Дети Капища - Ян Валетов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да? — спросил Сергеев, иронично приподняв бровь. — Серьезно?
— Я не шучу.
— Чем в действительности занимается Раш?
— Умка, — сказал Блинов испуганно, — ну при чем тут Раш? Что ты мешаешь праведное с грешным?
— Я пошел, — сказал Сергеев. — Надоело. С тобой, как с человеком, а ты… Жопа ты, Блинов! Был ею и ею умрешь!
Увидев, что Сергеев начал поворачиваться к нему спиной, чтобы уйти, Блинов рванулся из ванны, как волк из капкана. Вода плеснула во все стороны, словно упитанного депутата уронили с высоты нескольких метров.
— Умка! — заорал Блинов. — Не уходи! Меня же пристрелят как собаку! Я тебя прошу!
— Раш? — сказал Сергеев через плечо.
— Блядь, — сказал Блинов в сердцах. — Оружие. Оружие — основной бизнес Раша. Ну что, полегчало?
— Ага. Куда?
— Что куда?
— Оружие — куда?
— Хер его знает, Умка! Я-то тут при чем?
— Мне таки уйти?
— Нет. Я точно не знаю, Миша.
— Скажи неточно.
— В Азербайджан, это я знаю.
— Ну, это только ленивый не знает. Еще?
Сергеев прислушался. Шаги звучали пролета на два ниже. Лифты уже стояли в вестибюле на этаже, но шагов тех, кто должен был из них уже выйти, не было слышно. Значит, увидели тела и выжидают.
— Говорят, что талибам. И чеченцам. Ливия. Палестина. Но это говорят. Я не знаю.
— На кого паспорт конечного покупателя?
— Я его не оформлял.
— Ты тянешь время.
— Миша, я решаю вопросы — это правда. Но я не занимаюсь бумагами.
(«Не более минуты, — подумал Сергеев, — ну две. Давай, колись, партийный лидер, как большевик в царских застенках! Времени нет!»)
— Зачем я Рашу? Только не плети, что просто хотел увидеть.
— Он действительно тебя хотел увидеть. Но…
— Живее, — сказал Сергеев как можно более равнодушно. — Я слышу шаги в холле.
И показал Блинову подобранный в коридоре пистолет.
Блинчик от страха уже плохо соображал. Глаза его не бегали — они метались, как испуганные тараканы по широкому, лунообразному лицу господина депутата.
— У него к тебе деловое предложение, — невнятно заскулил он, дрожа подбородком. — Умка, он же наш старый товарищ!
— Хасан?
— Он посредник. На Ближнем Востоке посредник. Он каждый раз сюда прилетает. Раш его называет Нукер. Без его команды не платят.
— Ладно. Потом поговорим. Почему в нас стреляют?
— Это недоразумение! — выпалил Владимир Анатольевич. Чувствовалось, что вопрос он ждал, а вот решить четко, что будет врать, не успел.
— Я пошел, — сказал Сергеев грустно и, повернувшись, исчез за дверью, разом выпав из поля зрения Блинова.
— Сергеев! — заорал Блинов так, что Михаил представил, как влетевшие в вестибюль с лестницы спецназовцы от этого вопля замерли, как мыши в амбаре. — Не уходи! Раш дал больше, и мы сорвали сделку. Крупную сделку! Он дал больше в два раза! Это было не мое решение, понимаешь! Но крайний теперь — я! Я договаривался. Зачем ты в это лезешь? Тебе за одно это знание здесь голову отобьют, к ебеней маме! Я и так между двух огней, так еще и ты, козел любопытный.
— Кто был посредник при сорвавшейся сделке?
— Умка!
— Кто?
— Наши были, — сказал Блинов севшим голосом, — Базилевич. Кузьменко. Бывшие наши. Доволен? Дурак ты, Умка! Честное слово — дурак.
— Руки подними, — попросил Сергеев, отшвыривая пистолет на другой конец палаты, и сам поднял руки вверх.
— Ты что делаешь? — успел изумиться Блинчик, но в комнату уже лезли спецназовцы и среди них Васильевич, на этот раз с лицом насмерть перепуганного Дональда Дака, в криво застегнутом костюме и совершенно неимпозантный.
В глазах Блинова, которого бравые ребятушки в несколько рук тащили из ванны, мелькнуло понимание и, тут Сергеев, конечно, мог ошибиться, даже восхищение. Михаил был готов поклясться: Владимир Анатольевич понял трюк и оценил его. Блинчик, не отрываясь, смотрел на Сергеева, пока его самого, мокрого и растерзанного, укладывали на носилки неведомо откуда материализовавшиеся санитары, и даже умудрился помахать здоровой рукой на прощание.
— Состоялся вынос тела, — сказал вполголоса подошедший Васильевич. — После непродолжительной гражданской панихиды…
— Мрачно шутишь, — заметил Михаил, провожая взглядом носилки. — Не любишь, что ли, Блинова?
