Путь Людей Книги - Ольга Токарчук

Шевалье пылко верил в Книгу. Она для него была мерцающим, довольно расплывчатым обещанием перемен, приключений, откровения, снизошедшего прямиком с фресок на стене собора. Она для него была Граалем, Золотым руном, Живой водой, а он мнил себя готовым ради нее на все рыцарем, закованным в серебряные доспехи. Он всех вокруг заражал своим пылом, но при этом мог не прийти на важную встречу.

Таких людей, как шевалье д'Альби, называют непредсказуемыми. Они руководствуются исключительно интуицией, и порой это смахивает на банальный каприз. Интуиция позволяет предугадывать общий порядок вещей, но, как любой дарованный человеку инструмент познания, несовершенна. Она зависима от внутренних настроений и внешних влияний. Часто неотличима от предубеждений и обычных человеческих страхов. Вспыхивает и гаснет. Интуиция обладает природой огня.

Вот таким людям предстояло отправиться за Книгой. А что же известно о самой Книге? Ее земная история крайне загадочна и запутанна. Начало укрыто во тьме доисторических времен, когда некому было оценить значение Книги; потом, в античном мире, о ней ничего не слышали. Из небытия она возникает в 1378 году; ею владеют арабы. В этом самом году некий молодой голландец, изучавший в Дамаске философские науки и теософию, украл ее — или получил в подарок — у своего арабского наставника. Первое, разумеется, более вероятно: кто же, будучи в здравом рассудке, отдаст самую важную Книгу мира юнцу из легкомысленной, суетливой Европы? Разве что таков был божественный замысел. Быть может, Бог отвел свой животворящий взгляд от древних цивилизаций Востока и обратил его на Европу. Быть может, в подвижных умах ее беспокойных обитателей Он узрел новый шанс для мира — возможность приспособить метафизику и философию для строительства материального бытия, объединить дух и материю в новое целое.

Голландец этот (известны только его инициалы И. Р. С.) возвращался в Европу через принадлежавшие тогда арабам Северную Африку и Испанию. Обогнул Средиземное море со спрятанной под грязноватым плащом великой тайной, когда же достиг Пиренеев, решимость его иссякла. Он подумал о тех, кому Книга даст неограниченную власть. Подумал о войнах, распрях, кострах и людской гордыне. Подумал, наконец, о сомнениях и неверии, которые стеной вырастают везде, где человек сталкивается с неназванным. Подумал о Церкви, которая не откажется от своей монополии на истину, об агрессивных правителях и спорных приграничных землях, о разнообразии человеческих языков. И тогда решимость окончательно его покинула. Он спрятал Книгу в месте, казалось, специально для того созданном: в горном ущелье, где монахи в поисках уединения выстроили небольшой монастырь. Монахам он и доверил Книгу, а себе пообещал, что вернется за ней, как только подготовит людей к ее приятию. В Голландию он прибыл с пустыми руками, но с сознанием своей миссии. Выбрал семерых мудрых и достойных людей и вместе с ними основал Братство, которому предстояло заняться переустройством мира и подготовкой его к грядущей перемене. Однако в возвышенные планы И. Р. С. вмешалась, как это обычно бывает, История. Одна за другой прокатились две войны, появились новые реформаторы, которым больше всего хотелось победить в споре о Богоматери и Святой Троице, но главной целью которых была власть. Начались гонения, запылали костры. Люди, наблюдая звезды и изучая свойства материи, порой на шаг приближались к истине, однако потом, глядя как растут, точно грибы после дождя, новые камеры пыток, отрекались от своих открытий. И. Р. С. скончался в Антверпене; лицо его, будто побитое морозом, было изрезано морщинами горечи. Перед смертью он дрожащей рукой набросал на клочке бумаги карту гор, среди которых укрыл Книгу: его не покинула ребяческая надежда, что бурное море Истории вскоре успокоится и люди наконец займутся тем, что всего важнее.

Умирая, он ощутил на мгновение подступающее со всех сторон тепло и беспредельную ясность. Поднял взгляд и увидел устремленные на него огромные, нечеловеческие глаза Бога.

3

После ухода шевалье д'Альби Вероника уснула, и ей приснился сон. В этом сне была пустыня и было очень жарко. Меж песчаных холмов, на раскаленном песке стояли столы, полные яств, разнообразных вин и медленно вянущих цветов. Вероника принадлежала к числу гостей, приглашенных на свадьбу. Все были в красивых нарядах; Вероника не уступала другим. Каблуки изящных туфель утопали в песке, руки в лайковых перчатках горели. Общество, разбившись на небольшие группки, расположилось вокруг стола. Мужчины держали в унизанных перстнями руках хрустальные бокалы с вином цвета песка, дамы украдкой стирали кружевными платочками со лба пот. Все чего-то ждали. Когда Вероника попыталась узнать чего, один из гостей указал ей на фигуру в белом. Это была Невеста. Она стояла чуть в стороне и напряженно всматривалась в горизонт. «Оттуда должен приехать Жених, — сказал мужчина. — Но сильно запаздывает». Вероника с сочувствием поглядывала на Невесту и вдруг с ужасом заметила, что белое платье той начинает желтеть. В этом было что-то хорошо знакомое и страшное. «Погляди, что делается с ее платьем! — крикнула она мужчине Бежим. Он все равно не приедет». И все побежали по горячему песку, спотыкаясь, падая и вставая, не заботясь о шляпах, перьях, кружевах, хрустальных бокалах. Вероника напоследок оглянулась и увидела Невесту в желтеющем платье. Девушка стояла неподвижная и одинокая, как мертвое изваяние.

