Падшие - Эми Мерфи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Память Сэлы всегда была крепкой. Она запоминала все с фотографической памятью, складывая в своеобразный архив. В большинстве случаев она мало пригождалась: числа, координаты, схемы. Все откладывалось. Сэла не переставала удивляться, что другие не могут запоминать также, как она. Свою способность она научилась использовать на пользу, но этот случай был единственным, когда она стала считать свою способность запоминать, проклятьем.
Небрежно произнесенные акушером семь цифр, отмечающих новорожденного мальчика в архивах Режима, запечатлелись в памяти. И восемнадцать лет спустя эти же семь цифр она увидела в индексе файла Атилио.
Однажды утром молодой человек предстал перед столом, за которым сидела Сэла и с ненавистью смотрела на бумаги, которые предстояло разобрать в соответствии с ее званием.
— Атилио, Брин. Медик третьего класса. Докладываю о прибытии, офицер Тайрон.
— Командир, — поправила Сэла, не отрывая взгляда от кипы бумаг. — Ты обращаешься ко мне либо «сэр», либо «командир».
Она почувствовала, как он заерзал, прежде чем ответить.
— Прошу прощения. Командир.
— Вот что скажу. Я поражена… — тут она, наконец оторвалась от бумаг и сердце ее чуть не остановилось.
Напротив, во плоти, стоял Стелвик. Но этого не могло быть. Он давно мертв, оставшись лишь суровой памятью ее прошлого. Возможно, это его двойник или близнец.
Его расцветка отличалась от ее. Русые волосы. Умные глаза, сверкающие янтарем. Но линия челюсти, тот же патрицианский нос. Призрак Стелвика.
Взглядом Сэла посмотрела на номер личного дела. Нет, это не призрак Стелвика. Это его сын. Это ее сын.
— Командир? — спросил Атилио.
Наверное, он заметил, что что-то изменилось, но не смел шевельнуться в ожидании приказа.
— Брифинг в четыре. Сержант Вален докладывает о задании команде, — Сэла снова посмотрела на бумаги и притворилась, что углубилась в их изучение. — Свободен, — это слово еле удалось выговорить.
— Я хотел сказать, — начал Атилио, — что это честь…
— Честь. Понятно. Постарайся, чтобы тебя не убили, — сказала Сэла, кивнув на дверь. Она не могла смотреть на него. Она боялась того, что сделает, если посмотрит на него. — Свободен, суб-офицер.
Атилио колебался.
— Что-то непонятно, новичок? Иди! — почти закричала Сэла, выгоняя его из кабинета.
Как только он шагнул через порог, Сэла бросилась к двери и закрылась на замок. Прислонилась к дверному косяку. Сердце бешено колотится. При этом Сэла не была уверена, что чувствует. Но каким бы ни было это странное ощущение, оно может стать проблемой.
Она бросилась обратно к столу, чтобы изучить его личное дело. Цифры. Те самые семь цифр. Один в один. Дата рождения. Размещение. Информация о питомнике, отредактированное, само собой. Это место для учета кадров. Но если бы Сэла смогла их увидеть, она точно знала, что нашла бы. Брин Атилио — ее сын.
Сэла знала, что должна была сообщить в службу надзора и потребовать его переназначения в другой отряд. Еще она могла отклонить его кандидатуру. Сэла не сделала ни того, ни другого. Она оставила его в своей команде ради эгоистического любопытства, как пыталась убедить саму себя.
Первые несколько недель после назначения Атилио, Сэла наблюдала за ним. Она ясно осознавала, что, оставив его в своем отряде, нарушает Устав и подвергает себя и его опасности. Она решила вести себя с ним жестче, в частности, не делать никаких поблажек и одолжений.
Тем не менее, на занятиях и тренировках она была вынуждена внимательно следить за ним. Она убеждала себя, что защищает ценный актив — медика, роль, которая едва ли приглядывалась другим фабрикатам, когда с первого дня они заточены на тренировку боевых навыков. Это означало получить привилегию тащить на себе дополнительно около пятнадцати килограмм дерьма, которое, каждый надеялся, никому не будет нужен. Они не пользовались таблетками, чтобы развеять усталость и убрать боль, они старались не давать противнику наделать в себе дырок. Они делали все, чтобы сохранить свою задницу целой и продолжать воевать дальше. Атилио владел правильным типом солдата, исполняя выпавшую ему роль. Темпераментный. Сострадательный. Интеллектуальный. У отца Атилио не было ничего из этого. Часть Сэлы боялась, что Атилио мог пойти в него.
