Ревиным, даже интересно стало, ну кто он такой?

– Значит, не поможете нам…

– Отчего же? Триста рублей за консультацию, добавите еще двести, и на дом приду.

– Прямо сейчас?

– Без проблем, поехали, – ответил Леонид, снимая халат.

Пока доктор осматривал Олега, я села в гостиной и начала терзать телефон. Слава богу, дома была только Томуся, и мне никто не мешал. Первый звонок я сделала Нине Пантелеймоновой на работу.

– Слушаю, – ответила Нинка, – архив древних актов.

– Нинок, скажи, зачем картину засовывают в стеклянный ящик с термометром?

– Какую? – уточнила подруга.

– Ну, «Джоконду», например!

– Во-первых, пуленепробиваемое стекло убережет от идиота, знаешь, что с «Данаей» подонок сделал? Облил кислотой, и привет – несколько лет реставрировали. Потом, я сильно подозреваю, что «Джоконду» хранят в специальном противопожарном боксе. Лувр весь сгорит, а она останется.

– Так стекло расплавится!

– Нет, это специальный состав. И еще, естественно, внутри, как ты выразилась, ящика созданы идеальные условия для полотна: постоянная температура, влажность…

– Дорого стоит оборудовать такой бокс?

– Страшные деньги, – вздохнула Нинка, – между прочим, в нашем архиве имеется парочка раритетов, которым такое хранилище пришлось бы очень кстати, но средств нет.

– Значит, копию картины не станут помещать в такие условия?

– Ну, – завела Нина, – случаются авторские повторения… Впрочем, точно не скажу. Бокс – страшно дорогое удовольствие, для наших музеев практически недоступное!

– Спасибо, Нинуша.

– Пока, – отозвалась Пантелеймонова и отсоединилась. В этом она вся. Звонит подруга, начинает невесть с чего расспрашивать про условия хранения «Джоконды»… Десять человек из десяти удивятся и поинтересуются: «Тебе это зачем?»

Десять спросят, а Нинок никогда, даст исчерпывающую информацию и рванет к своим летописям. Ее ничто, кроме древних текстов, не волнует!

Значит, у Дины Аркиной подлинник! Ее муж ни за что бы не стал хранить таким образом дубликат! Но и у супруга глупенькой Луизы тоже настоящий Леонардо!

Было от чего сойти с ума! Одно полотно-то точно фальшивое, только, похоже, я вытянула пустую фишку. И Конкин, и Аркин искренне уверены, что владеют подлинником… Значит, им не было никакой необходимости похищать Кристю, убивать Лену…

Уж не знаю, каким образом «синдикат великих художников» ухитрился обмануть ушлых бизнесменов, ясно одно: эти мужики ни сном ни духом и не подозревают о том, что случилось.

Я просидела над столом целый час, пока голову не посетила воистину гениальная мысль! Деньги! Значит, безумные миллионы, целых четыре, лежат по-прежнему в квартире несчастной Леночки Федуловой. Она после ареста Павла перезвонила Маше и успокоила ее: заначка осталась в доме, глупые менты ничего не нашли, хотя тайник находится на самом видном месте!

Недолго колеблясь, я побежала в прихожую. Надо еще раз обыскать дом Лены. Уж не знаю, почему похитители решили, что баксы украла я, не ясно и отчего они хотят только полмиллиона, но сейчас я разломаю в квартире все, чтобы найти доллары. И, если их обнаружу, отсчитаю полмиллиона и со спокойной душой отдам негодяям. В конце концов к Лене эти денежки пришли обманным путем, а Кристину могут убить.

– Ты куда? – спросила Тома.

Я осторожно заглянула в спальню. Олег спал, словно накричавшийся младенец.

– На работу.

– Так ведь каникулы, – удивилась она.

– Аня Красавина решила заниматься, – бодро соврала я, натягивая жуткие кроссовки, – вот, придется идти.

– Купила новую обувь? – поинтересовалась Томка. – Знаешь, скажу тебе честно, кожаные нравились мне больше.

– Мне тоже, – пробормотала я, путаясь в чересчур длинных шнурках.

– Так надень их!

– Ботинок нет.

– Куда делись?

– Я их потеряла!

Тамара удивилась:

– Полусапожки? Каким образом?

– Ну, пришла в гости, оставила в прихожей, а кто-то их увел.

– Нельзя узнать, кто? – продолжала недоумевать Тома. Я засунула концы шнурков внутрь кроссовок, выпрямилась и ответила:

– Нет, там была куча народу, человек сорок.

– Да? – недоверчиво протянула подруга.

Я шагнула за порог.

– Вилка!

– Ну?

– Доктор очень спешил, поэтому с тобой не попрощался. Вот, держи, велел купить.

Я сунула бумажку в карман куртки и, чувствуя, что подруга сейчас начнет задавать вопросы, не стала ждать лифта, а побежала вниз по лестнице.

В прошлый раз я проникла в квартиру Лены при помощи молодого человека, ловко вскрывшего дорогущие замки фирмы «Аблоу». Но, уходя, мне пришлось прихватить с собой связку Лениных ключей, болтавшуюся на специальном крючочке у входа, дверь-то у Федуловых сама не захлопывается, ее нужно запирать снаружи! Конечно, ключи следовало отдать матери Лены, Марье Михайловне. Но старушку увезли в больницу с инфарктом, так что связка преспокойненько лежала сейчас на дне моей сумки. Собственно говоря, ключи пока никому не нужны. Лена умерла, Павел в тюрьме, Никита и Марья Михайловна в больницах. Куда положили пожилую художницу, я так и не узнала, а Кит до сих пор находится в реанимации.