Клуб для избранных - Татьяна Коган

— Где в вас стреляли, сэр? Садитесь в машину, вам нужна медицинская помощь. — Коп открыл заднюю дверцу и помог Майку забраться внутрь.

— Я приехал в Бостон сегодня вечером и остановился у друга на Ревере, 72. Кто-то пробрался в квартиру. — Майк перевел дыхание, начиная успокаиваться. — У него был пистолет, мне удалось сбежать через окно.

Второй полицейский показал знаком первому трогаться с места, затем снова повернулся к пассажиру:

— Когда это произошло? Вы разглядели нападавшего?

— Около получаса назад. — Майк откинулся на спинку кресла, с наслаждением ощущая, как разливается по венам тепло. — Было темно, лица я не видел.

— Хорошо, сэр, мы сейчас доставим вас в участок, где вам окажут первую медицинскую помощь, и запишем ваши показания. У вас есть при себе оружие?

Майк отрицательно мотнул головой, и полицейский удовлетворенно кивнул.

На несколько минут в салоне воцарилось молчание, Майк смотрел в окно, прикидывая, сколько времени займет допрос. Завтра в десять утра у него собеседование, и он бы хотел успеть привести себя в порядок.

Машина миновала полицейский участок и проследовала дальше. Майк удивился, но промолчал: вероятно, эти ребята из другого подразделения. В зеркале заднего вида мелькнул цепкий взгляд водителя. Майку не понравился этот взгляд.

— Справа был не ваш участок? — спросил он.

— Нам дальше, — ободряюще ответил второй коп.

Майк не понял, что его встревожило. Не было никаких объективных причин для беспокойства.

— Номер дивизии не напомните?

Водитель еле заметно хмыкнул. Его коллега улыбнулся:

— Триста вторая.

Машина свернула на дорогу, ведущую к хайвею, и прибавила скорость.

Если до их дивизии надо добираться по хайвею, зачем они патрулировали Бикон Хилл?

— Вы можете остановить? — попросил Нолан. — Мне плохо.

— Потерпите до участка.

— Остановите, пожалуйста. — Майк потянулся к ручке двери, когда блестящее дуло пистолета нацелилось ему между глаз.

— Сидеть тихо и не дергаться, — порекомендовал второй коп.

— Да кончай его прямо здесь! — не сдержался его напарник.

Мозг все еще обдумывал ситуацию, а руки уже взметнулись вперед, в открытое окошко стеклянной перегородки, выкручивая сжимавшую ствол кисть. Раздался выстрел, пуля насквозь прошила потолок кабины. Коп вырвал руку из захвата, машина дернулась, и, прежде чем на Майка вновь направили пистолет, он дернул дверь и вывалился из салона прямо на дорогу, кубарем покатившись на обочину. Плечо, принявшее на себя основной удар, взорвалось болью, которая с быстротой лесного пожара распространялась по всему телу.

Покрышки завизжали от резкого торможения, водитель стал сдавать задом, направляя колеса прямо на валявшегося на асфальте человека.

Нолан вскочил, судорожно глотая воздух, перелез через отбойник и побежал по газону, разделявшему две дороги. Он пересек проезжую часть, игнорируя возмущенные гудки и рискуя угодить под колеса, достиг пешеходной зоны и скрылся в первой же подворотне.

Кровь стучала в ушах; было так жарко, будто континентальная осень внезапно сменилась на удушливое тропическое лето. Нолан долго бежал, углубляясь в лабиринты улиц, не имея ни малейшего представления, где находится, пока окончательно не выдохся. В маленьком сквере, укрытом со всех сторон раскидистыми деревьями и высокими кустарниками, он отыскал скамейку, наполовину спрятанную за памятником какому-то деятелю.

Вокруг не было ни души. Ветер постепенно стихал, умиротворяюще шелестя желтеющими кронами. Начал накрапывать дождь. Майк переместился в ту часть скамейки, над которой нависали густые ивовые ветви.

Он не сказал бы точно, сколько вот так просидел, отрешенно буравя взглядом пространство перед собой. Пять минут? Час? В мозгу роились тысячи разрозненных мыслей, голова гудела и казалась тяжелой, будто в темени просверлили отверстие и залили внутрь расплавленный свинец. Майк почти физически ощущал, как металл постепенно твердеет, застывая и распирая череп изнутри.

Что, во имя святого, только что произошло?

Его едва не пристрелили стражи правопорядка, прямо в машине, в центре города? А когда им это не удалось, попытались задавить его?!

