Исток - Айн Рэнд

Питер был потрясен. Он знал, что у него никогда не хватило бы духу совершить нечто подобное.

В этот день Китинг должен был встретиться со скульптором, которому было поручено создание огромной скульптуры «Промышленность», которая должна была украшать Космо-Слотник Билдинг. Ему не нравился Мэллори, но его выбрал сам м-р Слотник, поэтому спорить было невозможно.

Стивену Мэллори было двадцать четыре года. Его черные глава были похожи на отверстия, прожженные еще не совсем потухшим огнем. Этот неулыбчивый человек однажды устроил выставку работ, но заказов у него было мало. Его работы производили странное впечатление: они были слишком неистовы. Однажды Элсворс Тухи написал о нем:

«Человеческие фигуры, созданные м-ром Мэллори, были бы отменно хороши, если можно было бы забыть о том, что мир и человеческие формы созданы Богом. Если бы эта работа была доверена м-ру Мэллори, наверное, он сделал бы её лучше, чем Всемогущий, если можно было бы правильно оценить, что же передают его фигуры в камне».

Когда Китингу прислали модель скульптуры, он впервые понял, что означает слово "героический". Но в уютном холле здания эта скульптура, с его точки зрения, выглядела бы неуместной. Он послал модель м-ру Слотнику, который предложил ему выбрать скульптора по своему усмотрению.

Через несколько дней Элсворс Тухи написал статью о Питере Китинге, в которой он называл его надеждой Америки. Он просил Китинга нанести ему визит. В этот же день Китинг узнал, что была совершена попытка убийства Тухи.

В него стрелял Стивен Мэллори, но промахнулся. Стивен Мэллори отказался дать какие-либо показания. Сначала предположили, что это связано с потерей заказа, в котором Мэллори очень нуждался, так как жил в бедности, но потом было выяснено, что Тухи не имел к заказу никакого отношения. Тухи великодушно просил суд о смягчении наказания для этого юноши. Мэллори дали два года принудительных работ.

Китинг посетил контору Элсворса Тухи. Тот предложил Китингу стать председателем Американского Союза Архитекторов. В конце разговора он спросил его об его отношениях с Кэтрин. Питер сказал, что очень любит её. И это было правдой. Он действительно так чувствовал. Тухи сделал вид, что одобряет этот брак. Он сказал:

— Да, да. Как чудесно! Юная любовь! О, я, конечно, одобряю. По-моему, это очень мило. Вы не могли сделать лучшего выбора, чем Кэтрин. Она как раз тот тип женщин, для которых мир со всеми его проблемами и проспектами не существует, потому что она сама наивность и простота. Ну, конечно, я понимаю. Я реалист. Мужчины всегда стремились сделать из себя дураков. Ну, полно, никогда не надо терять чувства юмора. Однако, мне всегда нравилась история Тристана и Изольды. Это самая лучшая сказка из всех, какие я когда-либо слышал. Кроме, конечно, «Микки Мауса».

Тухи пригласил Питера к себе на чай. Кэтрин тоже присутствовала. Питеру не понравилась её манера сидеть на кончике стула и её угодливость по отношению к дяде.

Зашел разговор о Роурке. Тухи интересовали все подробности его жизни. В том числе и то, слушает ли он, когда говорят другие.

— Слушает, — ответил Китинг. — Но лучше бы он не слушал.

— Почему?

— Это выглядит слишком оскорбительно — человек делает вид, что слушает, а самому в высшей степени наплевать.

Доминика вернулась в Нью-Йорк через три дня после последнего визита в каменоломню. Она больше не могла оставаться в загородном доме. Она чувствовала настоятельную потребность быть в городе.

Теперь она часами бродила по улицам города. Она шла быстро, руки в карманах. Она уговаривала себя, что она не надеется его встретить. И не ищет его.

Она всегда ненавидела улицы города, это бесчисленное количество лиц, обтекающее её со всех сторон, эти задевающие её локти. Сейчас ей казалось, что безымянный рабочий, выполняющий какую-то безымянную работу в этом городе, является частью этой толпы, которую она ненавидела. После этих прогулок она приходила домой, содрогаясь от ненависти. На следующий день она снова шла на улицу.

Ее работа в «Знамени» не казалась ей больше интересной. Она пошла в редакцию. Остановив бурный поток приветствий, которыми встретил её Алва Скаррет, она сказала ему, что хочет уволиться. Он безмерно удивился.

— Но почему? — спросил он.

Это было первое слово из внешнего мира, которое проникло в её сознание после встречи с Роурком. Она не знала, что ответить. Ей хотелось сказать: «Из-за него, потому что он изменил всю мою жизнь». Она понимала, что это звучит бессмысленно даже для неё.

