Приговор приведен в исполнение... - Олег Васильевич Сидельников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сразу видно, с юмором гражданин. Что же, потолкуем в юмористическом ключе.
— А это все зависит от вас, Александр Александрович, — в тон посетителю ответствовал Фриц Янович. — Тот господинчик, видите ли, предложил мне взятку в виде золотых гор.
— Как это неосторожно с его стороны! — усмехнулся Крошков. — Разбрасываться золотыми горами... И вы, полагаю, тоже хороши. Взяли и прогнали господина Иванова. А за что, спрашивается?
— Как за что? За предложение взятки. Я даже хотел арестовать его!..
Импозантный юрист помолчал, окинул Цируля критическим взглядом, спросил:
— Вы, наверное, недавно возглавляете сей грозный карающий орган?
— Да. А что?
— Прошу простить, но вы допустили ошибку. Беседа происходила наедине. Если вы захотите привлечь его к ответственности... Чем вы докажете? Нужны свидетели. Было бы лучше поймать взяткодателя с поличным. Тогда бы он не отвертелся.
Цируль, смущенный, снял очки, протер носовым платком.
— В самом деле, как все в сущности просто! Что ж, Александр Александрович, придется у вас поучиться.
— Да вы не смущайтесь, — улыбнулся Крошков. — Опыт дело наживное. Криминалистика наука хитрая. А вам до недавних пор не приходилось...
— Приходилось, — тоже улыбнулся Цируль. Крошков ему сразу же понравился. — Приходилось, но в ином роде. С управлением жандармов дело имел.
— В Олсуфьевском особнячке не изволили бывать? Санкт-Петербург, Фонтанка, дом шестнадцать.
— Нет. Пользовался вниманием рижских жандармов.
— Тоже фирма. Так вот, за Олсуфьевским особнячком, в котором располагалось министерство внутренних дел, высится пятиэтажный домище. Там был департамент полиции — святая святых политического и уголовного сыска. Серьезное, доложу вам, заведение. Картотеки, технические средства, опытные сыщики. Правда, департамент интересовали главным образом политические, «крамольники». С уголовщиной борьба велась не столь ретиво.
— Как видите, и с «крамольниками» департамент оконфузился.
— Совершенно справедливо изволили заметить. Однако я, кажется, отвлекся. А ведь пришел по конкретному делу...
— Да-да, мне говорил о вас товарищ Финкельштейн, — Цируль помог Крошкову, поскольку тот замялся, не зная, видимо, с чего начать.
— Ну и отлично. Узнав о том, что в Ташкенте создан уголовный розыск, решил предложить свои услуги.
— Не сразу вы все-таки решились, Александр Александрович. После вашего разговора с Вульфом Наумовичем недели две миновало.
— Честно говоря... Колебался. В нынешней политической ситуации толком не разбираюсь. Сколько после февраля прошлого года объявилось разных партий! И каждая утверждала, что именно она истинный друг народа. И большевики об этом не устают повторять, и эсеры... Программы вашей не ведаю. И, признаться, не вполне убежден, что получится у вас что-либо путное...
— Получится, — убежденно сказал Цируль.
— Допустим. Но я дворянин.
— Ленин, между прочим, тоже из дворян.
— Да-да... — по инерции подтвердил Крошков. И вдруг, уразумев сказанное Цирулем, воскликнул: — Как?.. Ваш вождь тоже из дворян? Замечательно. Превосходно!.. Так вот, посоветовавшись с женой и собственной совестью, после некоторых колебаний, решил: что бы там дальше ни случилось, надо быть вместе с народом. Я мог бы стать консультантом, экспертом по разного рода экспертизам. Ну и, разумеется, занялся бы, с вашего разрешения, профессиональной подготовкой работников розыска.
— Это было бы просто замечательно, — кивнул Фриц Янович. — Мы, большевики, любим учиться. Даже на своих ошибках. А уж советы опытного спеца... Возьмите и меня в ученики, а, Алексансаныч?
— Охотно.
— Вот и договорились!.. Да, Алексансаныч, один нескромный вопрос. Не принимали ли вы участия в так называемом январском «бунте» интеллигентов на Соборной? Приключилась такая забавная заварушка.
Крошков смущенно хмыкнул.
— Был такой грех. Участвовал. Только я не знал, что демонстрация обернется криками и прочей ерундой. Мне сказали, что намечается шествие в поддержку свободы. А вышло черт знает что!.. С того дня я просто перестал раскланиваться с некоторыми моими коллегами. И по сей день мне мучительно стыдно: провели на старости лет, как мальчишку.
Цирулю все более и более нравился пожилой юрист. Честный взгляд, честно признался в ошибке. С таким и подружиться, пожалуй, не грех.
— Все ясно, Алексансаныч. — Цируль произносил имя-отечество Крошкова не официально, а по-дружески. — Пишите заявление на имя начальника уголовного розыска Пригодинского Александра Степановича.
— Пригодинский! — радостно воскликнул Крошков. — Мой коллега. Его тоже за какую-то провинность сослали в Ташкент. О!.. Вам повезло. Исключительно порядочный человек. Прекрасный специалист.
— И, заметьте, — тоже бывший офицер, хотя и военного времени. Мы им очень довольны. Недавно организовал курсы по подготовке инструкторов милиции. Дельный товарищ. И заместитель у него толковый — Аракелов Самсон Артемьевич. Высокий, стройный. Одно слово — красавец. Бывший денщик генерала... Вас это не смущает?
— Нисколько, — улыбнулся Крошков. — Я уже сейчас ощущаю, как революционный дух пульсирует во мне и душа поет грозную «Карманьолу».
— А я, к стыду своему, не знаю «Карманьолы», — признался Цируль.
— О!.. Великолепная песня... «Пляшите карманьолу под пальбу, под пальбу! Пляшите карманьолу под пальбу и борьбу! Чего хотим стране своей?.. Хотим свободы всех людей! По бомбе всем дворянам! По пуле всем ханжам!..»
— Ну так уж и всем дворянам по бомбе! — расхохотался Цируль. — Вы ведь тоже дворянин.
— А я уже не дворянин. Я — «бывший», — отпарировал Крошков, тоже рассмеявшись.
...Давно уже было написано Крошковым заявление. Настенные часы пробили два часа ночи. А они всё беседовали. Крошков подробно рассказал о своем прошлом. И так уж вышло, что и Цируль поведал о своих заграничных скитаниях, после того как ему удалось избежать смертной казни за акт экспроприации. Работал портовым грузчиком в Гамбурге, Сан-Франциско. Партийная деятельность за рубежом. Затем возвращение в Россию и арест... Ссылка в Нарымский край...
Слушая своего будущего шефа, Крошков проникался к нему все большим уважением. «Вот это жизнь! А я? — думал Александр Александрович. — Песенки народовольческие собирал. Да и за это угодил в разряд «подозрительных».
— Вы мне, пожалуйста, Алексансаныч, если не затруднит, перепишите «Карманьолу». Лихая песня. Зажигательная, — попросил Цируль.
— Извольте! — обрадовался Крошков. — У меня много собрано. Правда, жандармы конфисковали при обыске. Но я на память заново переписал. Встречаются прелюбопытные. Вот, к примеру, революционер-«радикал» Клеменц сочинил к известной «Дубинушке» такие строки:
Ой, ребята, плохо дело —
Наша барка на мель села!
