С ногами на подоконнике. Повести - Ольга Николаевна Калашян

– Я так чувствовала, этого мало?

Ты смотришь молча на меня, потом закрываешь глаза и качаешь головой.

– Дима знает, что ты здесь?

– Нет, мы расстались. Мне хотелось быть честной с ним.

Ты смотришь на меня как на сумасшедшую.

– Хороша честность. Он любит тебя, ты хоть это понимаешь?

Это все начинает мне надоедать, не так я представляла нашу встречу и наш разговор.

– Так… Все. Это тебя не касается. Я не хочу, чтобы ты лез в это. Это осталось у меня дома за двумя дверьми.

– Я сам решу, что касается меня, а что нет. И это ты спустя три года пришла ко мне. Ты можешь спокойно жить, как все? Не разрушать все вокруг? – Ты нависаешь надо мной, и я чувствую, как пахнет твое тело: немного мылом и сигаретами. Раньше оно пахло по-другому. Новая жизнь впитала новые запахи. Я стараюсь не смотреть тебе в глаза, как учат не смотреть в глаза дикому зверю, и не касаться тебя. Пытаюсь услышать, что ты говоришь. Но во мне настойчиво зреет желание, от которого я не могу отделаться, желание, которое перекрывает все вокруг: я хочу знать, что я чувствую к тебе – реальному и настоящему, не к тому, кто снится мне каждую ночь, кого я тихо преследую, а к тому, кто стоит рядом. Желание влезть в твою шкуру, перебрать все складки, рассмотреть хорошенько каждую, принюхаться, пощупать. Я трясу головой, чтобы немного прийти в себя.

– Антон, ванна на прежнем месте?

– Кажется, да…

В ванной я склоняюсь над раковиной и тру лицо холодной водой, словно стараясь смыть все мысли и усталость. Поднимаю голову, протягиваю руку за махровым полотенцем, прикладываю его к лицу и… чувствую твое присутствие сзади. Ты прижимаешься лбом к моему затылку и вдыхаешь запах моих волос. Пять минут, десять.

– Антон…

Вместо ответа – грубая ладонь на моих губах. Твои губы ищут мою шею.

***

Просыпаюсь рано утром или вообще не спала? Голова как в тумане. Всю ночь ворочалась, думала о кровати, белье, подушке. Кто здесь спал до меня? Чужое все. И ты чужой рядом, сопишь самодовольно. Или кажется… Страшно и странно видеть себя в зеркале новую, другую. И что теперь? Пусто… Оставляю на столе листик с замятыми углами, он твой. Всегда был твой. Надо было намного раньше его вернуть, а то тянул вниз. Теперь в кармане чисто, как и на сердце. Быстро поднимаю свои вещи с пола, натягиваю холодные джинсы и свитер, стараюсь тихо закрыть за собой дверь. Сбегаю по лестнице, вырываюсь на улицу, жадно заедая пустоту ложками воздуха. И иду мимо своего дома, мимо утренних желтых светофоров и оранжевых дворников. Иду с каждым шагом все увереннее.

Я. Не люблю. Тебя. Я. Свободна. Тоска глубоко внутри отпадает кусками, словно старая штукатурка.

Я поворачиваю на какие-то улицы, перехожу дорогу в неположенных местах. Потом чувствую голод. И наконец появляется цель. Ноги несут меня на поиски кафе. Семь утра в субботу – не много работающих в это время мест, но спустя полчаса я вижу небольшое заведение через дорогу. Забегаю туда, устраиваюсь поудобнее за столиком у окна. Рядом со мной мгновенно появляется официант.

– Доброе утро. Вы уже знаете, что хотите? Или подойти попозже?

Я недолго думая отвечаю:

– Да. Я определенно знаю, чего я хочу.

– Я вас слушаю.

– Я не хочу быть с ним… Я хваталась за прошлое, пыталась создать заново то, чего нет. Я хотела его трехгодичной давности, но, к сожалению, людей нельзя закупоривать, как вино в бутылки, и ставить дату… Антон–2008. Прекрасный терпкий вкус, такой родной… Что еще… Я не хочу возвращаться к мужу. Я отнимаю у него право быть любимым, а у себя возможность полюбить. Нечестно. И наконец. Я хочу овсяную кашу с ягодами, чтобы рядом лежала ложка айвового джема. Потом принесите мне сэндвич с индейкой, вялеными помидорами и белым сыром, будьте любезны, и чашечку крепкого кофе с холодным молоком. Вот чего я хочу.

– Кофе сразу? – Официант у меня настоящий профессионал – ни капли смущения.

– Да, пожалуй, – отвечаю я и откидываюсь на спинку соломенного кресла. Смотрю на улицу сквозь капли на окне, потом закрываю глаза и, кажется, засыпаю на некоторое время. Впервые вижу сон-пустышку. Просыпаюсь от теплого запаха каши, который бьет мне в нос. Я улыбаюсь.

***

Листик А4. На нем нарисована кривая клякса, за ней твое имя причудливым шрифтом…

Слова.

«Прости. Прости, и мы вырастем с тобой во что-то новое, настоящее, в то, к чему каждый из нас с тобой стремился. Я правда люблю тебя. Доказательство моей любви – моя с тобой честность. Просто не могу с тобой, понимаешь? Абсурдно. Я должна быть одна, чтобы стать самой собой. А сейчас ты лепишь меня и мой мир, все это зыбко».

Дальше еще много-много букв, которые тянутся стройными вязкими рядами из строчки в строчку, местами спотыкаясь об обрыв страницы и наваливаясь друг на друга. Все это время я носила у себя в кармане письмо с вдавленными внутрь буквами, со смыслом, который со временем не выветрился. Все было верно, а потому осталось неизменным.

Я продолжаю жить. Я продолжаю искать себя. Не в тебе. На этот раз точно. Прощай.

С ногами на подоконнике

Часть 1

Больница. Мне вставили катетер, и я провалилась в глубокий вязкий сон, плюхнулась туда как в болото, чувствуя как медленно засасывает тело… Прошла целая вечность, от которой у меня затекла рука и защемило в спине. Открыв глаза, с радостью обнаружила, что теперь все в двоичном варианте: вместо одного соседа – два, вместо двух ног – четыре и все в таком же духе. Что они мне вкололи?! Что-то, от чего предметы разбегаются по сторонам, а в животе легкая эйфория. Если бы не слабость в ногах, я бы кинулась танцевать по палате, расцеловала милого соседа-алконавта (вернее, двух), выпрыгнула через окно на улицу, чтобы бегать, перепрыгивать через пешеходную зебру и пачкать прохожих сливками с эклеров. Надо немного набраться сил, и я обязательно это сделаю.

Спустя какое-то время дико захотелось курить, но я вспомнила, что сигареты забрала медсестра… Cволочь. И у нее же остались мой телефон, кошелек и расческа. Даже интересно, что я могла бы сотворить этими опасными предметами.

С трудом перебирая желейные ноги, добралась до зеркала. В нем стояли две помятые блондинки, с родинкой у пухлых губ, даже