Путь Людей Книги - Ольга Токарчук

Венчаться пришлось бы тайно, разумеется, вне пределов Парижа и без общепринятого троекратного объявления о помолвке с амвона, как того требовал вездесущий дух тридентского собора. В то время существовало тринадцать препятствий для заключения брака: слишком юный возраст, импотенция, другой брачный союз, духовный сан, другое вероисповедание, обет безбрачия, похищение, преступление, кровное родство, свойство, судимость, родство духовное или юридическое. Союзу Вероники с шевалье, правда, ничто из вышеупомянутого помешать не могло, однако было иное препятствие, еще более очевидное и труднопреодолимое, ибо продиктованное неписаными законами весьма неоднородного общества: пропасть между сословиями. Обойти ее не представлялось возможным. Оставалось одно: броситься в эту пропасть с безоглядностью любви и ждать, пока по прошествии времени мезальянс им простится. Шевалье д'Альби, готовясь к тайному венчанию с куртизанкой, не мог не учитывать последствий. Человек, который женится на такого сорта женщине, позорит свой род.

Говорят, женщины легкого поведения на редкость хитры и расчетливы. Они кружат голову любовникам, охмуряя их своей изощренностью в любви и обещаниями еще более чудесных утех в будущем. Известно, что в момент высшего наслаждения они украдкой чертят крест на спине лежащего на них мужчины, отчего несчастный не может потом заниматься любовью с другими женщинами. Но Вероника рассчитывала только на свое чувство. Она была слишком добропорядочна, чтобы прибегать к колдовским штучкам. Тем паче по отношению к шевалье д'Альби. Влюблялась она легко и сразу бросалась в любовь, как в омут. На мир смотрела сквозь флер любви.

То что она брала за нее деньги, ничего не меняло. Она любила своего шевалье, потому что тот был красив, богат и уважаем.

Около полудня Вероника окончательно проснулась. Нинон принесла ей чашку шоколада.

— Он тебе что-нибудь сказал, Нинон?

— Я вообще не слышала, как он уходил.

— Почему он ушел так рано? Почему не попрощался? — размышляла вслух Вероника.

— Не хочу вас расстраивать, но его недавно видели на Новом мосту с какими-то двумя… — Нинон многозначительно хмыкнула, не сумев скрыть злорадную усмешку.

— Не твое дело, — отрезала Вероника.

Она встала и подошла к зеркалу, оставляя следы на рассыпанной по полу пудре. Зеркало отразило набрякшие губы и опухшие от сна глаза. Вероника осталась недовольна собой. Ее предки, как она слыхала, были родом из Голландии — от них она унаследовала роскошные рыжие волосы и очень светлую кожу, чью белизну подчеркивали едва заметные веснушки. У нее было большое, пышное тело, тяжелые груди и полные ягодицы. Нинон принялась укладывать ее волосы в модный, очень высокий пучок.

Вероника придирчиво рассматривала свое тело. Уж не начинает ли оно стареть? Не слишком ли расползлись бедра? Пока она оглядывала себя, в голове мелькнул об-раз тряпичной куклы, с которой она играла в детстве.

Грязноватое, набитое паклей тельце с кое-как пришитыми руками, ногами и головой. Серый, бесформенный кулек. У всех девочек в бедных прибрежных кварталах были только такие куклы. Любовь маленьких хозяек, впрочем, превращала их в прекраснейших принцесс.

Существует особая категория девочек, из которых вырастают потом особого рода женщины. Такие, как Вероника. Чаще всего это первородные дочери — только после них Бог посылает родителям сына. Стоит появиться на свет мальчику, и отец с матерью вздохнут с облегчением. Наконец-то Господь их благословил. Если грудной младенец — несовершенная модель человека, то дитя женского пола — несовершенная модель младенца, чье появление на свет не нарушает монотонной обыденности будней. Рождение же мальчика — это все равно что воскресение. Девочки, у которых родился братик, растут в твердой уверенности, что сами они лишь вступление, увертюра к чему-то более важному: ведь как только появится брат, их сразу задвинут в тень. Это им гордятся родители, на него, когда он начинает ходить и говорить, смотрят с восхищением, а когда он дергает старшую сестру за рыжую косу, видят в этом удаль, отвагу, наконец — истинное мужское начало. И впредь для старших сестер оно ассоциируется с дерганьем за косы при негласном одобрении мира.

