Опустошение - Егор Роге
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Связана ли поездка в Канаду с игровыми приставками или беспокойный ум Артема снова разрабатывал новую золотую жилу – мне предстояло выяснить через несколько минут.
Артем вышел из зоны прилета международного аэропорта Шереметьево в новой кожаной куртке, джинсах и идеально белых кроссовках. На мой взгляд, выглядеть лучше было невозможно.
– Привет, выпьем кофе или сразу в город поедем? – спросил Артем.
– Наверно, лучше в город, Элла уже ждет, обед готов, – ответил я.
– Ну ладно, поехали, сейчас я все решу, – улыбнулся Артем, – где лимузин-то?
Водитель нашего лимузина, шикарного «Москвич-2141», стоял, нервно поглядывая на часы, и, увидев нас, торопливо выбросил сигарету и завел мотор.
– Отель «Савой», – сказал Артем.
– Где это?
– О’кей, ноу проблем, к «Детскому миру».
– А зачем нам в «Савой», ты разве не у нас остановишься? – спросил я, когда мы отъехали.
– Нет, просто посидим, спокойно поболтаем, это единственное нормальное место в Москве.
Всю дорогу Артем рассказывал о Канаде, в которой он провел целую неделю. Про идеальную чистоту на улицах, про дороги, про «правильные» машины и «правильные» магазины. По его мнению, правильными магазинами являются те, в которых можно было купить, например, еду за деньги. А наши магазины, в которых нельзя ничего приобрести вне зависимости, есть деньги или нет, он записал в разряд «неправильных».
В Канаде он открыл свою собственную компанию, которую назвал «Норт Америка корпорэйшен оф интернейшнл трэйд», обзавелся дорогими визитками и чековой книжкой.
Остановился он у одноклассницы своей мамы, Марины Ласкер, которая жила там уже пятнадцать лет, сумела накопить на приличный дом, «пятибедрумный», то есть с пятью спальнями, не считая кухни и прочих помещений, и получить хорошую работу: стоматолога в медицинском центре.
Марина же и познакомила его со своим приятелем Сэмом, который в Союзе был Семеном Аркадьевичем и занимал большой пост в строительном комплексе Украины, который, в свою очередь, предложил Артему бизнес по поставке в Россию канадских машин для изготовления бетонных блоков для строительства.
«Савой» поразил меня.
Впоследствии, объездив полмира, останавливаясь в лучших отелях, я всегда вспоминал свои первые «савойс-кие» ощущения.
Это был первый и, безусловно, самый лучший советский отель: выдержанные в стиле ампир интерьеры были олицетворением роскоши. Названный в честь герцогства Савойи – земли французских аристократов, отель был настоящим кусочком того мира о котором я даже боялся мечтать.
Мы прошли в бар с великолепной мебелью новомодного для начала и конца двадцатого века ампира, верхний уровень которого поддерживали античные статуи.
Изображение саламандры как символа отеля можно было увидеть и в роскошной лепнине в коридорах, и на коврах, приглушающих все шумы, шаги гостей и персонала до такой степени, что казалось, будто в фильме, который я смотрю, монтажер не успел записать звуковую дорожку.
Артем заказал нам пиво. Кружка «Карлсберга» стоила пять долларов, что соответствовало примерно ста рублям. В городе такая же кружка, правда «Жигулевского», стоила сорок копеек.
Я был шокирован тем, что пью пиво стоимостью в две с половиной стипендии за кружку, и поделился этим с Артемом.
– Я в Канаде решил, что больше не буду переводить цены в рубли, чтобы не сойти с ума, – сказал Артем, – надо зарабатывать примерно сотку в год чистыми, и все будет о’кей.
– Сто тысяч? – удивленно спросил я.
– Сто тысяч долларов.
– Это совершенно невозможно, нельзя заработать такие деньги, это около двух миллионов рублей.
– Знаешь, сколько я буду платить тебе с каждого проданного «Брика»?
– «Брик» – это этот канадский станок?
– Пятнадцать тысяч долларов составит твой профит.
– Это заманчиво, конечно, Артем, – ответил я, понимая смысл слова «профит», – но я даже и доллара в руках не держал. И это, по-моему, противозаконно.
– Как там в «Интердевочке», помнишь? «Весь мир покупает и продает валюту!» На этом месте фильма зал всегда аплодирует, – продолжил Артем – на, возьми на раскрутку.
Артем достал из кошелька стодолларовую купюру и протянул мне.
– Я не могу ее взять. Это очень большие деньги.
