Коран (Поэтический перевод Шумовского) - Коран Шумовский

«Сколько бы земной примеси ни обнаруживалось в Магомете после того как мирская власть досталась ему в руки, ранние влечения его духа всегда сказывались и возносили его над всем земным».

Внутренний, нравственный облик вдохновенного пророка аравитян строго соответсвовал образу безупречного мусульманина, рисуемому в Коране;

Не в том таится добродетель и не о том дано вещать,Чтоб вам к восходу и закату смиренно лица обращать,А добродетель — вера в Бога и в День последнего Суда,И в Книгу, ангелов, пророков, несущих Истину всегда,И добродетель — это щедрость, хотя и сам желаешь благ,Даренье близким и скитальцам и всем, кто голоден и наг,И добродетель есть молитва и очищение при ней,И выполнение обетов, хоть бы спустя и много дней,Потом — терпение в несчастье, в беды томительные дниВсе то избравшие — правдивы, богобоязненны они.

Следует вспомнить и 93 суру, обращенную непосредственно к Мухаммаду:

И утренним светом, и сумраком ночи клянусьНапрасно ты думал, что Я от тебя отвернусь!Господь не покинул тебя, возродил для добра,И это прекрасней того, что имел ты вчера.Придет от Создателя все, чтобы счастлив ты был.Не Он ли тебя, увидав сиротой, приютил?Блуждал ты, а выведен Богом на праведный путьИ сделан богатым, и можешь от бед отдохнутьТак будь же душою высок, сироту приюти,В просящую руку спасительный хлеб опусти.Прозревший от света и силы Господней любви,Сказанье о милостях Господа всем объяви.

Мысли книг и поведение людей, возвестивших их миру, не всегда совпадают. Разбираемый случай — одно из счастливых исключений, не слишком частых.

* * *

Загадочные буквы, стоящие в начале некоторых глав Корана, не могут указывать на имена тех, чьи воспоминания позволили окончательно записать стихи коранических сур. Такая возможность подчас допускается в науке, но помещение обычных имен рядом со священными словами считалось бы кощунством. Случайный набор букв показывает, что соответствующие им непонятные звуки произносились Мухаммадом, чтобы привлечь внимание разнородных слушателей к последующему изложению. Таинственные звуки создавали обстановку суеверного страха и преклонения перед произносимым, таившим «то, чего мы не знаем».

Гневный возглас, открывающий 111 суру:

Отсохли руки Абу Лахаба, он сам от мук не убежал!

напоминает о неравнодушии арабов к парным предметам, которые они обычно объединяют в общее слово, таковы «Два востока» — места восхода солнца летом и зимой, «Два притока» — Тигр и Евфрат, «Две луны» — солнце и луна. Из двух рук одна казнит, а другая награждает, следовательно, когда у грешника, ввергшего себя в ад, сгорели руки, от него нечего ждать ни плохого, ни хорошего и — вот когда он погиб! Такое понимание дает

возможность правильно перевести выражение «встал между его руками», которое часто передают как «встал перед ним». Смысл здесь глубже: встал, предоставив стоящему напротив протянуть к нему руку зла или руку добра.

То обстоятельство, что вопреки правилам арабского письма Коран огласован (то есть имеет при буквах краткие гласные), указывает на стремление ранних правителей мусульманской державы исключить возможность своевольного толкования откровений, которое могло бы явиться опасным для чистоты первоначального ислама. Нужно иметь в виду, что при жизни Мухаммада коранические суры еще не были собраны воедино. Впервые их полный сборник появился при третьем по времени преемнике пророка — халифе Османе (644—656 гг.), но последовательное собирание началось при двух его предшественниках Абу Бекре (632—634) и Омаре {634—644). Сильной побудительной причиной явилась гибель многих знатоков Корана в сражениях против лжепророка Мусейлимы: они слышали Мухаммада и запомнили его слово, их смерть создала угрозу невосстановимой утраты священных текстов. Целенаправленное внимание, использование сохранившихся записей и воспоминаний старшего поколения позволили издать полный сборник проповедей Корана.

Раз неогласованное письмо чревато разночтениями, не следует ли отсюда, что древневосточные письмена (если даже верить этим памятникам) не способны дать современнику обществу точное представление о том, что и как было? Здесь рядом с не совсем правильным пониманием событий могут стоять и совсем неправильные выводы. По сравнению с ними принятое теперь чтение двух египетских имен как «Эхнайот» и «Нефрейт» вместо употреблявшихся недавно «Эхнатон» и Нефертити» может показаться всего лишь исправлением незначительных искажений, хотя внезапная перемена прочно установившегося чтения сама по себе говорит о многом.

