Розалина снимает сливки - Алексис Холл

– Не нянчится, – возмутилась Амели, – я уже не младенец. Я ребенок. Потом буду отроком. Потом – подростком. Потом – взрослой. Потом – старой. А потом мертвой.

Лорен засмеялась.

– Вот так просто, да?

Не самая подходящая тема для начала опеки Лорен над впечатлительным юным умом. Но сейчас не было времени решать эту проблему. Закинув сумку на плечо и пожалев, что не успела допечь чертов последний пробный торт, Розалина в час пик нырнула в толпу.

Поезд, как оказалось, не опоздал на шесть минут. Он не опоздал даже на четыре минуты. А значит, у Розалины было ровно столько времени, чтобы увидеть, как он отъезжает от станции без нее. Умом она понимала, что мисс Вудинг не специально подгадала время для того, чтобы ее двуличие оказало самое большое и самое негативное влияние на жизнь Розалины. Но, черт возьми, ощущалось это именно так. Преодолев обратный путь по пешеходному мосту до справочного бюро, она потратила невероятно много времени на то, чтобы выведать у скучающего работника вокзала точный маршрут поездов, остановок и автобусов, которыми можно добраться до Пэтчли Хаус, где проходили съемки шоу.

Первый отрезок пути в глушь на поезде был, по крайней мере, относительно коротким. Второй, на дребезжащем автобусе в совершенно другую глушь, занял больше времени. Затем наступил третий, теоретически последний отрезок пути, который прошел в одном из немыслимо медленных поездов, который, пожалуй, стоило бы отозвать из эксплуатации в 1970-х годах и который останавливался на каждой мелкой станции в каждой мелкой деревушке между У-Черта-на-Куличках и Поди-Узнай-Где. Первоначальный план Розалины заключался в том, чтобы во время поездки расслабиться, сосредоточиться, собраться с мыслями и сделать все, чтобы настроиться на нужный лад и проявить себя на реалити-шоу. Выйти из состояния измученной матери-одиночки, чьи родители, которым она задолжала огромную сумму денег, ничуть не удивились бы, узнав, что она не смогла вовремя сесть в поезд.

И тут поезд остановился.

И не трогался еще сорок чертовых минут.

– Э-э, – затрещала устаревшая акустическая система, – здравствуйте. С вами говорит машинист. Объявление для пассажиров поезда восемнадцать двадцать три, следующего из Мопли-он-Понд в Тапворт. В связи с неисправностью поезд будет вынужден завершить путь в Фондл-Бэквотер.

Это не предвещало ничего хорошего. Если честно, дела обстояли довольно скверно. И ситуация стала еще хуже, когда поезд подкатил к средней по длине бетонной плите, служившей Фондл-Бэквотер станцией. Не зная, что делать, Розалина схватила сумку и сошла с поезда. С ней высадился только один пассажир. Мужчина в узких слаксах и голубой рубашке с рукавами, небрежно закатанными до локтей. Он выглядел так, будто у него был собственный стиль, идущий вразрез с модой. А еще он явно находился не в своей тарелке. Но, в отличие от Розалины, казалось, был не против вынужденной остановки, осматривая окрестности с самообладанием, а не с замешательством, переходящим в панику.

Что он осматривал, Розалина не знала, потому что вокруг было только небо, поля и восемь овец, одна из них смотрела на нее с выражением, которое она сочла за жалость.

– Я так понимаю, – заметил незнакомец, который подошел, пока Розалина была занята оцениванием скота, – что вы ехали не в Фондл-Бэквотер.

Теперь, когда он стал ближе, Розалине пришлось смириться с тем, что он не только стильный, но и смущающе хорош собой в той высокой, скуластой, слегка надменной английской манере, которая позволяет получить главную мужскую роль в костюмированной драме Би-би-си о распутном аристократе и его бурном романе с дочерью шахтера.

И появляется он в этой драме без рубашки, верхом на лошади, по крайней мере раз в сезон.

Как всегда, в первый раз за несколько месяцев с ней заговорил кто-то привлекательный, неважно какого пола, а она чувствует себя как человек, который за день не сумел допечь торт, поругался с учительницей начальной школы и таскался по всему юго-востоку из-за еле работающей железнодорожной компании. «Быстрее, Розалина, прояви обаяние».

– Вы о чем? Я проснулась сегодня утром и подумала: «Чего же мне не хватает? Вечера на вокзале с, мягко говоря, заманчивым названием».

– А, тогда вам надо было ехать в Тапера-в-Вере. – Он улыбнулся. В уголках его широкого рта образовались морщинки. – Оно еще заманчивее.

– Я слышала, что в Исла-де-Муэрте прекрасно в это время года.

– Что иронично само по себе, потому что Исла-де-Муэрте – та еще дыра.

Розалина рассмеялась, отчасти забавляясь, отчасти от облегчения. Потому что, если подумать, «Исла-де-Муэрте» – это рискованный гамбит. Особенно как вторая фраза, сказанная незнакомцу.

– Но если серьезно, – продолжил он, – как бы мне ни хотелось остаться здесь и обмениваться географическими иносказаниями с очаровательной незнакомкой, мне нужно быть в Тапворте… – он замолчал, чтобы свериться с воображаемыми часами, – уже как час.

По мнению Розалины, ехать в Тапворт можно было лишь по одной причине – если ты там не живешь, но тогда ты, скорее всего, не заблудишься в паре миль по дороге. Это означало, что она общалась с конкурентом. Хорошо говорящим, хорошо одетым, хорошо… хорошим конкурентом.

– Какое совпадение. Мне тоже уже час как нужно быть в Тапворте.

– А-а. Участница или член съемочной команды?

– Если бы я была в команде, – спросила она, – неужели я бы не знала, как туда добраться?

– А вдруг вы новичок? – Снова улыбка. На этот раз несколько лукавая. – Или плохо справляетесь с работой.

– Подловили. Я – главный рабочий-постановщик, только не умею ничего ставить.

Он вскинул бровь.

– От этого наверняка много проблем.

Ну надо же. Вышло не совсем так, как она хотела. Возможно, дело было во влиянии Лорен или отсутствии необходимости подавать пример восьмилетнему ребенку, но Розалина решила удвоить усилия.

– Да, – ответила она грустно, – из-за этого трудно работать рукой.

Наступило молчание. Розалина начала волноваться, что вызвала отвращение.

И тут незнакомец рассмеялся.

– Вижу, мы перешли от иносказаний к анусказаниям. Но в любом случае приятно познакомиться. Я – Ален. Ален Поуп.

Он протянул ей руку, которую Розалина пожала с готовностью женщины, которая только что говорила об онанизме.

– Розалина, эм, Палмер.

– Что ж, Розалина-эм-Палмер, – его очень, откровенно говоря, очень голубые глаза сверкнули на нее в полумраке, – что же ты собираешься делать?

– С моей… Слушай, я ведь на самом деле не рабочий-постановщик с неважными навыками работы.

– Не может быть, я воспринял это как факт! Я имел в виду, что нам делать с тем, что мы застряли на незнакомой станции, когда нам нужно быть в другом месте?

А-а. Он об этом.

– Когда следующий поезд?

Ален сверился с телефоном.

– Завтра утром. –