Старшим сестрам нестерпимо хочется понять, почему их оттеснили на задний план. Причину они ищут в том что ближе всего, — в своем теле. Внимательно его изучают, трогают плоские еще груди, животы, худенькие ляжки. Изучают лицо, руки, глаза, зубы, волосы — и не находят изъяна. Но тем не менее чувствуют, что их телу недостает совершенства и законченности. По сравнению с телами братьев собственные тела кажутся им замкнувшимися в себе, невыразительными, недоразвитыми. Даже позднее, когда начинает расти грудь, болезненно набухшие соски для них — весьма приблизительное свидетельство силы.

Что можно сделать со столь несовершенным телом? С телом, словно бы по определению худшего сорта? С телом, которое с возрастом только выпячивает свои особенности, полнея и округляясь в тех местах, где должно оставаться твердым и плоским? С телом, от которого нельзя избавиться, хотя, возможно, оно того и заслуживает?

Надо придать этому телу ценность. Надо его мыть, натирать благовониями, поглаживать и похлопывать, чтоб оно было ядреным. Надо его украшать замысловатыми прическами, хотя вечером волосы все равно придется распустить. Надо наносить на лицо белила или румяна — в зависимости от моды. Надо с утра до вечера заниматься своим телом. В конце концов в этом обнаружится своя приятность, и перед зеркалом прозвучит несмело: я красива, мое тело красиво, мое тело — это я.

Итак, старшие сестры находят хитрый способ возместить то, в чем им было отказано в прошлом. Их тело становится единственной компенсацией за все беды. А также объектом их собственной любви и привязанности. Тем, что недополучили, они теперь обеспечивают себя сами. Отождествляют себя с телом и попадают от него в зависимость. Не толстеют, не седеют, долго не стареют, понимая, что стоят ровно столько, сколько стоит их тело. Любимого мужчину одаряют тем, что сами ценят превыше всего, — своим телом. Отдаются на алтаре своего тела и от любовника ждут восторженного принятия этого дара.

Мужчины, однако, большие мастера все разграничивать. Они разделяют то, что старшим сестрам кажется единым и неделимым, — отсекают тело от чувств, от разума, от души. Создают иерархию значимости. И потому, стремясь к обладанию телом старших сестер, называют это похотью и чувственной, плотской любовью. Большинство мужчин с этой исходной позиции начинают свои многообразные, безадресные поиски.

Вероника надела темно-голубое платье и в завершение наклеила на щеку бархатную мушку. Когда Нинон вышла, она открыла ключиком шкатулку и достала все свои украшения и деньги. Денег было немного: Вероника исправно помогала родителям и младшему брату, который, подросши, из всеобщего любимца и надежды семьи превратился в типичного для бедняцких кварталов шельму. Вероника собиралась к жившему в районе церкви Святого Евстафия банкиру по фамилии Пелетье, чтобы заложить у него драгоценности и купить дорожные векселя.

Правда, ей как будущей супруге самого шевалье д'Альби не пристало заботиться о деньгах, но она предпочитала иметь свои. Хотя бы на подарки.

В последние дни августа Париж сменил свое обличье — теперь это был усталый город. Грязь давно уже превратилась в сухую пыль, покрывавшую все пепельно-серой патиной. Богатый квартал близ Святого Евстафия выглядел несколько лучше. Его, вне сомнения, оживлял блеск заботливо собираемых и лелеемых тут денег.

— Господин д'Альби, когда был у меня позавчера, упомянул, что собирается по делам в Испанию. Насколько я понимаю, вы будете ему сопутствовать. — Пелетье явно нелегко было найти нужный тон в беседе с любовницей знатного шевалье.

— Совершенно верно, — сказала Вероника, изо всех сил стараясь вести себя как дама.

— Путешествие в Испанию — приятная прогулка. Испания сейчас наш союзник. Могу вам предложить векселя под залог. Из расчета один к двум, и то лишь потому, что вы — подруга шевалье. Отправляясь в Испанию, вы ничем не рискуете. Это вам, к примеру, не Россия. Один мой знакомый — дворянин, разумеется, — собираясь недавно в Россию, векселя брал из расчета один к десяти! Да, да, это уже серьезное предприятие. Из России, скажу я вам, можно и не вернуться. Суровый климат и никуда не годная еда, с этим шутки плохи.

Не переставая говорить, он подписывал векселя. Веронике видна была веснушчатая макушка его облысевшей головы, выраставшей, будто диковинный овощ, из белизны крахмального воротника. Она достала кошелек. Банкир ловко сложил луидоры двумя одинаковыми столбиками, а затем неожиданно посмотрел ей прямо в глаза.

— Уверен, это будет чудесное путешествие. Желаю приятных впечатлений. И попрошу рекомендовать меня вашим приятельницам, — добавил он, смахивая деньги в ящик стола.