Военное просвещение. Война и культура во Французской империи от Людовика XIV до Наполеона - Кристи Пичичеро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ведение «хорошей войны»
Удручающее ощущение неизбежности, необходимости и ошеломляющего масштаба войны не вело к отказу от нее и не вызывало апатию. Армия, интеллигенция и заинтересованная общественность избрали активный, даже оптимистичный подход, в основе которого также лежало их понимание войны. Словарные и энциклопедические определения войны того периода весьма показательны в этом смысле. Запись о войне, “Guerre”, в первом издании “Dictionnaire de ГAcadёmie franchise” («Словарь французской академии», 1694) гласила, что это конфликт между монархами или суверенными государствами, чей исход определяется при помощи оружия. Среди первых примеров употребления этого понятия встречается faire bonne guerre — «вести хорошую войну»: сохранять в военных действиях «всю человечность и гуманность [honnestete], разрешенную законами войны». Война, как говорилось в “Dictionnaire”, может быть занятием, отражающим человеческое достоинство и нравственность или, напротив, уподоблявшем людей кровожадным хищным зверям. Запись о войне в “Encyclopédie, ou dictionnaire raisonne des sciences, des arts et des metiers” («Энциклопедии, или Толковом словаре наук, искусств и ремесел»), публиковавшейся во Франции в период между 1751 и 1772 годами под редакцией философов Дени Дидро (1713–1784) и Жан-Батиста Лерона д’Аламбера (1717–1783), повторяет это определение[16].
Данные описания подчеркивают ключевые принципы Военного просвещения. Во-первых, они доносят онтологию войны как феномена, принципы, условия и ведение которого зависят от человеческого участия и поиска смысла. По мере того как крестовые походы и религиозные войны уходили на второй план, то же самое происходило с концепцией божественно предопределенной «праведной войны»[17]. Война стала деятельностью, мотивы, процессы и итоги которой определяет человек. Такой гуманистический подход брал начало в эпохе Возрождения. Историк Эрве Древийон предполагает, что «военный гуманизм» эпохи Возрождения «утвердил не только человеческий характер войны, но и способность человека определять ее принципы и исследовать рациональность» [Drevilion 2013: 16].
Призыв к разумному ведению военных действий – вторая основная характеристика, рожденная в предыдущих столетиях и развиваемая участниками Военного просвещения. В контексте эпохи Возрождения и мысли начала XVII века военные теоретики полагали, что рациональный подход позволит достичь желаемых боевых и моральных результатов. Люди могут использовать способность к рассуждению, чтобы определить универсальные принципы войны, таким образом превратив ее в науку, конечным исходом которой станет стратегическое и тактическое «совершенство»: науку боевой победы. Армия может менять контуры военных действий, чтобы поддерживать человеческое достоинство и возводить человеческий дух к божественному. Рационализм в данном контексте означал неостоическую доктрину ограничения в военных действиях, которая подчеркивала ценность человеческой жизни и предлагала логические объяснения ужасов гражданской войны, которая захлестнула Францию во время Религиозных войн (1562–1629), и беспорядочных и жестоких армий во время Тридцатилетней войны (1618–1648)[18].
И все же ведение «хорошей войны» в XVIII веке требовало превзойти рационализм и создать науку военного гуманизма в духе эпохи Возрождения. Возникла потребность в новом «просвещенном» подходе. Как гласит определение войны в “Dictionnaire” от 1694 года, ведение войны в правильной и «хорошей» манере предполагало «гуманность» и «цивилизованность». Эти понятия и их лексические компаньоны – восприимчивость, социальность и общество – приобрели огромное значение: они необратимо изменили и модернизировали отношение к войне и военному устройству. Эти термины стали взаимосвязанными благодаря сенсуалистической моральной философии, которая привела к появлению новых определений и изменила значение существующих терминов. Понятие гуманности, ранее обозначавшее человеческую природу, приобрело более конкретную нравственную составляющую и соответствующее значение. По данным “Dictionnaire” от 1694 года, «гуманность» означает «мягкость, цивилизованность, доброту и чуткость к бедам других» (douceur, honnestete, bonte, et sensibilité pour les malheurs dautrui). Понятие «учтивость», или honnestete, сохранило свое значение вежливых манер и общения, но также приобрело новый смысл, став неотъемлемой составляющей подлинных человеческих отношений.
Культ чувства, вытекающий из слова sensibilité («чувствительность», «чуткость» или «чувство»), также был ключевым компонентом военной и элитарной культуры данного периода[19]. Основанная на философии сенсуализма, предложенной Джоном Локком (1632–1704), Дэвидом Юмом (1711–1776) и Этьеном Бонно де Кондильяком (1714–1780), концепция sensibilité стала ключевой человеческой чертой. Для врачей она легла в основу знаний о человеческой природе и идентичности; для философов-моралистов, например Руссо, Дидро и Адама Смита (1723–1790), она отвечала за формирование общности между людьми[20]. Быть человеком чувства – âme sensible («чувствительной душой»), тем, кто переживает о других, – стало признаком высшего физического и морального облика и превратилось в новый тип социального капитала. Как утверждал Дэн Эдельстайн, дворяне и буржуазные элиты стремились стать noblesse du coeur («аристократией сердца») [Edelstein 2009: 15].
Нравственные чувства и их лексикон – sensibilité, humanité, bienfaisance («доброжелательность»), sociabilité и social (последние два неологизма появились в XVIII веке) – отражали отход от традиционных тем военного гуманизма и показывали подлинное развитие в этот период. Эпистемический сдвиг от рационального к чувственному проходил в рамках того, что Джоан Дежан называла «аффективной революцией» [DeJean 1997:82]. Эта революция отразилась на ценностях Военного просвещения. Рыцарский кодекс – в понимании средневековых рыцарей он был гораздо более безжалостным, чем полагают немедиевалисты, – уступил место мягкости, уважению, социальности, благожелательности и состраданию в ходе ведения войны[21]. Эти идеи впервые проявились в полноценном и осознанном виде в эпоху Просвещения.
Данные нравственные чувства не были просто идеалами. Они имели серьезные последствия для физических и психологических аспектов военной медицины и лечения гражданского населения, солдат и моряков во время кампаний, военнопленных и ветеранов. Определенные основы этих практик появились ранее, в XVII веке, перед тем как расцвести, трансформироваться через культ чувства и стать нормой в XVIII веке[22]. Голландский юрист и неостоик Гуго Гроций (1583–1645) написал “De jure belli ac pacis” («О праве войны и мира», 1625) – текст, ставший основой Вестфальского мира как «первого общего мирного соглашения современности» [Bull 1990; Ford 1996]. Он говорил о необходимости моральных принципов ограничения, поскольку государственные законы допускали беспорядочное уничтожение, мародерство и захват собственности,
