Доктор-дьявол(Избранные сочинения. Т. III) - Соломин Сергей

Но ни малейших доказательств самое тщательное следствие не дало и для этого предположения.

Для всех ясно было одно: в судьбе исчезнувших есть что-то общее. И если это преступление, то совершено одной рукой или одной шайкой. Газета, впрочем, не допускала, чтобы преступник имел сообщников.

«Повторяющиеся таинственные преступления обыкновенно совершаются одним лицом. Именно при этих условиях убийца становится неуловимым. Вспомните Джека-Потрошителя».

«Пусть так, — отвечала другая газета, — но где же трупы? Джек их оставлял».

Постепенно общественное мнение, как всегда это бывает, стало забывать об этом и занялось другими интересами. Уже около полугода новых исчезновений не было. Власти и обыватели г. N-ска готовы были предать все дело на волю Божию, как вдруг исчез сын соборного протоиерея, семинарист старшего класса Генерозов. Молодой человек был известен среди товарищей своей необыкновенной силой и чудным, бархатным баритоном. Его уговаривали учиться в консерватории и пойти на сцену, приглашали на домашние и любительские концерты. Все любили юношу за скромный, милый характер. А красивая наружность создала ему массу поклонниц.

О физической силе Генерозова ходили целые легенды. Рассказывали, что он, встретив в глухом переулке пятерых хулиганов, которые на него напали, всех их оглушил ударом. Потом сходил в лавку, купил веревку и, вернувшись, перевязал хулиганам руки и ноги и, наконец, связал вместе. Так их и нашла полиция.

Генерозов смеялся:

— Я из них сделал букет.

И вот этот всеми любимый юноша исчез бесследно, как и другие, и общественное мнение заволновалось и громко требовало найти виновного.

II

— Неужели нет никакой надежды? Я не пожалею сотен тысяч…

Шугаев поднялся на постели, растерянно-испуганным взглядом впиваясь в лицо доктора. Кто узнал бы теперь известного миллионера, державшего во власти своего капитала целый заводской округ с десятками тысяч рабочих и служащих? Он, перед кем лебезили и унижались, теперь сам просил, умолял, готов был целовать руки своему домашнему врачу, Хворостинину. И как жалок был теперь этот богач с худым, дряблым телом, покрытым липким потом, с серо-землистым лицом и темными кругами вокруг глаз.

— Доктор, помогите! Бога ради! Я все готов сделать!

Крупные слезы скатились по щекам Шугаева.

— Стыдитесь! — сухо и резко ответил врач. — Будьте мужчиной. Я вас предупреждал вовремя. У вас уставшее, ожиревшее сердце, слабые легкие, желудок не в порядке, увеличенная печень, склероз сосудов. Но все бы это еще ничего. Почки, почки окончательно отказываются работать! Когда вы заболели полгода тому назад, я говорил: «Измените весь образ жизни, станьте на положение тяжелобольного, — и на несколько лет я ручаюсь за ваше здоровье». Вы получили грозное предостережение. Вы испугались тогда, стали лечиться, ездили за границу. Врачи поставили вас на ноги. Все удивились, какой богатый запас сил еще хранится в вашем организме. Как же вы использовали почти чудом возвращенное вам здоровье? Опять вино и женщины! Бессонные ночи! Наконец, эта связь с красивой авантюристкой…

— Ах, доктор, если бы вы знали, какая это женщина!

— Вот видите! Даже сейчас, когда дни, часы ваши сочтены, вы не можете забыть о ваших развлечениях, которые вам теперь недоступны.

Минутное возбуждение, охватившее миллионера при воспоминании о своей последней любовнице, сменилось полным упадком сил.

Шугаев, задыхаясь, весь в поту, метался на постели и простирал худые руки к кому-то невидимому за помощью.

Хворостинин покачал головой.

— Мы созывали уже два консилиума. И оба признали, что возможно отсрочить на неопределенное время роковую развязку. Главное условие: покой! А вы нервничаете, волнуетесь.

— Отсрочка! Медленная смерть! А Лида! Я жить хочу, любить! Я не пожалею целого состояния…

— Не все можно купить за деньги. Медицина не знает чудес. Но улучшение возможно. Проживете и два года, и больше.