Вероника проснулась с колотящимся сердцем. Открыв глаза, увидела свою комнату, погруженную в темноту. Тяжелые красные шторы пропускали только узкие лучики тусклого света.. На полу лежало платье, в котором она была накануне. Вероника ощутила кислый вкус во рту и вдруг почувствовала дурноту. Перекатилась на спину; сон о раскаленной пустыне тотчас уплыл в ночь. Машинально проведя рукой по животу, Вероника поняла, что лежит нагишом. Покрывала, простыни, скомканные и испятнанные красным вином, валялись рядом с кроватью. В голове стучало: он ушел, опять она одна. Первым ее побуждением было встать, заняться чем-нибудь, но в теле не нашлось для этого сил. Она снова перевернулась на живот и мгновенно уснула.

Для Вероники сны были тем же, чем для Гоша каштановые человечки, а для Маркиза зеркала, — они позволяли ей выйти за пределы своего «я». К снам она относилась как к чему-то обыденному, к автономному элементу ночной жизни, который лишь дополняет и уточняет то, что происходит днем. Если сны были хорошие, радостные и приятные, они уподоблялись чудесной игре, если же исполнялись значительности и смысла, Вероника воспринимала их так, будто это были письма с предостережениями свыше, — становилась серьезнее и сосредоточеннее. Когда ей снилась покойная мать, она знала: впереди какие-то хлопоты. Повторяющийся из месяца в месяц сон о разбивающихся сосудах напоминал, что близится период недомогания. Кошки снились, когда особенно докучало одиночество. Был у нее такой личный, интимный сонник.

Вероника не сомневалась, что и другим сны снятся ночь напролет — тоже увлекательные, цветные и чреватые последствиями. Она понятия не имела, что наделена даром столь же редким, как дар поэта или художника. То есть принадлежит к той горстке избранных, которые общаются с миром по-своему и с каждой ночью чуть-чуть приближаются к постижению его сложной сути.

Веронике было двадцать пять лет, и она была куртизанкой. Это слово могло бы означать многое, но для нее значило лишь одно: в разные отрезки времени она любила разных мужчин, готовых ее содержать. К своим клиентам — вот уж неудачное слово! — она испытывала некое подобие любви, питательной средой для которой была привязанность, отчасти уважение, а отчасти та волшебная минута, когда, отдавая свое и беря чужое тело, проживаешь краткий, болезненный миг небытия собой. Вероника могла себе позволить такой суррогат чувства. Она не была дешевой шлюхой из квартала Маре, каждую ночь обслуживающей нескольких мужчин. У нее были постоянные высокопоставленные клиенты, и, пока те не удалялись на поиски новых впечатлений, она старалась хранить им верность. Возможно, определение «куртизанка» вообще ей не подходило. Во всякую эпоху многие женщины живут так, как жила Вероника в 1685 году: позволяя мужчинам себя содержать и расплачиваясь своим телом, этой хрупкой, подвластной времени и тем не менее самой надежной валютой.

Жилось Веронике вполне комфортно. У нее была маленькая квартирка на одной из самых модных парижских улиц, часто меняющиеся служанки, которые регулярно ее обкрадывали, кое-какие наряды и драгоценности. Последний любовник, шевалье д'Альби, купил ей скромный экипаж и каждую ночь пылко признавался в любви. Отношения с шевалье складывались несколько иначе, чем с предыдущими покровителями. Шевалье д'Альби решил жениться на Веронике.

Венчаться пришлось бы тайно, разумеется, вне пределов Парижа и без общепринятого троекратного объявления о помолвке с амвона, как того требовал вездесущий дух тридентского собора. В то время существовало тринадцать препятствий для заключения брака: слишком юный возраст, импотенция, другой брачный союз, духовный сан, другое вероисповедание, обет безбрачия, похищение, преступление, кровное родство, свойство, судимость, родство духовное или юридическое. Союзу Вероники с шевалье, правда, ничто из вышеупомянутого помешать не могло, однако было иное препятствие, еще более очевидное и труднопреодолимое, ибо продиктованное неписаными законами весьма неоднородного общества: пропасть между сословиями. Обойти ее не представлялось возможным. Оставалось одно: броситься в эту пропасть с безоглядностью любви и ждать, пока по прошествии времени мезальянс им простится. Шевалье д'Альби, готовясь к тайному венчанию с куртизанкой, не мог не учитывать последствий. Человек, который женится на такого сорта женщине, позорит свой род.