Отдел убийств: год на смертельных улицах - Дэвид Саймон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пеллегрини снова стучит и подходит ближе к двери, прислушиваясь к движению внутри. Сверху доносится сдавленный звук. Детектив медленно выдыхает и барабанит до тех пор, пока в следующем доме в ряду, в окне второго этажа, не показывается девочка.
– Привет, – говорит Пеллегрини, – полиция.
– Ага.
– Не знаешь, это тут живет Кэтрин Томпсон?
– Да, тут.
– Она дома?
– Наверно.
Наконец в ответ на тяжелый грохот наверху загорается свет, внезапно и резко поднимают окно. На улицу над подоконником высовывается крупная женщина средних лет – полностью одетая, замечает детектив, – и буравит взглядом Пеллегрини.
– Кого там черт принес в такой час?
– Миссис Томпсон?
– Да.
– Полиция.
– Поли-иция?
Господи, думает Пеллегрини, а с чего еще белому мужику в тренчкоте быть на Голд-стрит после полуночи? Он достает и показывает значок.
– Можно с вами поговорить?
– Нет, нельзя, – отвечает она нараспев настолько внятно и громко, чтобы слышала толпа через улицу. – Мне вам сказать нечего. Тут люди спят, а вы долбитесь в дверь в такое время.
– Значит, вы спали?
– Я не обязана говорить, что делала.
– Мне нужно поговорить с вами о стрельбе.
– А мне нечего вам сказать.
– Там человек умер…
– Я знаю.
– Мы ведем следствие.
– И?
Том Пеллегрини с трудом подавляет желание затащить эту тетку в автозак и прокатить по всем колдобинам на пути к штабу. Вместо этого он сурово смотрит на нее и говорит свое последнее слово лаконичным тоном, выдающим только усталость.
– Я ведь могу вернуться с повесткой большого жюри[9].
– Ну и возвращайтесь со своей чертовой повесткой. А то ходите в такое время ночи и говорите, что я должна что-то рассказать, когда я вовсе даже не хочу.
Пеллегрини сходит с крыльца и смотрит на синее мерцание мигалок. У тротуара уже встал фургон из морга – «додж» с тонированными стеклами, – но пацаны на каждом углу теперь смотрят через улицу на то, как эта женщина четко дает понять детективу, что ни при каких обстоятельствах не пойдет свидетельницей убийства из-за наркотиков.
– Это же ваш район.
– Вот именно, – говорит она и захлопывает окно.
Пеллегрини чуть качает головой, затем переходит улицу обратно – как раз вовремя, чтобы увидеть, как криминалисты из фургона переворачивают тело. Из кармана куртки достают наручные часы и ключи. Из заднего кармана штанов – удостоверение. Ньюсом, Рудольф Майкл, мужчина, черный, дата рождения 02.05.61, адрес – 2900 по Аллендейл.
Лэндсман стягивает с рук белые резиновые перчатки, бросает в канаву и смотрит на своего детектива.
– Есть что? – спрашивает он.
– Нет, – отвечает Пеллегрини. Лэндсман пожимает плечами.
– Тогда я рад, что этот достался тебе.
На точеном лице Пеллегрини мелькает слабая улыбка – он принимает за утешительный приз веру сержанта в его силы. Том Пеллегрини проработал в убойном меньше двух лет, но его уже повсеместно считают самым трудолюбивым сотрудником в бригаде сержанта Джея Лэндсмана из пятерых человек. А сейчас это немаловажно, ведь они оба знают, что тринадцатое убийство 1988 года в Балтиморе, зарегистрированное под конец полуночной смены на углу Голд и Эттинг, – совершенно дохлый номер: убийство из-за наркотиков, без известных свидетелей, без конкретного мотива и без подозреваемых. Возможно, единственного человека во всем Балтиморе, который мог бы проявить хоть какой-то интерес к распутыванию этого дела, как раз упаковывают в мешок. Позже, утром, брат Руди Ньюсома опознает его с порога «холодильника» напротив прозекторской, но после этого пользы от родственников будет немного. В утренней газете о происшествии не напечатают ни слова. Жизнь района – ну или того подобия района, что еще осталось у Голд и Эттинг, – пойдет своим чередом. Западный Балтимор, родина убийств небольшой тяжести.
Все это, конечно, не говорит о том, что в группе Лэндсмана никто не потормошит убийство Руди Ньюсома. Полицейский департамент живет статистикой, и за раскрытие дела – любого – детектива всегда вызовут за дополнительную плату в суд и погладят по головке. Но Пеллегрини играет в эти игры ради чего-то большего: он все еще что-то себе доказывает, все еще голоден до опыта, свеж и полон сил. Лэндсман видел, как он раскручивает убийства, о которых вроде бы ничего нельзя было узнать. Дело Грина из проджекта[10] Лафайет-Корт. Или стрельба перед «Оделлом» на Норт-авеню, где Пеллегрини бродил по раздолбанной подворотне и копался в мусоре, пока не нашел пулю 38-го калибра, закрывшую дело. Больше всего Лэндсмана поражает, что Том Пеллегрини, ветеран с десятилетним стажем в органах, перешел в убойный из службы безопасности мэрии через пару недель после того, как мэр победил в праймериз демократов и стал верным фаворитом в губернаторы. Проще говоря, это было политическое назначение, спущенное от самого замкомиссара по вопросам правоприменения, – как будто Пеллегрини благословил сам губернатор. В убойном все считали, что новенький выставит себя полным клоуном месяца за три.
– Ну, – говорит Пеллегрини, втискиваясь за руль «шеви кавалер» без опознавательных знаков, – пока что все неплохо.
Лэндсман смеется.
– Раскроем на раз-два, Том.
Пеллегрини бросает на него взгляд, который сержант подчеркнуто игнорирует. «Кавалер» минует квартал за кварталом гетто, едет по Друид-Хилл-авеню до пересечения с бульваром Мартина Лютера Кинга, где Западный район уступает место утреннему запустению в центре города. Не видать даже алкашей на скамьях Говард-стрит – все из-за холода. Пеллегрини замедляется, потом без проблем проезжает все перекрестки, но все-таки натыкается на красный на Лексингтон и Калверт, в паре кварталов от штаба, где из подъезда угловой конторы их незаметно манит одинокая шлюха – явный транс. Лэндсман угорает. Пеллегрини удивляется, как проститутка в этом городе может не знать, что предвещает «шеви кавалер» с пятнадцатисантиметровой антенной на жопе.
– Ты только глянь на этого красавца, – говорит Лэндсман. – Давай тормознем и постебемся.
Машина замедляется и сворачивает на обочину. Лэндсман опускает окно со своей стороны. Лицо шлюхи – жесткое, мужиковатое.
– Сэр?
Шлюха отворачивается в немой ярости.
– Мистер! – кричит Лэндсман.
– Я не мистер, – отвечает шлюха, возвращаясь на свой угол.
– Сэр, у вас не найдется пара минут?
– Иди на хер.
Лэндсман злорадно хохочет. Пеллегрини знает, что однажды сержант ляпнет глупость кому не следует – и полгруппы будет еще неделю писать рапорты.
– По-моему, ты задел его чувства.
– Ну, – говорит Лэндсман, отсмеиваясь, –
