Любовь? Пожалуйста!:))) (сборник) - Владимир Колотенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я тоже закуриваю. Он роняет пепел на куртку, но не замечает этого. Когда он наконец открывает глаза и смотрит на меня, я делаю вид, что изучал меню. А он делает выдох, медленный длинный выдох и теперь тщательно стряхивает пепел с борта куртки. И снова припадает к сигарете.
Официант приносит долгожданное мясо. Я тоже голоден и с аппетитом набрасываюсь на еду, а он берет графинчик и наливает в фужеры вино.
– Ах, да… – произношу я, – конечно…
Мы не чокаемся, а лишь приветствуем друг друга поднятием рук с фужерами и выпиваем без тоста. Едим молча. Я еще не слышал от него ни единого слова. Его “можно”, которым он признал свой голод, для меня, как мычание мула. Может ли он связать два-три слова в мало-мальски простое предложение, я не знаю. Хотя его черные глаза излучают свет и выказывают просто недюжинный ум и какую-то твердую решимость на покорение его души.
– Вы художник…
– Еще винца? – спрашиваю я и вижу, как его рука уже тянется к графину.
– Вы, добрая душа, со всеми так щедры? – неожиданно произносит он, наполняя свой фужер. – А знаете, вы мне нравитесь. Вам что-нибудь от меня нужно?
– Признаться честно – да…
Я произношу это не раздумывая, зажатый в угол его простым вопросом, перечеркнувшим все мои старания, мои тайные планы.
– Да, в общем…
– Писатель…
– Ну не так, чтобы…
Мне не нужно теперь ловчить и ерничать, как-то хитрить и что-то там придумывать, чтобы сблизиться с ним. И я благодарен ему за это: так – куда легче, так проще…
Официант приносит мои любимые колбаски с острым соусом, а мы еще не управились с мясом. Правда, мой собеседник уже разделывается со второй порцией и с удовольствием посматривает на колбаски. Кажется, он вот-вот отшвырнет нож и вилку и, потирая руки, набросится на аппетитно поблескивающие, ароматные мясные поджарыши.
– Ну, знаете… – только и произносит он.
Давно же он не ел так много и так вкусно. Я уже готов спросить, как его зовут.
– Знаете, ваша щедрость несколько настораживает, – говорит он и отпивает глоток вина, – что же вам от меня нужно?
– Да в общем-то ничего особенного. Так что можете не беспокоиться.
– Еще вина?
Официант, выжидательно замер в полуобороте.
– Да, пожалуй…
Мой герой смотрит на меня вопросительно, затем спрашивает:
– Вы ведь не возражаете?
– Разумеется…
Мне нравится веселость, с которой он произносит слова. Я рад, что расшевелил его, расшевелил-таки, и мясо здесь сыграло не последнюю роль.
Я собирался узнать его имя.
– Значит, вы писатель… Что же вы написали?
Его вопросы в лоб обескураживают меня.
– Да так…
– Можно узнать ваше имя?
– Я пишу под псевдонимом…
Барабаня пальцем по столу, он какое-то время молчит, затем произносит:
– Эта неуверенность дорого вам будет стоить.
И вот мы сидим, жуем колбаски, запивая вином, весело болтая о том, о сем – старые знакомые, со стороны – приятели, не меньше. Для первого раза вполне достаточно. Вино и мясо немного сблизили нас, и все же каждый для другого еще остается загадкой.
– Не могу поверить, что вы это говорите всерьез.
Почему я должен верить ему на слово? Я привык видеть разных людей: вероломных, и лжецов, и притвор… Кто-то из великих сказал, что не видел чудища более диковинного, чем он сам. Человек разнолик, а мой Егор утверждает, что он прост, как палец. С этим я не согласен.
– Давайте-ка лучше еще выпьем, – предлагает он.
– И все же вы мне не ответили…
Я вижу, как он сыто откидывается на спинку стула, вытирая губы салфеткой, затем, приложившись к пиву, изрядно отпивает из кружки. Какое-то время мы молчим, но ведь каждому из нас ясно, так просто мы не можем расстаться. Просто встать и уйти в разные стороны? Еще чего! Зря, что ли, я накормил его до отвала? Вот и сейчас я вижу, как он тянется к моим сигаретам. С какой такой радости я должен его угощать?
Он закуривает, а я все еще дожевываю свою колбаску.
– Чего же вы все-таки ждете от меня?
Я отрываю глаза от тарелки. Он сидит, откинувшись на спинку, борода, усы, кажется, вот-вот, вспыхнут, дымит и сигарета, небрежно удерживаемая двумя пальцами. Прищурив глаза, он наблюдает, как я ем. Чтобы ответить на его вопрос, мне приходится жевать несколько быстрее обычного, затем долго вытирать рот салфеткой. Я думаю, что ответить.
– Станьте моим героем.
Я произношу это ясно, негромко, глядя ему в глаза. Зачем хитрить?
