Чужак с острова Барра - Фред Бодсворт

Но то были другие времена и другой Рори Макдональд.

Вот уже четыре года, как любой шаг его жизни определялся принятым им решением преодолеть трудности сурового детства и выбиться в люди. Это решение дало ему две веские причины держаться в стороне от девушек. Во-первых, он сам оплачивал свое обучение в университете, и на них не оставалось ни времени, ни денег. Но еще важнее было то, что он не хотел идти на риск, позволив себе серьезные отношения с девушкой, до тех пор, пока не достигнет той точки карьеры, когда сможет свободно разрешить этот вопрос. Рори был не уверен, что смог бы, постоянно встречаясь с девушкой, а может, и влюбившись в нее, откладывать все остальное на неопределенный срок. С портовой девкой или девицей, подцепленной в дешевом кафе, проблем не было — берешь что можешь, а назавтра уже и забыл про нее. Но такие девушки, как Сьюзен, которые попадались ему в университете, были явно из тех, на которых женятся; таких не положено менять, ночуя каждую субботу с новой. Так что Рори с самого начала решил ради университетских занятий, равно как и своих финансов, держаться от них подальше. И строго на том стоял, хотя это не всегда давалось легко: внешность, сослужившая ему великую службу в годы плавания, теперь была скорее помехой, чем благом.

— Будешь в том семестре играть в футбол? — спросила его Сьюзен. Она умела быть разумной, и Рори знал,как это заманивает.

— Навряд ли, — ответил он.

— Эх, какой футболист пропадает — с птичками пересвистывается.

— Уж это поинтересней, чем гонять мяч взад-вперед.

— А у тебя все птички на уме! По-моему, оттого ты и чокнутый.

Она язвительно улыбнулась, но пододвинулась ближе, так что их руки при ходьбе соприкасались. Она и раньше ходила так же, совсем рядом с ним, а Рори того не хотелось. В каком-то смысле он побаивался девиц вроде этой Сьюзен. Они были угрозой более серьезным и важным вещам, которые в данный момент требовали от него всей сосредоточенности, на какую он только способен.

У автобусной остановки на Колледж-стрит он вернул Сьюзен книжки и простился с ней. Купил в газетном киоске дневной выпуск и быстро пробежал первую полосу. Ни слова об "Алисе". Он развернул газету и почти в самом низу третьей страницы увидел заголовок, который искал: 

Новые бури, вызванные ураганом, над истерзанной штормами Атлантикой 

Рори прислонился к киоску и стал читать.

"Вашингтон, 23 мая (Ассошиэйтед Пресс). Согласно утреннему сообщению бюро погоды ураган "Алиса",  уже  готовый затихнуть над Северной Атлантикой, столкнулся с двигающимся из Арктики фронтом холодного воздуха, вследствие чего возник новый шторм, почти такой же силы, как и сам ураган.

Согласно сообщению бюро погоды "Алиса" практически мертва, но в ее смертельной схватке с  массами арктического воздуха возник  новый штормовой ветер восточного направления, охвативший всю Атлантику, от Британских островов вплоть до самого Ньюфаундленда. Метеорологическими судами зарегистрированы ветры, дующие со скоростью 75 миль в час. Ряд судов находится в опасном положении, и, по крайней мере, одно — норвежское грузовое судно терпит бедствие вследствие поломки руля, сорванного волной.

Бюро погоды сообщает, что этот шторм, возможно, самый сильный из всех разразившихся в северных районах Атлантики за последние десять лет. Вызванный бурей штормовой прилив достиг небывалого уровня у британского побережья и затопил ряд районов, не затоплявшихся уже многие годы.

Ураган "Алиса" необычайно силен для столь раннего времени года. По свидетельству сотрудников бюро погоды, майские ураганы почти всегда бывают умеренны и кратковременны, но "Алиса"..."

Рори пропустил два абзаца и углубился в чтение корреспонденции из Торонто, дополнявшей вашингтонское сообщение.

"В то время как ураган "Алиса" вторгся на побережье Каролины, некоторое время можно было опасаться, что он распространится на север до самой Канады. Четыре дня назад отдельные признаки указывали на то, что Торонто лежит на пути урагана. Однако, когда область высокого давления преградила ей путь, "Алиса" изменила направление и повернула назад, к морю".

