Персидский фронт (1909) Незаслуженно забытые победы - Алексей Шишов

Энвер-паша в истории Великой войны порой называется «турецким Наполеоном». Но историки делают это с известной иронией, поскольку ни одному из «великих планов» полководца султана Мехмеда V сбыться не пришлось.

Турецкая армия в 1914–1918 годах так и не прорвалась через Кавказ и северную Персию, не дошла победоносным маршем до Казани (через Терек вдоль по Волге) и Самарканда (через иранскую провинцию Хорасан и соседний с ней Афганистан). Именно это задумывалось в Стамбуле перед войной под «сеныо» советов высокопоставленных германских инструкторов. А те уверенно чертили на секретных оперативных картах стрелы через линии турецко-персидской и персидско-российской границ.

На картах Ирана рисовались реальные зоны влияния турецкой и германской агентуры, расположения созданных ими вооруженных отрядов. Штриховались и территории кочевых племен, вожди которых были готовы за определенную плату и широкие обещания поддержать силой племенных ополчений планы Стамбула и Берлина, касающиеся южных пределов Российской империи.

Речь шла и о «крушении» интересов России в пределах владений ее соседа в лице персидского шаха. Следует заметить, что отношения России и Персии на рубеже двух веков и в начале XX столетия были достаточно дружественными и благожелательными для двух монархий — европейской и восточной. Соседство двух государств носило, как хорошо известно, взаимовыгодный характер во многих отношениях, прежде всего в торговых связях.

Энвер-паша верил в реалии возможности создания исламского «Великого Туранского государства» до последних своих дней, будучи уже не военным министром султана Решада Мехмеда V, а всего лишь именитым басмаческим курбаши в звании мушира, то есть маршала Турции, на земле бывшего российского Туркестана, ставшего советской Средней Азией.

Только к тому времени сторонников реализации «туранской идеи» у Энвер-паши уже совсем не оставалось. Ни в родной Турции, ставшей из султанства республикой, ни тем более на туркестанской земле, где шла Гражданская война, известная в советской истории как «борьба с басмачеством», которая растянулась более чем на десять лет.

В шахской Персии, по религиозным мотивам, приветствовать идею создания исламского «Великого Туранского государства» не могли. Причина крылась в том, что два течения в исламе — суннизм и шиизм — не могли «соединиться» в реализации идеи и планов мушира Энвер-паши. Причем противостояние суннизма и шиизма в странах Востока, порой кровавое, хорошо просматривается и по сей день, примером чему могут быть события в Ираке.

Германия в лице ее Генерального штаба поддерживала панисламистские иллюзии мушира Энвер-паши. Немецкие высокопоставленные военные советники в Стамбуле среди прочего подсказывали военному министру султана мысль о том, что пора превратить соседнюю с Турцией шахскую Персию в новый фронт Великой войны, в данном случае против «неверной» России.

При этом учитывалось то, что в 1914 году, с началом Первой мировой (Великой) войны шахская Персия официально заявила о своем строгом нейтралитете. Здесь следует отметить то, что Петроград и Лондон к такому заявлению отнеслись с должным уважением, понимая его значение для своих воюющих государств.

Как известно, планы вторжения турецкой армии на Кавказ и в Персию разрабатывались турецким командованием при деятельном участии германского Генерального штаба. Все последующие военные действия на территории Персии шли под «надзором немецких военных советников в турецких войсках и германской агентуры на земле Ирана».

Посланцы кайзеровского генералитета — Кольмар фон дер Гольц-паша, Диман фон Сандерс, адмирал Вильгельм Сушон — значились в ближайшем окружении султана и его военного министра Энвер-паши. Первые два из них напрямую занимались «персидскими делами».

Турцию к началу активных действий на персидском направлении подтолкнули успехи держав Центрального блока — Австро-Венгрии и Германии на Балканах. Вступление Болгарии в войну на стороне Берлина и Вены обернулось созданием противниками Антанты единой линии связи с Турцией. Теперь германская военная помощь Стамбулу шла беспрерывно и без излишних препятствий по железной дороге.

Следует заметить, что германская разведка в сотрудничестве с турками трудилась в Персии, как говорится, «не покладая рук». Центрами агитации против России и Англии, чье военное присутствие на персидской территории вызывало одобрение не у всего иранского населения, были избраны столичный Тегеран, древняя столица Персии, город Исфаган и Теббес.

Собственно говоря, планы Берлина и Стамбула на восточной «окраине» русского Кавказского фронта были стратегически масштабны. Речь шла о вовлечении Персии и соседнего с ней Афганистана в войну против держав Антанты. То есть против России с ее мусульманским населением Закавказья и Туркестана. И против Индии (тогда единой с Пакистаном), имевшей протяженную афганскую границу, тоже с немалой долей мусульманского населения.

То есть речь шла, ни много ни мало, как о поднятии мусульманского Востока на «священную войну» против «англо-русских завоевателей». В случае ее объявления в тылу русской Кавказской армии генерала от инфантерии Н.Н. Юденича, раз за разом громившей турок, мог возникнуть новый фронт на территории Персии, российского Закавказья и Туркестана. В Берлине считали такой план не просто заманчивым, а вполне реалистичным.

В Афганистане в то время отмечалось внутреннее «брожение». То есть и в нем, как и в Персии, внутриполитическая ситуация стабильностью не отличалась. Британское правительство (по его данным) имело сведения о подготовке в этой стране военной силы до 12 тысяч человек, которая под командованием сына афганского эмира должна была пойти на иранский город Мешхед, столицу пограничной провинции Хорасан, часть населения которой составляли афганцы.

Англичане считали, что подготовка такого похода на Мешхед афганского войска является следствием «настояний» Стамбула перед эмиром Афганистана с целью «побудить» Персию присоединиться к вооруженной борьбе на защиту ислама. То есть речь шла о провоцировании «священной» войны против Великобритании и России. Но такие «достоверные сведения» британской разведки жизнью не подтвердились. Но в штабе русской Отдельной Кавказской армии с такой информацией от союзников приходилось считаться всерьез.

Все это «тайное» для русского командования на Кавказе секретом не являлось. Не случайно в одном из приказов Отдельному Кавказскому кавалерийскому корпусу так говорилось о действиях Германии и Турции в южном российском приграничье, прежде всего в Персии: