Чудесная чайная Эрлы (СИ) - Корсарова Варвара

– Чудесно, девочка моя. Чудесно! – Лилла сделала еще пару хороших глотков и начала выкладывать новости.

Фонарщики лучше всех знают тайны города. Их компания – ночной ветер, кошки, бродяги и страдающие от бессонницы мечтатели – а им всегда есть что рассказать! Фонарщики слышат, что происходит за запертыми дверями домов в пору, когда творятся самые страшные дела. Они первыми узнают сплетни, которые приносят ночные рабочие и торговки, бредущие ранним утром на рынок.

Лилла была глазами, ушами и языком города. Я с нетерпением ждала ее появления.

Сегодня фонарщица принесла любопытные новости.

– Ограбили ювелирный магазин Спаркса, – деловито доложила Лилла, добавляя в настой еще одну ложку меда. – Пришлые медвежатники разбили витрину и утащили ларец с запонками.

– Поймали их? – заинтересованно спросила Алекса.

– Тут же, по горячим следам. Сам новый комиссар явился покрасоваться.

– Вы его видели? – воскликнула я.

Новый комиссар полиции Рейн Расмус прибыл в наш город лишь неделю назад, но уже успел стать персоной, изрядно потрепанной сплетнями. Всем было интересно – что от него ждать? Чем он предпочитает брать мзду: золотом, дорогим вином, услугами?

Пока стало известно лишь то, что комиссар слывет как человек неподкупный, с принципами. Что объясняло его появление в Ферробурге. Расмус перешел дорогу крупному чиновнику, и тот жаждал расправы. Лишаться толкового офицера столичная полиция не пожелала, поэтому на время отправила его подальше. Комиссар был холост, еще не стар, хорошего рода.

– Я его видела близко, как тебя – на расстоянии плевка, – заявила Лилла.

– И каков он?

Старуха хмыкнула, взяла кусок тростникового сахара и крепко сжала его так, что на прилавок посыпались крошки. Потом грохнула кулаком по стойке и заключила:

– Вот таков он, наш новый комиссар. Крутенек, суров, справен. Знает толк в ферромагии. На место преступления прибыли две Жестянки. И так он им приказы отдавал, что те чуть не танцевали.

Жестянки – жестяные патрульные – были примитивными големами-автоматонами. Вид у них неказистый: бочка с шарнирными руками-ногами. Сверху ящик, в котором горит огонь, зачарованный фламмагом, на затылке труба, из который валит черный дым (поэтому Жестянок также обзывают Коптилками). Они неповоротливые, тупые и понимают лишь самые простые заклинания-команды – взять, нести, лупить-колотить.

Уж если по словам Лиллы они «чуть не танцевали» от приказов комиссара, значит, и правда Расмус не так-то прост.

Любопытно, как он уживется с Бельмором и бургомистром Сангвинием Снобсом. Будет ли Расмус работать по их указке, или начнет свои порядки устанавливать?

– Держись от Расмуса подальше, Эрла, – сказала Лилла. – Сдается, лучше его внимание к себе лишний раз не привлекать.

– Мне скрывать нечего, я законопослушная горожанка.

– Все мы законопослушные, – Лилла многозначительно поболтала остатками настоя в стакане и осушила его одним глотком. – Но наш закон горазд обвинять невинных, – заключила она сурово, выложила на стойку монеты, забрала свои инструменты и отправилась отсыпаться.

После Лиллы посетители пошли потоком.

Заглянули рабочие с мукомольной фабрики, седые от мучной пыли, и потребовали горячего яблочного сока со специями. Зашли полакомиться овсяным печеньем болтушки-швеи. А когда в школе прозвенел звонок на большую перемену, в зал ввалилась стайка детишек – эти пришли за конфетами и какао.

Алекса не помогала, но и не мешала: она взялась починить спиртовую горелку и сидела у окна, разложив детали по столу, и мурлыкала под нос заклинания.

Занта крутилась рядом и норовила стащить что-нибудь; Алекса без церемоний отпихивала альфину ногой и награждала ее грубыми прозвищами.

Я поглядывала на Алексу опасливо. Если она применяет ферромагию, то неизвестно, какие свойства получит горелка после ремонта. Все изделия Алексы обладали невыносимым характером. Не исключено, что моя горелка будет плеваться огнем или шипеть непристойные слова, подхваченные у Алексы.