— Я пошутила, Алва, — сказала она. — Хотела посмотреть, что ты ответишь.

Развернув газету, Китинг увидел репродукцию эскиза, под ним было написано: «Энрайт Хаус, выполнен Говардом Роурком.» Но, даже не видя этой подписи, Китинг узнал бы рисунок по манере исполнения. Китинг уже довольно давно знал, что проект поручен Говарду Роурку. В газетах стало появляться его имя. Правда, чаще всего о нем говорили просто как о молодом архитекторе, выбранном Роджером Энрайтом. В газетах говорилось, что строительство дома начнется немедленно.

Доминика работала уже несколько дней, когда дверь открылась, и в её кабинет вошел Элсворс Тухи.

— Здравствуй, Доминика. Рад, что ты наконец-то вернулась. У меня всегда было такое чувство, что однажды ты уйдешь и не вернешься.

— Чувство или надежда, Элсворс?

— Ну, Доминика, ты же знаешь, что неправа по отношению ко мне. Я думаю, мы никогда не станем врагами, — усмехаясь, сказал он. Вдруг на столе он увидел развернутую газету с фотографией Энрайт Хаус. -Собираешься писать об этом? Это здание независимо до оскорбления.

— Ты знаешь, Элсворс, — ответила Доминика, — я думаю, что человек, который это создал, должен покончить жизнь самоубийством. Нельзя позволить, чтобы такое прекрасное здание было воздвигнуто. Если оно будет построено, то женщины будут вешать на лоджиях пеленки, а мужчины плевать на лестницах, Мальчишки будут рисовать на стенках непристойные картинки. Если он отдаст это творение, он станет еще хуже, чем они. Он не должен позволять таким людям как ты, смотреть на это здание, говорить и писать о нем. Делая это, ты будешь смотреть на это здание, говорить и писать о нем. Делая это, ты будешь совершать маленькую подлость, а он — святотатствовать. Человек, который знает столько, чтобы создать это здание, не должен оставаться живым. Но я не собираюсь писать об этом здании. Это было бы повторением преступления архитектора.

— А разве не преступление говорить со мной об этом здании? — спросил Тухи, приятно улыбаясь.

— Конечно, — ответила Доминика.

— Доминика, я очень редко тебя вижу, сказал Тухи. — Давай как-нибудь пообедаем вместе.

— Хорошо. В любое время.

Первое собрание молодых архитекторов, на котором присутствовало 18 человек, в том числе и Китинг, происходило в доме Тухи. Его выступление было в самом разгаре, когда в прихожей раздался звонок, и вошла Доминика. Она сделала знак Элеворсу Тухи, чтобы он продолжал. По выражению его лица Китинг понял, что он не ждал Доминику.

После собрания Тухи подошел к Доминике.

— Доминика, дорогая, — восторженно сказал он, — могу ли я чувствовать себя польщенным? Если бы я знал, что ты интересуешься, я бы прислал тебе пригласительный билет…

— Неужели ты считал, что я не интересуюсь? Это твоя ошибка, Элсворс, не забывай, что я газетчица. И не часто доводится присутствовать при рождении преступления.

— Что ты имеешь в виду, Доминика? — резко спросил Китинг.

— Здравствуй, Питер, — повернулась к нему Доминика.

— Ты, конечно, знаешь Питера, Доминика? — спросил Тухи.

— О, да. Питер был когда-то влюблен в меня.

— Ты ставишь глагол в неправильном времени, Доминика.

— Элсворс, а почему ты не пригласил этого архитектора, который спроектировал Энрайт Хаус, как его имя, Говард Роурк?

— Я не имею удовольствия быть с ним знакомым.

— А ты разве его знаепь? — спросил Китинг.

— Нет, я только видела рисунок в газете.

— И что ты думаешь о нем?

— Я не думаю о нем.

Когда она собралась уходить, Питер вышел вместе с ней.

— Доминика, значит ли твое появление здесь, что ты решила выйти из своего укрытия? Я много раз пытался встретиться с тобой.

— Разве?

— Нужно ли мне говорить, что я счастлив снова видеть тебя?

— Нет. Считай, что ты уже это сказал.

— Ты очень изменилась, Доминика.

Сидя в машине, он спросил:

— Кто он, Доминика?

Она повернулась к нему. Её глаза сузились. Потом на её лице появилась улыбка:

— Простой рабочий с каменоломни.

Она рассчитала правильно. Он громко рассмеялся.

— Ну, конечно, смешно было бы думать, что ты скажешь. Ты знаешь, Доминика, что я тебя люблю. И я не позволю тебе снова исчезнуть. Теперь, когда ты вернулась…