Рори отчасти пожалел, что "Алиса" не прорвалась ближе к Торонто, потому что такие плотные и сильные штормовые ветры, такие ураганы зачастую захватывают перелетных птиц и, прежде чем отпустить, переносят на огромные расстояния. Случалось, ураганы заносили тропических птиц на две тысячи миль севернее обычных широт, так что после подобных штормов наблюдение за птицами становится увлекательным, полным неожиданностей делом. Рори возлагал на "Алису" большие надежды и пристально следил за ее бурным развитием. Но теперь все кончено. 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ 

Рори сложил газету с метеосводкой и сунул ее под мышку. До обеда оставалось еще часа два, и ему захотелось пройтись до дому пешком — это было две мили; он повернул назад и через университетский городок вновь направился к зоологическому корпусу. Рори заскочит сюда — может, П. Л. тоже захочется пройтись. П. Л. уезжал на четыре дня в Чикаго на конгресс биологов, а Рори не терпелось рассказать ему о своих последних планах.

Он вошел в зоологический корпус и начал спускаться по лестнице. Ступеньки жутко скрипели, и в тускло освещенном подвальном коридоре с бетонным полом пахло плесенью. Из дальнего конца узкого коридора слабо доносился щебет. Пока он шел, хор птичьих голосов все усиливался, и Рори почувствовал резкий, зловонный запах помета. Там, где коридор упирался в дверь, на которой висела бумажка с выведенным красным карандашом объявлением: "Вход воспрещен, в особенности вахтерам", щебет достиг крещендо. Рори дважды постучал, открыл дверь и вошел.

Большая комната, по трем стенам уставленная рядами проволочных клеток с мелкими птицами, вся была загромождена шкафами для бумаг, штабелями книг, мешками с кормом для птенцов, тут же помещался стиральный таз и стол с двумя микроскопами. Посреди комнаты стоял старинный письменный стол, погребенный под грудой разных бумаг и научных журналов. Сильно пахло эфиром и птичьим пометом. На одной стене, почти под самым потолком, находилось три узеньких оконца, но они были заклеены плотной черной бумагой, и комната освещалась только электричеством.

За письменным столом, заваленным журналами, сидел пожилой человек с загорелыми, будто дублеными щеками и небольшой бурой плешью на макушке. Волосы, жидким венчиком обрамлявшие бурую плешь, были неопределенного оттенка — не то черные, не то седые. Белая, свежевыстиранная, наполовину расстегнутая рубашка открывала волосатую грудь. Из-за птичьего гомона он, вероятно, не слышал, как вошел Рори, и, ссутулившись, неподвижно сидел за письменным столом.

Рори подошел поближе.  Склонившись над маленькими лабораторными весами, человек взвешивал воробушка, который смирно лежал на спинке в медной чашке весов. Прыгавшая по письменному столу ручная малиновка вскочила ему на руку.

— Убирайся к черту, Турди. — Он мягким движением смахнул малиновку.

— П. Л., — сказал Рори.

Человек поднял на него глаза.

— Хелло, Рори. Ну, как твоя зоология?

— Все в порядке. Не хотите пробежаться домой пешочком?

— Хочу. Десять минут — и я готов.

П. Л. поспешно нацарапал на клочке бумаги какую-то цифру, затем снял с чашечки весов не подававшую ни малейших признаков жизни пташку и поднялся. Он был широкоплеч и широкогруд, хотя и невысок, и в его фигуре чувствовались энергия и мужественность. Он пересек комнату и осторожно положил воробушка на дно клетки; несколько секунд спустя воробушек очнулся, громко зачирикал и, вспорхнув, уселся на жердочку. П. Л. поймал другого воробья, сунул ватный тампон во флакончик с эфиром и тихонечко смочил им воробьиный клюв. Птичка перестала биться у него в руке, и он отнес ее к весам.

— Нужно закончить взвешивание этих воробьев. Я тут затеял кое-что новенькое. — П. Л. говорил торопливо, и в его голосе звучало ребяческое одушевление и увлеченность.

— Насчет влияния фотопериода... ну, во-первых, на обмен веществ, а во-вторых, на развитие желез внутренней секреции и половой цикл. Я буду держать одну группу воробьев при постоянном десятичасовом освещении — воссоздам зимние условия.  Другая будет непрерывно жить в летних условиях... пятнадцать часов освещения. Продолжительность дня... все это связано и с гипофизом, и с выведением потомства, и с тягой к перелетам, только мы не знаем как. Проклятье, Турди, убирайся с весов! А из нее выйдет хитрющая бестия.  Уже сейчас умеет считать до четырех. Я заканчиваю отчет о ней, и когда опубликую, то она покажет всем этим болванам, которые утверждают, будто птицами управляют одни только инстинкты и их ничему нельзя научить.

П. Л. стер белую кляксу помета с листка, на котором записывал вес воробьев.