Когда школьники ушли, я получила перерыв. Убрала чашки в мойку, наполнила кипятильник свежей водой и только собралась перекусить бутербродом, как колокольчик отчаянно затренькал, дверь распахнулась, и в чайную вошли четверо неожиданных гостей.

Глава 2

Ни жив ни мертв

Первыми вошли полицейские Боб и Роб. Оба молодые и огненно-рыжие, Боб – коротенький и суетливый, Роб – долговязый и застенчивый.

Парни часто заглядывали в лавку выпить по стакану крепкого черного чая с малиновыми пончиками. Пончики тайком выпекал для меня пекарь Пампкин на крохотной печке в подвале. В верхнем зале его заведения уже два года как готовили лишь безвкусные галеты для кухмистерских Бельмора. Старый сквалыга пришел бы в ярость, узнай он о сторонних заказах своего подрядчика.

Как раз сегодня на рассвете Пампкин оставил перед дверью сладко пахнущую корзину, накрытую льняным полотенцем.

Я хотела предложить угощение Бобу и Робу, но вовремя заметила, что физиономии у обоих были похоронные и глуповатые – значит, патрульные при исполнении. Они натягивали нужное выражение лиц, как форму.

Ох, не за пончиками они ко мне явились.

За патрульными вышагивал незнакомый господин. Одет он был в обычную городскую одежду – серый сюртук и строгие брюки, но его осанка выдавала человека служивого. Мужчина отличался высоким ростом и статью. Волосы темные, коротко стриженые, щеки гладко выбриты.

Роб заслонил незнакомца, лучше разглядеть мне его не удалось.

И тут в дверь ввалился четвертый гость, и когда я увидела его самодовольную физиономию, у меня брови полезли на лоб

Мою лавку удостоил посещением бургомистр Сангвиний Снобс!

Крупный, розовый, с двойным подбородком, белесыми бровками и светлым пушком на макушке, Сангвиний здорово походил на хряка в модном сюртуке. Среди горожан его имя часто сокращали до «Свиний», еще и потому, что во время беседы он имел привычку насмешливо похрюкивать. Манеры у него были под стать прозвищу. Напыщенный жадный свин – вот каков наш бургомистр.

Я слышала стук своего сердца в тишине, пока гости топтались и щурились, привыкая к яркому свету. Среди запахов чайной отчетливо потянуло сапожной ваксой и приторным одеколоном бургомистра.

– Добрый день, господа. Чем могу помочь? – спросила я, комкая полотенце.

Бургомистр вздел в воздух руки с короткими пухлыми пальцами.

– Вот она! – трагично произнес он. – Коварная преступница. Бобсон, Робсон, взять ее!

Робсон и Бобсон виновато переглянулись, переступили с ноги на ногу, но не сдвинулись с места.

– Что?! – я бросила полотенце и уперла руки в бока. – Что за ерунда, господин Снобс?

В этот момент за окном лязгнуло, протяжно зашипело. Стекло затянуло черным дымом. Часть дыма просочилась в форточку, и все закашлялись.

Вот как! Они и Коптилку с собой притащили. Спасибо, что хоть оставили полицейского голема на улице.

Алекса съежилась за столом, стараясь казаться незаметнее. У подруги уже было несколько приводов в участок, и с полицией она дела иметь не желала.

Незнакомец вышел вперед и спросил сильным, хрипловатым голосом, не лишенным приятности:

– Госпожа Эрлиана Ингольф?

– Перед вами. С кем имею честь?

– Комиссар Рейн Расмус.

Я вгляделась в его лицо с любопытством. Вот он каков, новый комиссар...

Суровый, серьезный. Лет тридцать, но на висках поблескивает седина. Взгляд внимательный, взвешивающий собеседника. Лицо занятное – не понять, то ли он писаный красавец, то ли редкостный урод. Черты мужественные, профиль достоин быть отлитым в бронзе. Но глаза небольшие и слишком широко расставлены, а рот тонкогубый – как у хищной рептилии.

А на правой щеке у него красуется шрам. Да такой странный – как будто кто-то расписался у него на физиономии вилкой.

– Робсон, Бобсон, ну что же вы стоите, болваны! – возмутился бургомистр. – Уведите ее и допросите. Я оторвался от дел и пришел, чтобы лично удостовериться в торжестве закона. Не тратьте мое время!