История моего моря - Кирилл Борисович Килунин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему?
Наверное, потому что, где-то в глубине себя подозревал, что именно они (эти самые перемены) – убивают жизнь, такие, знаете ли – «стивенкинговские» Лангоньеры. Эти грязные пожиратели нашего прошлого, времени, и возможно значительной части настоящего. Мне всегда хотелось поймать неудержимую частицу настоящего (счастья) и никогда ее не отпускать… А тут, внезапно наступали они – перемены. И все менялось, окружающая меня обстановка, весь мир и я в нем менялся. В новом или обновленном мире, мне нужно было от этого мира уже, что-то другое. А я, не хотел. Вот такая вот глупость.
Впервые мы поссорились с Машей из-за перемен. Она очень хотела, чтобы у нас все происходило как в кино, посредством волшебного монтажа.
Вот мы держимся за руки.
Целуемся.
Спим вместе, занимаясь любовью.
Мы женимся.
Я становлюсь успешным и богатым, и у нас тут же появляются дети: погодки: мальчик и девочка.
Мы живем в собственном доме, за окном плещется море…, а может быть океан.
* * *Я хотел просто – жить, со вкусом счастья на своих губах, в душе и в самых светлых уголках своего сознания.
Я знал, что любовь – это больно.
Я знал, что без любви окружающий мир темно – серый.
Я не знал, люблю ли я Машу, хочу ли жениться, и что значит семья.
Я многое тогда еще не знал и не умел, у меня не было хорошего примера, только книги. Я верил книгам, но знал, что, то, что живет в них, может жить только там, меж этих шуршащих желтых страниц, под картонной обложкой, имитирующей живую кожу, с бахромой осыпающейся позолоты.
А Маша – хотела любить, она учила меня как это делать. Такая оказалась выдумщица: мы занимались любовью – в общественном душе, кабинете декана, и в ее родной библиотеке. Мы сами себе казались такими свободными и вездесущими, простыми и неразгаданными. Нет, я все вру. Мы не казались. Мы – были.
* * *Я всегда был романтической сволочью… Романтика в моей голове, это полет и ощущение Мира, я ничего не понимаю, а чувствую только, чаще чувствую боль…, но иногда полет или бесконечность, любовь, то, как шумят звезды и волнуется вода, готовая превратиться в снег, дождь или волну. Чувства в моей голове способны созидать и разрушать в одинаковой степени, без какого либо расчета, я ими живу, пока не сломаюсь окончательно. А в Маше уже тогда что-то начало ломаться. Иногда она устраивала истерику, как мне казалось – на пустом месте, крича и топая ножкой обутой в кожаную лодочку цвета – «кофе без молока».
– Как мы – живем! Я устала… Ты можешь идти разгружать вагоны на станцию Пермь 1, чтобы все изменить!
– Что изменить? – спрашивал я ровным шепотом. – Я не люблю перемен…
– А меня, меня ты любишь? – кажется, она готова была вот – вот зарыдать.
– Я не знаю… – отвечал я. Наверное, да.
– Вот – вот…, – стенала она.
А я, чувствовал себя пустым местом, тем с которого и начался весь этот скандал.
Именно тогда, я почувствовал, что снова подули ветра, ветра перемен.
4. Ветра. Контора
Девяностые и нулевые, это была эпоха сильных ветров, и главным в эту ветреную эпоху было уцепиться за что-то для тебя очень важное и держаться. И я держался, из последних сил. Наверное, потому что верил в разные светлые глупости: любовь, правду, дружбу, отвагу и бескорыстное служение великому делу, хотя толком не понимал суть этих вещей.
* * *2001-вый, в ветреных нулевых был последним годом, когда мне пришлось увидеть настоящих бандитов в их естественной среде обитания, снимавших дань с очередного ларька. Когда-то эти самые ларьки были раскиданы по всему нашему району и городу. Они располагались целыми островами по три – четыре, и в одиночку, склепанные из ржавого железа, похожие на большие сейфы с амбразурами окон. В них торговали паленой польской водкой и спиртом Рояль, сигаретами из тех же Палестин, жвачкой, лимонадом, презервативами, колбасой, и всем, что, угодно, от нижнего кружевного белья, и до турецких дубленок.
Бандиты были приземистыми, с лицами испещренными угрями и шрамами, с большими черными пистолетами, засунутыми под резинку спортивных штанов, как они у них не выпадали… во время ходьбы. Все как в дурацком кино – бандиты в солнечных зеркальных очках и с совершенно квадратными плечами и физиономиями.
Они ржали как кони и громко матерились, я заскочил в подошедший трамвай и умчался в сторону 1905 года, кажется, срочно нужно было купить пару кг картошки на местном Колхозном рынке.
В другой раз, проходя по улице Дружбы, в каких-то дворах, я обуреваемый юношеским оптимизмом и пофигизмом, решил сократить свой жизненный путь или срезать его – пересекая линию отчуждения – глубину между заброшенками и пустырями. Там они и стояли – друг против друга, несколько черных машин и еще люди характерной наружности в кожаных куртках, бритые наголо с пистолетами и автоматами в руках. Я здорово испугался и приобрел от этого излишне деловой вид, стараясь не прибавить и не убавить свой шаг, глядя под собственные ноги, я поспешил ретироваться. Думая о том, что если чихну, запнусь или издам еще какой ни – будь – неприличный звук, то, возможно начнется стрельба.
На следующий – 2002 год все бандиты уже куда – то резко исчезли. Наверное как и везде – самых отмороженных перестреляли, и они заняли свое место на Северном кладбище – в Аллеях братвы. Кого-то, закрыли лет на десять или двадцать. А самые продвинутые, и не глупые, стали нашими депутатами, как мистер Т – бывший спортсмен дзюдоист, занимающий и сейчас один из высших постов государства в далекой северной провинции, еще далече чем мы. Думаю, если бы не его темное прошлое, он мог бы вполне оказаться нашим очередным президентом, тем более очередность эта так давно не менялась.
* * *В лихие 90-е и в начале 2000-х меня пару раз пытались ограбить, раз зарезать и несколько раз втянуть в какую – то очередную аферу, грозившую потерей всего, что имею, или длительным сроком заключения.
А Ленка Гулена, говорила, что бандитов не бывает, их выдумали вы журналисты (обращаясь ко мне), чтобы заработать бабла. Я возмущался, во-первых, от того, что видел эти самые мифы вблизи, а во – вторых, что журналист в нашем болоте может заработать только мозоли на ногах и цирроз печени. Я давно уже бросил это глупое занятие, особенно после того как Маша привела меня в Контору.
* * *Контора, это было прибежище потерянных душ. Неприметный подвал с выходом или входом на пустыре возле 9 -той детской больницы. На