Одной из главных обязанностей мусульманина «является раздача милостыни. «Все, что человек имеет, — рассуждает ислам, — он получил от Бога; поэтому человек должен делиться с подобным себе». По-арабски «милостыня» — закят, первоначальное значение этого слова — «очищение». Древнееврейское соответствие представлена в виде цдака, и это особенно любопытно потому, что в обоих приведенных семитских словах одинаково участвует К — «звук чистоты» (ср. индийское накка — русское «нагой», итальянское нетто и др.), о котором подробно сказано в нашей работе по ороксологии (востоко-западной филологии).

Особое место в Коране занимает повествование об Аврааме (Ибрахиме) как древнем провозвестнике единобожия, противопоставившем свою убежденность вере собственного отца и родного племени. К Аврааму применяются обозначения ханиф — «правоверный» и халил Аллах — «друг Божий», в исламе он считается первостроителем Каабы и первоустроителем ежегодного паломничества в Мекку. Его сын Измаил рассматривается как прародитель северных арабов.

Мысли Корана, прежде всего те, которые призывали к единобожию уже в новое историческое время седьмого столетия, постепенно объединяли вокруг ислама растущее число приверженцев. Наращение это сопровождалось большими сложностями, последовательное движение не раз опасно замедлялось. Языческая Аравия упорно сопротивлялась — однако явственно прослеживалась естественная линия! понятие единого Бога должно было через исцеление (ислам), то есть делание целым привести к созданию цельной (не раздробленной грехами) человеческой души, а отсюда — единого народа. В уже поминавшейся книге В. Ирвинга «Жизнь Магомета» говорится: «Магомет /.../ соединил в одну нацию и таким образом подготовил к внешнему завоеванию все разъединенные племена, которые до сих пор были только опасны друг для друга и, вследствие своей разрозненности, совершенно бессильны по отношению к остальному миру». И далее: «поразительную картину торжества веры представляли эти недавно еще разобщенные, варварские и воинственные племена, собравшиеся теперь как братья и воодушевленные общим чувством религиозного рвения».

В ходе арабских завоеваний число мусульман последовательно множилось в основном за счет покоренного населения сопредельных стран. Наряду с этим тюрки приняли ислам не сразу, если оставить в стороне телохранителей при багдадском дворе, появившихся в царствование первых Аббасидов. На землях Средней Азии соседи уйгуров — карлуки и огузы стали мусульманами в десятом веке; но своей вершины исламизация тюрок достигает в следующем столетии, когда, овладев Хорасаном (1040 г.), тюркская династия Сельджукидов покорила Иран, затем к ногам военачальника Тогрула пал Багдад (1055 г.). После этого победа над войском византийского императора Романа Диогена (1071 г.) предоставила среднеазиатским завоевателям — тюркоязычным сынам ислама власть над всей Малой Азией. Завоевывая одну часть арабского халифата за другой, тюрки сами воспринимали мусульманское вероучение и становились его защитниками на полях сражений. Так проявляла себя сила коранического слова.

Пример упоминавшегося выше латинского издания Корана от 1592 года показывает, как рано Европу стала интересовать священная Книга ислама. Конечно, опыт Панеция не остался единичным случаем, попытки ознакомить поколения христиан с мусульманской святыней множились, и новое время стало свидетелем перевода коранических откровений на ряд западных языков. Что касается России, то восемнадцатое столетие, «век императриц» представлен русским воспроизведением французских переводов, именно такая литература спорного качества послужила источником пушкинских «Подражаний Корану». Однако в следующем столетии воспроизведения сменились непосредственными переводами с арабского подлинника, выполненными Г. С. Саблуковым и, независимо от него, Д. Н. Богуславским. Первый из этих деятелей, учитель Чернышевского в саратовской гимназии, позже стал профессором Казанской духовной академии; второй, генерал, был известен то как русский дипломат в Стамбуле, то как доверенное лицо петербургского Двора, приставленное к сосланному в Калугу вождю кавказского сопротивления Шамилю. Перевод Корана Саблуковым в настоящее время значительно устарел. В труде Богуславского отмечается много неточностей и даже крупных ошибок. Он главным образом стремится дать представление о том, как понимается Коран в поздних мусульманских кругах, прежде всего турецких. Но перевод, именующий себя научным, должен стоять выше личных оценок и предубеждений, ему следует исходить из беспристрастного исследования накопившихся данных.