От сентября до сентября - Валентин Гринер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подумав об этом, я спросил:
— Вы не пытались высказать свои соображения через печать?
— В этом году у меня была курсовая работа на близкую тему. Частично я опубликовал ее в областной газете под рубрикой «Рабочий поднимает проблему». Это была, конечно, не очень глубокая вспашка. Чтобы копнуть поглубже, надо переходить на работу в отдел охраны природы, куда-нибудь на биологическую станцию…
— У вас есть специальный отдел охраны природы?
— Да. Создан несколько лет назад. Очень серьезная контора. И руководит ею талантливый инженер — Андрей Тимофеевич Олейник. Советую познакомиться, не пожалеете. Он расскажет вам много интересного. Между прочим, вы знаете, что сейчас в Ашхабаде проходит очередная ассамблея Международного союза охраны природы?
— Слышал информацию по радио.
— А я слежу за всеми материалами, какие дают в печати, — похвастался Семен. — Понимаете, приводятся такие цифры и факты, звучит такая тревога за сохранение среды обитания животных, растений и, следовательно, человека, что тут, пожалуй, призадумаешься… По данным виднейших ученых, целой тысяче видов животных и двадцати пяти тысячам растений угрожает полное исчезновение. Наша планета ощущает кислородный голод, потому что хищническое уничтожение тропических лесов ведется со скоростью двадцати гектаров в минуту; вдвое быстрее идет превращение суши в пустыню. Непомерные аппетиты людей, желание урвать от природы побольше ее запасов уже привели к тому, что ежегодно из недр нашего шарика извлекается сто миллиардов тонн различных минералов. А ведь запасы их не безграничны, как думают некоторые наивные люди.
Но самое обидное и страшное в том, что девяносто процентов этого головокружительного объема идет в отходы. Как это выглядит в жизни, вы увидите собственными глазами, посетив комбинатовские хранилища активного ила, шламо- и шлаконакопители…
Из-за поворота вынырнули два автобуса.
— На станцию идут, а мы уже дома. И свежим воздухом подышали, и поговорили, полагаю, по-хорошему. Я доволен. Спасибо за компанию… Шаги вы, конечно, не считали… Уверяю вас:.шесть тысяч триста семьдесят пять. Проверял много раз…
— Верю на слово.
Мы подошли к развилке и остановились у комбинатовской доски Почета.
— Вам — налево. Мне — направо. Если есть желание— запишите мои координаты. И заходите при случае в гости. Буду рад…
ГИМН БУМАГЕ
Если современный период жизни характеризуют названием железного века, то с таким же правом его можно назвать веком бумаги», — сказал великий Менделеев почти сто лет назад.
Бумага!
До ее появления человечество прошло сложный путь поиска средств письменного общения. Археологические раскопки свидетельствуют о том, что древние летописцы предполагали донести историю своего времени в далекие от них века. Поэтому и сегодня не теряет своей правоты и актуальности мысль поэта: «Молчат гробница, мумии и кости, лишь слову жизнь дана: из древней тьмы, на мировом погосте, звучат лишь письмена…»
Предтечи бумаги — камень, кость, кожа, папирус, пергамент, береста… К двум великим открытиям жителей Древнего Востока — компасу и пороху — предание относит третье, не менее великое — бумагу, изобретенную китайским рабом. Это случилось почти две тысячи лет назад.
Научились делать бумагу и в Европе, в частности итальянцы и французы. Но на это им понадобились сотни лет. Производство имело уже элементы некоторой механизации: для переработки сырья применили энергию падающей воды — своеобразное начало технической революции. Полную революцию по тем временам осуществил француз Николай Луи Робер — изобретатель первой бумагоделательной машины.
В России до XIV века основным писчим материалом была береста, о чем свидетельствуют многочисленные находки берестяных грамот на территории древнего Новгорода.
В то время русские писцы пользовались и бумагой, «заморской», дорогой, превышавшей по цене кожу. На рубеже XV века писец, переписавший евангелие для Кирилло-Белозерекого монастыря, в предъявленном за работу счете указал стоимость материала: «…на кожу преже того дал тожь три рубли…» Из берестяных грамот, расшифрованных учеными, стало ясно, что во времена приведенной записи три рубля были значительной суммой: за рубль можно было купить коня…
В числе организаторов бумажного дела на земле российской был посадский человек, ставший затем дворянином, Афанасий Гончаров — прадед жены Пушкина— один из самых богатых людей России того времени.