– Ну да… Я это знаю, это для меня не ново. Не понимаю, что во мне находят такого…
Он произносит еще какие-то слова, а я готов уже задать ему новый вопрос. Он давно сформулирован, я только жду момента, чтобы этот мой вопрос не стал последним. Я выжидаю и не слушаю его. Вот момент:
– Скажите, вы неудачник? – При этом я тоже закуриваю, чтобы дым сигареты скрыл мои глаза и я мог незаметно понаблюдать за ним. Ни единым движением не выдает он своего внутреннего напряжения. Только очередная порция пепла падает с его сигареты на свитер, но это не привлекает его внимания.
Я жду ответа, напряженно рассматривая умирающий язычок пламени спички. Каждый мужчина когда-нибудь должен ответить, удачлив он в жизни или нет, и у каждого, я думаю, на этот счет есть готовый ответ. Жизнь ведь часто задает этот вопрос. Но хватит ли мужества признаться в этом другому?
– Да…
Он все-таки произносит это долгожданное “да”, стряхивает пепел с груди и добавляет:
– Удача не всегда была у меня в любовницах. Но какое вам до этого дело?
– Я хочу знать о вас все.
– Вы – просто олух, честолюбивый олух и глупец. В вашем возрасте следовало бы…
– Пожалуйста, выбирайте выражения.
– Вы же хотите все знать обо мне.
– Да, но это не дает вам права…
– Дает.
Он раздавливает сигарету о дно пепельницы и, зачем-то глянув по сторонам, пытается встать.
– Дает, – повторяет он. – Если я ваш герой.
Он благодарит за ужин и прощается. Не удерживать же его за рукав? Мне хочется напоследок лягнуть его.
– Вы поступаете хуже…
– Бросьте… Это вы со своими хромыми взглядами сделали мир слепым. Ваши горбатые души… впрочем, ладно… Он берет кружку с остатками пива и отпивает глоток.
– Ладно, – говорит он еще раз и берет палку, – вы не сердитесь. Я и правда не знаю, чем вам помочь. Если у вас до сих пор нет имени, нечего соваться… Ведь уже есть Тургенев, Толстой, Чехов… Есть Стендаль, Флобер, Диккенс, Бальзак, Гюго… Куда вам? К тому же я абсолютный счастливец и в герои не гожусь. Просто мир вокруг вас еще такой дикий, такой девственный. Вот он и есть неудачник. Он – ваш герой, начните с него.
– С кого, “с него”?
Он улыбается:
– Ну, с мира… Извините, но мне, правда, пора.
– Куда это вы так спешите?
– У нас сегодня ничего не выйдет, а мне еще нужно…
– Чем же вы занимаетесь?
– Да вот… живу. Пока, увидимся еще…
Он не подает мне руки, прихрамывая, уходит, а я мучаюсь оттого, что так и не узнал его имени. Егор он или не Егор?
– Настя, Настя, Настенька, Настя…
Я кричу с порога, ору так, что Настя вскакивает с дивана и замирает в оцепенении. С белыми от страха глазами, каменная, она стоит в своем коротеньком синем халатике, не смея вымолвить слова… “Что случилось?” – она не в силах задать вопрос, но вида ее вполне достаточно, чтобы понять, насколько она потрясена.
– Что?.. – только и произносит она.
– Настенька, я… я говорил с ним…
Она делает выдох, закрывает глаза и присаживается на подлокотник кресла. Молчание. Затем она вскакивает и рысью, пантерой бросается на меня: прыг! В мгновение ока она оказывается рядом и ну лупить меня своими кулачонками, царапая своими ноготками мое лицо, руки… Густая краска ненависти проступает на ее щеках, ее маленькие прелестные ушки горят, а в глазах, ее дивных серых глазах, появляются два прозрачных зернышка слез. Она плачет.
– Настенька…
Она прикрывает лицо своими нежными ладошками, опускается в кресло и плачет.
– Настенька…
Только плечи, ее милые плечи тихонько вздрагивают в моих руках. Я успокаиваю ее, как могу.
– Не смей… не смей мне говорить о нем никогда…
– Хорошо, Настенька, хорошо-хорошо…
– Никогда…
– Никогда, Настенька…
Я утешаю ее, целую, клянусь, трогая то ее руку, то плечо… А полчаса спустя мы уже смеемся, лежим и смеемся, уплетая кукурузные палочки, которые я запиваю пивом, и она тянет пиво из горлышка, я произношу:
– И тогда я помчался в кафе…
– К этому своему бомжу?
– Ага, знаешь… Он…
– Стоп-стоп. Мы же договорились.
Но я хочу, жутко хочу рассказать о Егоре. С кем же мне еще поделиться мыслями, кому же еще я открою душу?
– Ты пойми, Настенька…
– Ты бы лучше…
Я начинаю злиться. Она злится тоже.
– Дай мне, пожалуйста, сигарету, – вдруг просит она.
– Что дать, что тебе дать?
Я ставлю бутылку на пол, бросаю пакетик с палочками и сажусь в постели.
– Си-га-ре-ту, вот что, – объявляет Настенька.