— А чего его любить — не девушка ведь? — Васильевич пожал плечами. — Курить будешь?
Михаил кивнул.
— Как я понял, — сказал шеф безопасности, щелкая зажигалкой, — опять ты его спас?
Сергеев не ответил. Сигареты были крепкими. Он выпустил в воздух струйку сизого плотного дыма.
— Значит, ты, — констатировал Васильевич, тоже закуривая. — Второй раз за пять дней. Меня уволить надо. Тебя взять.
— Ты-то тут при чем? Какой с тебя спрос?
— Ты — понимаешь. Они — не понимают. Мне было поручено. Я обосрался.
— Ну, положим, тут бы любой обосрался, — возразил Сергеев. — Много они наколотили по дороге?
— До хера. Мои все готовы. Только один пока жив, но будет ли жить дальше — одному Богу известно. Сколько их было?
— Я не видел. Но, судя по всему, двое.
— Значит, одного только упустили. Зер гут. Видел я покойничка внизу. Долговязый такой, в омоновке.
— А второй? — спросил Сергеев.
— Ушел. И ловко так ушел, сучий потрох, что охнуть не успели. Просто ниндзя!
Он окинул взглядом помещение и наморщил кончик своего утиного носа.
— И ты тоже ловок. В ванне отсиделись?
Михаил кивнул.
— Но если бы не твои ребята, которые на шум прибежали, могли вас и не дождаться.
— Ты себя особо не вини, — сказал Васильевич сухо, — работа у них такая — за других умирать. Но за сочувствие — спасибо.
К Сергееву подскочил врач и санитары с носилками.
— Не смейте курить, — этот моложавый доктор в белоснежном халате и насквозь промокших туфлях был действительно возмущен. — Это же больница!
— Придется бросить, — сказал Сергеев и кинул окурок в плещущуюся под ногами воду. Сигарета зашипела и погасла.
— Ложитесь! — приказал врач неприязненным голосом.
Сергеев подчинился.
— Тебя как звать? — спросил он от дверей. — А то все Васильевич, да Васильевич, как сторожа на ферме. Имя-то у тебя есть?
— Валера, — сказал Дональд Дак, тоже кидая окурок под ноги. — Валерий Васильевич, ежели совсем официально. Но ты можешь и без условностей. Я уж потерплю.
— Зер гут, — сказал Сергеев, усмехнувшись, и Васильевич невольно улыбнулся ему в ответ. — Я и сам не люблю условностей.
Глава 2
Заставу они просто обошли. Ярко горящие костры были видны еще за пятьсот метров, — темно, холодно, сыро и страшно — вот народ и грелся. Натолкнуться на пикеты с такой организацией системы патрулирования мог только слепоглухонемой диверсант. Сергеев подумал, что с удовольствием бы вышел к часовым, побеседовал бы и заночевал в одном из жилых, правда, условно жилых, домов в нагорной части города. И заглянул бы к Красавицкому. Надо было подумать и прикинуть по времени — смогут ли они успеть на встречу с Али-Бабой.
Тут, в бывшем Днепропетровске, колония была невелика. В последний раз, когда Сергеев попал сюда, в ней едва насчитывалось триста человек. Численность населения была величиной непостоянной. Сергеев помнил случаи, когда за одну зиму или за один набег какой-нибудь банды такие поселения запросто исчезали с лица земли.
Здешняя колония была известна на всю Зону совместного влияния и называлась «Госпиталь».
Собственно говоря, она и образовалась вокруг Госпиталя — единственного места оказания квалифицированной медицинской помощи на триста километров в округе. Он был организован в дни потопа выжившими в количестве трех штук врачами, одной профессиональной медсестрой и разбившимся здесь же самолетом медицинской авиации, из которого вытащили и передвижную операционную, и лекарства, и многое-многое другое, без чего спасать людей в условиях катастрофы было бы невозможно.
Сюда и сам Сергеев, и те, кто старался хоть как-то помочь людям в Ничьей Земле, по сию пору свозили лекарства: кто новые, доставленные контрабандой, кто найденные на складах, с давно вышедшим сроком годности, но остававшиеся условно эффективными. Особенно когда выбирать было не из чего.
Два года назад, после вспышки желудочных инфекций, население колонии выросло почти в два раза. У Красавицкого были нужные лекарства, и те, кто не умер по пути в Госпиталь от кровавого поноса, остались здесь зимовать, да так и прижились.
Город когда-то был большим, с едой проблем не было — военные склады, супермаркеты, базы могли дать пропитание и большему количеству людей на пятнадцать-двадцать лет. Те, кто посмелее, помимо мародерства в развалинах промышляли еще и охотой. Но тут, кроме риска не выйти из леса, существовал еще и риск забрести на зараженные территории или застрелить дичь, которая там попаслась. Такой дичи в окрестностях Днепра, там, где заражение химикатами и радиоактивными материалами оставалось наибольшим, было несчетное количество.