Строительство Московского печатного двора способствовало развитию производства отечественной бумаги. Первая фабрика возникла на реке Пахре, неподалеку от столицы. Вторая — прямо в стольной, на Яузе, при царе Алексее Михайловиче, отце Петра Первого.
Если бумагоделы Древнего Востока, да и европейцы тоже, в качестве исходного сырья применяли ростки бамбука, шелковичные коконы, пеньку, хлопок, всевозможное тряпье, то при машинном способе производства все это оказалось малопригодным. Для получения целлюлозы и, следовательно, хорошей бумаги требовался лес. И не любой, а только хвойных пород.
Несмотря на практически неограниченные запасы хвойных лесов, бумагоделательная промышленность царской России находилась в жалком состоянии. Поэтому в первом народнохозяйственном плане Советской власти — плане ГОЭЛРО — бумагу включили в перечень десяти основных видов продукции, крайне необходимых молодой Республике Советов. Годовой выпуск ее предусматривалось довести примерно до 700 тысяч тонн, против 20 тысяч 1920 года. Бумага требовалась рабоче-крестьянской стране как хлеб, как свет, как воздух. Без книг и тетрадей нельзя было вытащить из многовекового невежества миллионы безграмотных людей…
Вспомнив эти цифры, я спросил своего гида:
— Тамара Ивановна, сколько бумаги выпускает ваш комбинат?
— В этом году будет выработано свыше 900 тысяч тонн
целлюлозы, более 220 тысяч тонн бумаги и примерно столько же картона…
Мы ехали по внутризаводской территории к лесобирже, откуда начинает путь древесина, которой суждено стать этими самыми тоннами целлюлозы, бумаги, картона…
Полчаса назад я еще беседовал с главным инженером комбината Павлом Николаевичем Балакшиным, исполнявшим обязанности генерального директора. Александр Александрович Дыбцын находился в отпуске, но, судя по оперативным сводкам, которые регулярно выписываются на щите у центральной диспетчерской, отсутствие «генерала» не убавило высокого ритма и трудового напряжения. А ведь порой отсутствие первого руководителя незамедлительно сказывается на делах коллектива.
Когда я узнал, что генеральный директор уже две недели в отпуске, мне сразу захотелось ознакомиться с производственными сводками. Они оказались обнадеживающими. Тогда я еще не представлял, что один час простоя производства беленой сульфатной целлюлозы трудно наверстать в течение недели, а иногда — месяца. Это объяснит мне позже мой добрый гид Тамара Ивановна Михалева — начальник технического отдела комбината…
А пока, изучив сводки, я вошел в кабинет генерального директора, где за столом сидел Балакшин, по-спортивному подтянутый человек лет сорока. Накануне вечером мы по телефону договорились о встрече. Павел Николаевич проводил утреннее селекторное совещание с руководителями сырьевых цехов. Он кивком головы поздоровался, жестом пригласил присесть.
На пульте мигали лампочки. Балакшин говорил в микрофон:
— Сергей Герасимович, слышал заявление Алексеева? Слишком малые нагрузки на котлы. Надо срочно поднимать. А ты даешь кору повышенной влажности. Принимай меры. Отдохнул — начинай работать. После отпуска я тебе делаю первое замечание. Надеюсь, оно будет последним…
— Я тоже надеюсь, — прозвучал в динамике слегка обиженный голос.
— Вот и хорошо. Борись за дело… ДПЦ-3… Нина Александровна, вы меня слышите?
— Слушаю, Павел Николаевич.
— В субботу я шел по бирже и чуть не сломал ногу. Платили бы больничный за свой счет… Неужели разучились работать?! Лее навален крест-накрест… Отвратительное дело… Не знаю, куда смотрят пожарники. Я бы вас оштрафовал…
— Я бы тоже… — рассмеялась на другом конце провода неизвестная мне Нина Александровна. Чувствовалось, что к главному инженеру она относится с уважением. — «Наведем порядок, Павел Николаевич.
— Причем — срочно! Иначе сам направлю к вам пожарников, честное слово… Отключайтесь… Николай Андреевич, мы на проводе одни. Не хотелось ругать тебя публично, а надо бы, наверно… Работой лесобиржевого хозяйства я возмущен. Даже тот мизер вагонов, которые мы получаем, простаивает по три часа. В субботу и воскресенье не было оперативного руководства. В диспетчерском журнале записано, что твой домашний телефон не отвечал.
