Приговор приведен в исполнение... - Олег Васильевич Сидельников

И тут я приметил, что у моего собеседника глаза не только красивые, умные, добрые, но и красные от бессонницы.

— Подумайте, Алексансаныч. Только уж, чур, не брать пример с упомянутого мною штабс-капитана. Хорошо, что мы не привлекли его к работе. Глупый человек... Всех благ вам, товарищ Крошков!

«Товарищ Крошков»! Это обращение и тревожило душу, и радовало, и еще что-то, черт возьми, рождало в душе моей. Я шагал по заляпанным мокрым снегом улицам, шлепал по лужам... Natalie встретила меня у калитки. Она тревожилась, бедняжка.

* * *

Вновь «руки тянутся к перу, перо к бумаге». Natalie сказала мне: «Поступай, как подсказывает совесть». Как говорят французы, полный «карт бланш». Решай сам. Попробую, неведомые мне потомки, осмыслить прожитое.

Мои личные неудачи в жизни не в счет. А трагические неудачи в жизни всей Российской империи!.. Глупая, кровавая и позорная война с Японией! Расстрел мирного шествия на Дворцовой площади... Жестокие репрессии на Кавказе... Дикая расправа с участниками восстания 16-го года в Туркестане... Кровь. Кровь! Кровь!!

Многие знакомые клянут нынешние беспорядки, ахают: «Это ужасно!.. Террибль!.. Нынешние властители, мужики, работный народ, выпустили джинна из бутылки!.. Разгул беззакония. Грабят среди бела дня. Это всё Советы виноваты!!»

Но я-то хорошо понимаю, что Советы в данном случае ни при чем. История криминалистики показывает, что всякая война, как правило, способствует развитию в тылу преступности. Тем более такая война, какая разразилась в четырнадцатом году. Затем — сотни тысяч «Птенцов Керенского»!.. А как выглядела Российская империя с криминальной точки зрения в довоенный период? Может быть, все было тишь да гладь, да божья благодать?.. Нет-с, совсем напротив. Мне, криминалисту, положение дел того времени хорошо известно. Был в Российской империи крепко сколоченный, профессиональный уголовный мир.

Предвоенные криминалисты всячески тщились уразуметь причины преступности. Особенно в моде была так называемая антропологическая школа Чезаре Ломброзо. Этот итальянец, тюремный врач, долгие годы производил измерения черепа и черт лица заключенных. И сделал такой вывод: преступники — преступники от рождения. Стоит лишь определить так называемые «стигматы преступности» в чертах лица и аномалиях черепа, как можно с уверенностью сказать, что такого-то человека следует опасаться — он потенциальный преступник.

Правительственные сферы возрадовались. Вот ведь замечательно, надо измерить череп человека — и все ясно. Но каков же был конфуз, когда после произведенных измерений выяснилось, что почти половина членов английского парламента относится к «преступному типу», что из восемнадцати «преступных примет» знаменитого афериста Бати-Крота пятнадцать соответствовали чертам лица одного из «временных правителей» — Родзянко!

Печально, но факт: Россия еще до войны была наводнена преступными элементами. И от этого никуда не денешься. А тут еще страшная, кровопролитная война, породившая новую волну преступности, и наконец — вылетевшие из тюремных камер «Птенцы Керенского». Сотни тысяч преступников! Орды матерых уголовников!!

Можно ли винить в нынешнем положении вещей новую власть?

Это было бы глупо и несправедливо.

Однако с преступностью бороться надо, необходимо. Так неужели же я, Крошков Александр Александрович, бывший дворянин и бывший надворный советник, улизну в сторонку?

Не ведаю я пока о целях и задачах новых властителей. Если судить по «товарищу Финкельштейну» — это порядочные люди, одержимые идеей, которая для меня, как говорится, «терра инкогнита» — земля незнаемая. Однако в любом обществе должен быть порядок. Так какой резон отказываться мне от установления порядка?.. Отвернется от меня фисгармонический генерал, другие знакомые?.. Но ведь я буду и их охранять от преступных акций!

...Только что подошла Natalie. Прислонилась, обняла.

— Mon cher ami, я, кажется, поняла. Если друзья от тебя отвернутся — это не друзья. А тот человек... Который сегодня с тобой говорил... Он прав. Беззаконию надобно положить конец. Ты же русский дворянин, русский человек, Alexandre!

...Итак — Рубикон перейден! Прощаясь со мною, товарищ Финкельштейн сказал:

— Если надумаете, обратитесь к товарищу Цирулю Фрицу Яновичу. Он — начальник Управления охраны города Ташкента. Очень симпатичный человек. А обитает он с товарищами на улице Ура-Тюбинской, дом номер тридцать.

Что же, лиха беда начало.

Ф. Я. Цируль

Цируль был не в духе. Только что он возвратился с заседания Исполкома Краевого Совета, где вновь произошла перепалка с левыми эсерами. Они словно задались целью ввергнуть край в хаос, хотя трудно представить что-нибудь более хаотичное, чем нынешнее положение дел. А «левэсы» знай себе распинаются, протестуя против чрезвычайных мер, которые просто необходимо принять, чтобы навести хоть элементарный порядок в городе. Левоэсеровская же шатия твердит: «Принимать крутые меры — преступление. Народ должен почувствовать гуманизм новой власти. В противном случае возникнет недовольство в народе!..»

Вот демагоги! Под предлогом защиты интересов народа защищают бандитов. Разумеется, уголовники будут недовольны крутыми против них мерами... Черт возьми! И переломить упрямство «левэсов» трудно. Слишком много их пролезло в Советы.

В кабинет вошел заведующий канцелярией Управления охраны Ковалев, неулыбчивый молодой человек в штатском пиджаке поверх заправленной в брюки гимнастерки. Положил на стол несколько листков шершавой бумаги. Цируль подумал: «Даже бумаги изрядной нет... Ничего нет. А бандитов лови!..»

Между тем убогие на вид листочки были выпиской из Постановления ТуркЦИКа.

«Начальник Управления охраны города Ташкента Цируль Фриц Янович утверждается в занимаемой должности с 16-го февраля 1918 года. За Управлением охраны города закрепляются дома № 30 и 32 по улице Ура-Тюбинской.

В его ведение передается также здание бывшего полицмейстерства по улице Шахризябской, 1.

Временно исполняющим обязанности Главного инспектора милиции Туркреспублики назначается Барановский Лев Аллоциевич.

За Управлением Главного инспектора милиции закрепляется здание бывшей канцелярии генерал-губернатора по улице Романовской».

Цируль прочитал документ раз, другой... «Ну вот, — подумал он, — теперь с тебя, Фриц Янович, начнут спрашивать по всей строгости. С декабря ты был начальником охраны вроде бы номинально. Тебе дали время на организацию работы, подбор кадров. Нынче же, как говаривали купцы, ты должен «показать товар лицом». Хм...»

Вновь заглянул Ковалев.

— Фриц Янович, прием пора начинать.

— Дай дух перевести, Владимир Андреич. Третьи сутки то заседаю, то докладываю... Да и вообще... Позволь с мыслями собраться. Дай пять минут на размышления.

— Понятно.

Цируль, высокий, худой, поджарый, в длинной кавалерийской шинели, зашагал из угла в угол кабинета. Выглядел он старше своих тридцати трех лет. Продолговатое лицо, густые черные брови. Густые волосы, но слева, на лбу, довольно большая залысина. Она появилась, когда брата его, Жанниса Цируля, приговорил суд к расстрелу за дерзкую акцию экспроприации на