Это вообще Бостон, штат Массачусетс, или город из параллельного мира? Может, он умер во сне, и все, что сейчас разворачивается перед глазами, — всего лишь предсмертные галлюцинации, о которых так смачно рассказывают пережившие клиническую смерть? Но где тогда пресловутый белый тоннель и чувство необычайной легкости? Не похоже, чтобы он парил над собственным телом. Более того, он отлично ощущает, как собственное тело болит и мелко трясется. Уровень адреналина понизился, и организм снова почувствовал холод.

Как бы там ни было, а мокнуть под дождем дальше нельзя. Ему нужна медицинская помощь и теплая одежда. В больнице его без документов не примут, в отель без денег не пустят. Обратиться к другим полицейским? А вдруг они тоже попробуют убить его?

Майк оцепенел, когда мозг пронзила внезапная мысль: все началось с письма! Дурацкой записки, которую подсунули ему в карман куртки. Он не придал этому значения, а может быть, зря? Что там было? Вспоминай, вспоминай, черт тебя побери, ну же!

«Жду на пересечении Парк-стрит и Тремонт. Все объясню».

Слабая надежда, но лучше, чем ничего. Майк был запутан и растерян, он не понимал, что делать. Если письмо не шутка, не ошибка и действительно адресовано ему, значит, у кого-то имеются ответы.

Парк-стрит и Тремонт. Где это?

Нолан решительно встал и направился к выходу из сквера.

Порой одно незначительное событие в корне меняет жизнь, разворачивает ее на сто восемьдесят градусов. Я часто думаю: сложилось бы все иначе, не пойди я в тот вечер в кино и не окажись оно столь безнадежно скучным? Или же судьба все равно настигла бы меня, нашла иной способ осуществить задуманное? Разные дороги могут вести к одному пункту назначения. А может, я фантазирую и придаю слишком много смысла ничего не значащим случайностям? Просто потому, что тяжело смириться с отсутствием высшего замысла, когда ты раз за разом преступаешь границы земной морали и видишь, как это делают другие. Никому не хочется считать себя плохим человеком. Даже исчадие ада, вероятно, оправдывает себя тем, что выполняет Божью волю. Ведь если Бог позволяет чему-то произойти, значит, не возражает против этого, а то и вовсе двумя руками «за»? Так получается?

Мой психоаналитик говорит, что я должна записывать все важные этапы, оставившие во мне глубокий эмоциональный след. Так мне будет легче понять себя, найти ответы на вопросы. Не уверена, нужны ли мне ответы, да и понимать себя хочется все меньше и меньше — ведь конечные выводы могут мне не понравиться. Но я все равно попробую. Я люблю пробовать что-то новое.

Вы, наверное, удивитесь, но росла я в благополучной семье. В моем детстве не случалось драм, которыми пестрят биографии закоренелых преступников или успешных людей, достигших вершины вопреки невзгодам. Родители меня любили, в меру баловали, в меру давали свободу. Я росла самым обычным ребенком. Может, именно это и стало причиной?.. Кому хочется быть обычным? Вот вам, например, хочется? А вам?

Я хорошо училась в школе, дружила с одноклассниками, увлекалась то рисованием, то легкой атлетикой, а одно лето даже активно занималась вокалом — словом, пробовала все, что пробуждало мой интерес. Мы жили в пригороде Денвера, в зеленом районе с дружелюбными соседями, чьих питомцев ты знаешь по именам, а улицы днем будто вымирают — потому что все уезжают на работу в центр. Иногда, когда я решала отправиться из школы пешком и вышагивала вдоль широченной дороги, то за двадцать минут пути могла и вовсе не встретить ни одной машины. Лишь дикие гуси с неспешной важностью переходили через проезжую часть, вытягиваясь длинной вереницей. Вот это воспоминание: пустая дорога, очертания гор вдалеке и семенящие по асфальту толстые гуси — перво-наперво всплывает перед глазами, когда кто-то просит рассказать о моем детстве. Хотя знаете, я лукавлю. Никто никогда не просил меня рассказать о моем детстве.

Сама не понимаю, зачем углубляюсь в такие дебри. Вряд ли вам это интересно, тем более что никаких значимых событий в столь далеком прошлом нет. Все самое важное случилось гораздо позднее.

Воскресенье

Краснодар, Россия

Вечер был теплый, даже жаркий. По Красной — центральной улице, которую перекрывают на все выходные, превращая в пешеходную зону, — гуляли толпы. Все молодые, красивые, гламурно одетые. Леся сворачивала шею, любуясь каждым прохожим. Она успела позабыть, какое это упоительное, волшебное чувство — находиться среди людей. Она знала, что соскучилась по ним, но не подозревала, насколько сильно. Последние месяцы она жила под куполом, в искусственном мире, где ее все устраивало, где она была большею частью довольна. Леся помнила, что где-то там, за непреодолимым барьером, простирается другая вселенная, которой она некогда принадлежала, но совсем позабыла, насколько свободно там дышится.