– Большие. Но это не подарок. Тебе придется ездить, возможно, приглашать людей в ресторан. Не води только в «Савой», а то надолго не хватит. Можешь купить себе что-нибудь из одежды: я потом спишу это с твоего профита.
– Понял. А сколько стоит этот «Брик»?
– Двести пятьдесят тысяч, СИФ Ленинград.
– Я не понял про Ленинград.
– Учись студент, вот тебе первое задание – СИФ и ФОБ, запомнил?
Он взял салфетку и записал:
«1. СИФ
2. ФОБ
3. Инкотермс».
Я поинтересовался, сколько времени он проведет в Москве.
– Завтра лечу в Ригу, соскучился по своим девчонкам. В начале недели буду здесь, еду в Удмуртию, там друг Семы большой строительный начальник. Пора впарить пару «Бриков», – улыбнулся Артем, – у тебя видео нет, конечно?
– Откуда же, с нормальным телевизором десять тысяч, не меньше.
– А у друзей?
– Есть у одного парня, а что?
– Оставлю тебе кассеты про работу «Бриков», там все увидишь, и все материалы. Почти все на русском, но есть и по-английски. Поймешь?
– Вряд ли.
– Дай-ка нашу салфетку.
Он взял салфетку и дописал:
«4. Английский язык».
После отъезда Артема я основательно продвинулся в вопросах международной торговли.
В институтской библиотеке был большой выбор учебников, и я вскоре свободно оперировал такими понятиями, как КАФ, КАС, ФОБ или СИФ.
С изучением английского оказалось сложнее, но я запоминал по пятьдесят новых слов в день, и вскоре институтский преподаватель английского отметил мои успехи.
Мой друг Миша согласился стать моим компаньоном в деле продажи «Бриков». Его отец, архитектор, знал строительный мир Москвы, и мы начали планомерно, по его рекомендации, встречаться с руководителями различных моспром-, мосгор-мособлстроев.
Первые встречи напоминали, скорее, юмористические миниатюры, в которых мы поочередно играли комические роли в зависимости от того, кто из нас в настоящий момент отвечал на вопрос заказчика.
Любой вопрос ставил нас в тупик, так как мы не имели не только строительного образования, но и ни малейшего понятия о работе предлагаемых нами механизмов. Но через некоторое время уровень наших познаний все же возрос.
Через месяц после возвращения из Канады Артем подписал контракт на две машины с Удмуртией.
Я был очень доволен, во-первых, потому, что до последней минуты не верил, что такие крупные сделки вообще возможны, и, во-вторых, потому, что смогу увидеть «Брики», пусть даже для этого придется съездить в Ижевск.
Важный чиновник одного из «строев» заинтересовался «Бриками», мы с Мишей даже смогли получить его визу на коммерческом предложении.
Все шло замечательно, но Сэм подвел Артема. Он не заплатил ему комиссионные, хотя «Брики» все же в Ижевск были доставлены.
Тема была закрыта, Артем был подавлен, да и мы с Мишей, потратив столько труда, были не в лучшем настроении.
Мы опять расстались с Артемом, но на этот раз всего на несколько месяцев.
Часть 2
Финансист
В начале октября девяностого года неожиданно приехал Артем.
На этот раз в компании своего двоюродного брата Бориса – мрачноватого и неприветливого парня.
– Ну что ж! Началась серьезная работа, – почти с порога заявил Артем.
– Помирился с Сэмом, – удивился я, – или на этот раз что новое и грандиозное?
– Сэм, Сэм… лучше с умным потерять чем с дураком заработать, – ответил Артем. – Спасибо, конечно, Семе за урок, но мы теперь мелочью не занимаемся, только большими делами. Прокатишься с нами на ужин?
Ресторан «Джалтаранг» на Чистых прудах, вероятно, задумывался как воздушный замок – невесомый дворец над водоемом, но оказался кубом из стекла и бетона, огромным и совершенно неуместным в этой части старой Москвы.
Атмосфера внутри заведения полностью соответствовала его внешнему облику – неуместная, некомфортная и нездешняя.
Борису «Джалтаранг» очень понравился, и Артем, попробовав в Канаде индийскую кухню, стал ее поклонником на долгие годы. Я же, попробовав «дал», что-то вроде похлебки из бобовых, настолько острый, как, впрочем, все блюда за исключением риса, напротив – всегда за версту стал обходить индийские рестораны.
Артем решил заняться финансовым бизнесом, к тому же ситуация в экономике благоприятствовала этому.
К концу девяностого года, при официальном курсе шестьдесят копеек за доллар, на улице давали двадцать пять рублей за доллар, и это при действующей статье Уголовного кодекса о запрете валютных операций.