Лаборатория великих разрушений - Симон Бельский

На окраине котловины, вдоль железной дороги из Кельна в Париж, возвышались на столбах огромные радужные щиты, на которых гигантские надписи кричали путешественникам:

«Покидайте Землю, спешите в Рансом!». «„Всемирный эмигрант“ предлагает покинуть нашу планету!». «В начале мая корабль „Левиафан“ отправляется на Юпитер! Двадцать четыре дня в пути! Общие и отдельные каюты».

На всех вокзалах агенты компании рассовывали миллионы брошюр и карточек с описаниями междупланетных судов и мнениями известных и никому неведомых ученых, астрономов и физиков, о расселении людей в мировом пространстве. Плакаты «Всемирного эмигранта» пестрели на стенах домов во всех столицах мира, а ночью над Парижем, Лондоном и Берлином горели в облаках огненные буквы: «Дальше от Земли». «Покупайте акции „Всемирного эмигранта“». И скоро, благодаря телеграфу и газетам, на всем земном шаре не оставалось ни одной деревушки, где бы не слышали о Рансоме и фантастической затее американских миллиардеров. Вслед за «Левиафаном» общество обещало построить несколько десятков других еще более крупных, судов, которые дали бы возможность увозить с Земли каждый месяц полмиллиона эмигрантов.

В одно майское утро курьерский поезд привез в Шарлеруа толпу пассажиров, направлявшихся в Рансом. Из вагона 1-го класса, опираясь на руку молодой девушки, вышел господин лет пятидесяти и в нерешимости остановился около одного из гигантских узорчатых столбов, поддерживающих стеклянную крышу вокзала.

— Пойдемте, дядя, — нетерпеливо сказала девушка, — надо поспешить занять место в автомобиле.

Старик посмотрел на нее усталым взглядом и, поставив на истертые плиты маленький желтый чемодан, ответил, медленно выговаривая слова:

— Не знаю, право, стоит ли нам ехать в этот… куда мы едем, Ида?

— Боже мой, в Рансом, конечно! — с раздражением воскликнула девушка, видя, что на них обращают внимание, а носильщик в синей блузе едва скрывает улыбку.

— Да, мы ехали в Рансом, — тоном глубокого убеждения сказал старик. — Это так! Но теперь я раздумал…

— Раздумали, когда мы уже почти приехали! — воскликнула девушка по-русски, чтобы ее не поняли окружающие.

— Что же вы хотите делать?

— Поедем в Париж, я был там лет двадцать назад. Тогда еще была жива твоя мать…

— Мы в Париж не поедем, — перебила его племянница, — я лучше вернусь в Россию.

— В Россию?.. Прекрасно. Бог с ним, с этим Ларсоном или Карсоном. — И старик с живостью повернулся к вагону.

— Мосье, этот поезд идет в Антверпен!.. — предупредительно сказал кондуктор.

— Дядя, на нас все смотрят, — умоляющим голосом прошептала девушка.

В этот момент какой-то молодой человек, наблюдавший издали за этой сценой, подошел к старику и, бросив на его спутницу короткий выразительный взгляд, которым как бы хотел сказать: «Не беспокойтесь. Я все устрою», — обратился к нему со словами:

— Вам следует поспешить! Дайте ваши вещи, я донесу их до автомобиля.

— Вам следует поспешить! Дайте ваши вещи, я донесу их до автомобиля.

Старик на этот раз не возражал и покорно пошел вслед за молодым путешественником, который, энергично работая локтями, расчищал в толпе дорогу для своих спутников. Девушка в дверях успела поблагодарить его коротким взглядом. На ее смуглом, миловидном лице вспыхнул яркий румянец, пышные черные волосы выбились из-под скромной соломенной шляпы, украшенной букетиками свежих полевых цветов. Особенную прелесть придавали ей глаза, в которых было что-то искрящееся и светлое, радостный испуг пробуждающейся весны. Ее дядя шел неровной колеблющейся походкой больного или смертельно уставшего человека. Он не замечал ни окружавшей их толпы пассажиров, ни огромных коридоров вокзала, который до войны считался одним из самых больших в Европе, ни агентов «Всемирного эмигранта», которые, выстроившись в два ряда, торопливо рассовывали пестрые листки, усеивавшие весь пол.

Молодой человек усадил их в первый попавшийся четырехместный автомобиль и хотел смешаться с толпой. Девушка окинула взглядом его высокую фигуру, смелое, открытое лицо и почувствовала, что должна чем-нибудь его отблагодарить.

— Вы разве не едете в Рансом? — спросила она.

— Еду, то есть, вернее, пойду пешком.

— Но у нас в автомобиле есть еще два места. Я думаю, дядя ничего не будет иметь против того, чтобы вы заняли одно из них.

Старик сделал рукой неопределенный жест, означавший не то согласие, не то отказ.

Неожиданно появился еще четвертый пассажир. Это быль плечистый крепкий немец с загоревшим обветренным лицом и золотистой коротко подстриженной бородой. В ту минуту, когда он, держа в руках черный кожаный чемодан с ярко вычищенными медными застежками, остановился на лестнице, окидывая взглядом длинный ряд автомобилей, кто-то в толпе воскликнул:

— Смотрите, это фон Бейлер! Тот самый негодяй, который потопил «Гарматанию»!

Мгновенно все смолкли, и сотни глаз обратились к тому месту, где стоял бывший капитан подводной лодки. Он поднял руку, как будто хотел закрыть лицо или защититься от невидимых ударов, и потом поспешно бросился к ближайшему автомобилю, к котором сидели русские путешественники. Девушка быстрым испуганным движением захлопнула перед ним дверцу.

— Вы не имеете права меня не пускать! Тут четыре места, и по правилам компании я могу занять свободное, — сказал фон Бейлер, стараясь втиснуть свой чемодан под ноги шоферу.

Толпа вдруг разом заволновалась.

— Негодяй! Убийца! Смотрите, вот убийца пятисот женщин и детей! — кричали со всех сторон.

— Будь ты проклят! — сказала какая-то старуха, одетая в отрепья и, поднимая мальчика лет семи, крикнула: — Посмотри на него хорошенько, это Каин!

Фон Бейлер, видимо, привык действовать быстро и решительно. Он схватил свой чемодан, ловко увернулся от удара зонтиком, который хотела нанести ему какая-то дама, сидевшая в коляске, и, проскользнув между экипажами, бегом направился навстречу свободному автомобилю, который показался на другом конце площади.

Кто-то бросил вслед ему камень, который ударил капитана по ноге; он на мгновенье остановился и что-то крикнул, но слов его никто не расслышал, так как все автомобили разом двинулись со своих мест и, подняв тучи пыли, направились по широкому шоссе в Рансом.

Общая ненависть к капитану фон Бейлеру, имени которого многие никогда раньше не слышали, разом сблизила незнакомых друг с другом людей. Точно появился призрак несчастной «Гарматании», погибшей от взрыва мины в Ирландском море, и все спешили рассказать какие-нибудь подробности, действительные или вымышленные, об этом судне.