Вскоре ее опасения развеялись. Атилио оказался уравновешенным и быстро адаптировался. Он оценивал ситуацию и решительно брался за дело. Его работа казалась ловкой, словно он имел большую практику, как будто он обладал навыками, далеко выходящими за рамки его юного возраста.
Однажды, во время подготовительного процесса, нарушив собственное правило ограниченного взаимодействия с ним, Сэла поинтересовалась, как у него получается быстро ориентироваться в содержимом медицинского комплекта.
— Я просто… помню, сэр, — Атилио слабо улыбнулся, постукивая пальцем по голове. — Как привычка. Покажите мне что-то один раз, и оно застревает в голове навсегда.
Его улыбка дрогнула, когда он посмотрел на Сэлу. Та могла только догадываться, какое у нее было выражение на лице. Но в тот момент внутри нее что-то изменилось. Это было как выйти из прохладной тени под жаркие солнечные лучи. То был момент, отметивший разницу между знанием, что Атилио ее сын и истинным чувством. Он был ее частью. Он был ее, плоть от плоти.
И что хорошего вышло из этого снисходительного собственничества? Или покровительства над ним?
Но сейчас это не имело значения. Как мать или как командир, она должна быть рядом с ним. Сэла прижала ладони к закрытым глазам, заставляя слезы остановиться. Вздохнув, она поднялась на ноги и отправилась обратно.
* * *— Я всего лишь новичок, но могу вас исповедовать, — сказал Линео.
Сэла нахмурилась. Она не смотрела на Атилио. Когда она вернулась со двора, в святилище было так тихо, что Сэла думала, что священник уснул прямо на скамейке.
Он что, никогда не сдается?
— Что сделать?
— Выслушать о тех грехах, что вы совершили за свою жизнь.
Сэла фыркнула. Должно быть, он шутит. Линео не стал объяснять. Он повернулся к ней спиной, встал на колени перед изображением Судеб на стене. Обращаясь к рисунку, он вполголоса забормотал некий бессмысленный рисунок слов.
Молитва, догадалась Сэла.
Убедившись, что Валена нет рядом, она подошла поближе.
— Почему? — спросила она. Сейчас она стояла над ним, буравя макушку бритой головы.
— Мой долг Судьбе — направлять всех странников на истинный путь.
— Я не странник.
— Такие вещи не вы решаете.
— Нет, я хочу сказать… Почему ты отказался от должности? Чтобы стать священником?
— Потому что это мой Путь.
— Твой Путь? Ты был солдатом Режима. Вот это я называю — Путь.
— Для меня один из возможных.
— Невероятно удобно, не так ли?
Линео вздохнул и покачал головой. Его голос приобрел оттенок, словно он учил ребенка.
— С каждым решением вы выбираете путь, командир. Каждое решение на этом Пути очень похоже на выбор постороннего оператора. Я был, как вы. Я был солдатом. Я никогда не принимал решения за себя, что на самом деле, было важно. Здесь убивать. Здесь маршировать. Моей дорогой всегда командовал Режим, — священник развел ладони в сторону, словно охватывая все святилище. — Тогда вмешались Судьбы. Они привели меня сюда, где я оказался на самом деле необходим.
— Ты покинул свой пост. Это нарушение Устава.
Зачем нужно слушать его глупости о Пути и решениях?
— Устав, — сказал, как выплюнул Линео. — Вера в Устав без определенности в жизни. Ваш Совет Первых знает это. Речь идет о контроле. Их контроле над вами. Устав всего лишь список правил, чтобы сдерживать вас, как детей, чтобы держать вас в неведении о мирах за пределами их досягаемости.
Он произнес все это таким высокомерным тоном, что Сэла удивленно уставилась на него. За высказывания подобных вещей солдат всегда отправляли «в отставку».
— Тайрон, — продолжил священник, — ты сейчас солдат. Но, несомненно, вы давно уже идете другим Путем, чем заставляет вас идти Режим. Ведь если бы вы так искренне верили в Устав, вы бы немедленно сообщили об их ошибке причислить вашего сына под свое командование. Тем не менее, вы решили сохранить это в тайне.
Сэла не хотела доставлять ему удовольствие, зная, что священник был прав.
— Никто не заставлял меня быть солдатом. Это обязанность, с которой я родилась.
— Слово в слово из священного фолианта Устава. Мантра добровольца, — усмехнулся священник. — Ваши воспитатели учат вас вызываться добровольцами, потому что поступить по-другому было бы неправильно. Это значило бы с их стороны признать рабство, что они признают противным. Тем не менее, они порабощают целые миры и размножают солдат, чтобы делать это.