— Хорошо утешение! Если так, я согласен лучше на операцию. Пусть я умру под ножом, но есть ведь и маленькая надежда вновь стать человеком.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Операция в вашем положении невозможна. Нельзя вырезать обе почки. С чем же вы останетесь?

Шугаев пристально посмотрел на своего домашнего врача.

— Даете ли вы мне честное слово, что разговор наш останется тайной?

— Я — не сплетник!

— За границей я встретил одного миллионера. Он находился в таком же положении, как и я. Врачи приговорили его к смерти. А теперь он совершению здоров. Узнав, чем я болен, он под большим секретом сообщил мне, что его спас наш N-ский врач, Малевский. Делал ему какую-то операцию. И он воскрес. Отчего вы не пригласили Малевского на консилиум?

— Он никогда не ездит на дом. У него больница. Остальное время занимается в своей домашней лаборатории.

— Все же я попробую ему написать. Помогите мне… Я так ослабел…

Хворостинин отправил письмо Шугаева, написанное дрожащим почерком, и на следующий день, к изумлению, Малевский явился. Он пожелал остаться с больным наедине и, проведя в спальне около часа, вышел, наконец, в залу. Хворостинин ждал его с нетерпением. Малевский считался специалистом по внутренним болезням.

— Ну, что, коллега, вы, конечно, подтверждаете мнение консилиума?

— Не совсем. Положение больного крайне тяжелое. Но я считаю возможной операцию, разумеется, с известным риском.

— Как? Операцию? Но ведь поражены обе почки?

— А я разве сказал, что хочу их вырезать?

— Но тогда… в чем же операция?

— Об этом позвольте мне не распространяться. Я считаю преждевременным обнародовать некоторые мои научные открытия. Разумеется, я предупредил Шугаева, что риск очень велик. Но он согласился.

— Вы будете делать операцию у него на дому?

— Ни в каком случае! Он должен приехать ко мне, в мою частную лабораторию. К сожалению, я не могу допустить вас в качестве ассистента.

«Дьявол! — мелькнуло в голове Хворостинина. — А уж я добьюсь правды и узнаю, какую операцию, неизвестную в медицине, собираешься ты сделать этому полумертвому миллионеру».

III

В глубине усадьбы загородного дома Малевского стояло среди густых деревьев здание странного вида. Окна всегда были плотно закрыты железными ставнями.

Никто из ученых собратий не мог похвастаться, что видел внутренность лаборатории. Кроме самого Малевского, там бывал только глухонемой сторож Василий, от которого никто не мог ничего добиться.

В тот вечер, когда привезли сюда Шугаева, стояла бурная осенняя погода. Облака неслись клочьями по небу, то открывая, то закрывая луну. Шумели деревья, уже потерявшие листья. Пронзительно свистел ветер, налетая на таинственное здание.

И если бы кто-либо следил в эту страшную ночь за садом Малевского, то в момент, когда сквозь тучи пробился лунный свет, он увидел бы тихо крадущуюся между деревьями тень…

В огромной комнате под куполом стояло два операционных стола. На одном лежало худое, дряблое тело миллионера Шугаева, на другом — цветущее, розовое тело какого-то молодого человека.

Оба пациента находились в бессознательном состоянии, но, по-видимому, не были хлороформированы: на лицах их не было масок.

Операционные столы освещались огромными рефлекторами, от которых лились потоки синеватого света. Тишину нарушало лишь жужжание, исходившее от осветительных приборов.

Доктор Малевский, весь в белом, оперировал Шугаева. Вот он запустил руку в один из двух широких разрезов над поясницей, вынул ожиревшую, потерявшую обыкновенный вид почку и небрежно бросил ее в тазик, где уже в крови лежал такой же обезображенный орган.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Высокая белая фигура неслышно, как привидение, передвинулась ко второму операционному столу. Лицо Малевского исказила сатанинская улыбка, и он сказал громко, так что слова его отдались в сводах комнаты:

— Несчастная жертва! Все испытавший, развратный капиталист воскреснет и будет вновь наслаждаться всем, что можно купить за деньги. А ты, еще только начавший жить, погибнешь в расцвете сил. Ромуальд Малевский — владыка над жизнью и смертью!