Магия абстракций - Илья Рыбалко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Солнце обрушивает на меня рваные лучи. Приседаю на корточки, со всей силы сдавливая виски. Вены под ладонями извиваются, как раненые дождевые черви. Сижу в таком положении, пока пульсация не передаётся в глаза. Разжимаю виски и валюсь на спину. По левому виску проходится торчащий рядом острый камень. Сверху парит грязно-оранжевое солнце во всей своей мощи. На его поверхности елозят чёрные пятна. Они как будто увеличиваются. Нет, приближаются, падают прямо на меня! Боже мой! Это слегка размытые, рваные по краям человеческие силуэты! Их вид сковывает разум и тело. Не могу посчитать – около десяти. Уже совсем рядом! Прыжком встаю на ноги. По скорости приближения силуэтов понимаю – убегать бесполезно. Прыгаю с тропы на берег, ломая кусты. Скидываю пальто за спину. Единственная надежда, что они не умеют плавать. Бросаюсь в воду. Как только она покрывает колени, ныряю на дно. Хватаюсь за скользкие камни от страха всплыть. Отталкиваюсь ногами, которые, чёрт возьми, всё ещё хлюпают по поверхности. Руками продолжаю загребать камни на дне. Наконец ноги перестают трепыхаться где-то наверху – целиком оказываюсь под водой. От холода деревенеют все конечности. Из боязни погибнуть тело само себя выталкивает наружу. Погружаюсь обратно, но через секунду опять выныриваю. Больше не смогу. Не знаю, от чего так сильно сжимается сердце – от надвигающихся теней или ледяной глубины.
Осмеливаюсь поднять взгляд. Силуэты парят, построившись в ряд на фоне солнца. Их семь. Похоже, броситься в воду было правильным решением – дальше берега они лететь не стали. Вдруг солнце хаотичными спиралями запускает пламенные лучи в мою сторону, неравномерно окрашивая небо оранжевым. Тени сразу начинают движение над водой. Руки и ноги заполняет нежданное тепло – вдыхаю что есть мочи и ныряю снова. Плыву до тех пор, пока пальцы не достигают мелкого дна. Поднимаюсь на ноги по пояс в воде. Кручусь, ищу солнце и теней. Ничего нет. В этот момент мышцы отказывают. Медленно и тяжело окончательно выбираюсь на берег. Ноги подкашиваются, прикрываю лицо локтями, чтобы не удариться о камни.
Как живо всё это пронеслось перед глазами, будто снова вернулась в тот день. Пододеяльник промок насквозь. Может, я сейчас спала, а не вспоминала? Ведь подобного просто не может происходить. Однако в эту ловушку я уже попадала – cваливала всё на кошмарный сон. Так полгода назад меня почти настигли преследователи – тени с оранжевого солнца. Бабушка ошибалась насчёт острова. Он показал свою обратную сторону – покалечил меня и вынудил сбежать, а её вовсе убил.
Когда я очнулась на том пляже, сил еле хватило, чтобы доползти до дома. Было уже светло. На пороге встретила мама. Они с отцом без остановки звонили мне, только вот телефон я потеряла. Пришлось врать, что всю ночь пила с друзьями на берегу, а под утро, окончательно нажравшись, упала в воду. Это сработало. Мать ещё немного поорала. Отец не сказал ничего. Объяснения, враньё, выслушивание унижений в свой адрес забрали последние силы. Они обошли меня и захлопнули за собой дверь. Прямо в коридоре я рухнула на пол и сразу уснула.
Когда проснулась, дома ещё никого не было. Тело ломило. Побрела в ванную изучать затылок. Пальцами я вытаскивала целые пряди волос, а полоски ощущались, как выпуклые застарелые рубцы от толстого ножа. Паниковать уже не было сил. Я побросала на автомате какие-то вещи в рюкзак и поехала на Московский вокзал. Тогда у меня были две сотни тысяч на карте – спасибо родителям, – так что решение отправиться в неизвестность далось легко. Другого выхода не было, ведь в километре на юг остались семь тёмных силуэтов, солнце и поляна, когда-то бывшая моим райским садом, а теперь ставшая кусочком ада, где некие силы провели раскалёнными вилами по моему затылку.
В Москве деньги быстро закончились. Пришлось устроиться официанткой и сменить просторную однушку на маленькую студию у МКАДа. Волосы полностью выпали в течение месяца после переезда в Москву, поэтому купила симпатичный тёмно-рыжий парик. Он быстро опротивел мне. Затем купила каштановый. Потом наступило полное безразличие. Родителям сказала, что решила жить самостоятельно, нашла перспективную работу в столице. Они сильно обиделись, что исчезла без предупреждения и с тех пор со мной не общались. Однако за перспективную работу похвалили. По сути, их всегда волновали только деньги, а на меня было насрать.
Следующие два года проходили как в тумане. Я завела близких друзей. После очередной пьянки до шести утра я возвращалась домой через огромный пустырь, который пересекали ЛЭП и толстые водопроводные трубы, обмотанные грязной теплоизоляцией.
В одном месте тропинка проходила под этими трубами. Даже с моим маленьким ростом приходилось нагибаться. Всё ещё пьяная, я сильно ударилась макушкой. Парик цвета блонд, который мне тогда очень нравился, слетел. Трава под ногами неожиданно засияла, несмотря на очень пасмурное небо. Выпрямившись, в промежутке между двумя трубами я увидела грязно-оранжевое солнце. На нём, как и тогда, елозили чёрные пятна.
Я кинулась в высокие кусты, которые росли под теми же трубами. Пряталась в них до сумерек – лицом в траве, сжав ладонями затылок. Некое чувство подсказало, что солнце исчезло. Я вылезла обратно на тропу. Мой парик лежал втоптанным в грязь. Пришлось надеть его таким.
Когда вернулась в квартиру, тут же позвонила хозяйке – сказать, что съезжаю. Денег бежать в другой город не было, поэтому месяц жила у подруги, продолжая ходить на работу. Купила розовый парик на гаражной распродаже. Во-первых, он был самым дешёвым, во-вторых – в нём я мало походила на себя, что давало некое спокойствие.
Ещё я не хотела уезжать из Москвы, потому что большими усилиями смогла завести тут друзей и стабильную работу. Однако удержать своё окружение в итоге не получилось. После недавнего появления солнца я постепенно стала очень суеверной и осторожной, поэтому резко оборвала все связи. Арендовала другую квартиру на противоположном конце города.
Теперь езжу на работу через всю Москву, периодически меняя маршруты. Ни с кем не общаюсь и жду, когда оранжевое солнце, покрытое чёрными пятнами, вновь поднимется над моей головой.
Вспоминать московские события не так больно, как произошедшие на Канонерке. Остров был мне роднее, чем родители. Возможно, таким же родным, как бабушка. Те двести тысяч я потратила в основном на психотерапию. Слишком жестоко грызло чувство утраты. Добавился стресс от замены тихого уюта, какой есть только на Канонерке, на бессмысленные широченные дороги, уродливые сталинские и современные здания. А ещё непрерывный поток людей. Они все куда-то целеустремленно идут. Из-за этого появлялось ощущение, что я