Я сам себе судья - Иосиф Кобзон

И тогда я выпил целый стакан… и отключился… Больше ничего не помнил.

Но они оказались молодцы, они меня не бросили. Они меня на руках занесли в трамвай, довезли до дома и сбросили маме. И когда я оклемался, я еще получил порцию. Веником! Такой была моя первая водка. А ридикюль, купленный с первой стипендии, они передали маме. И она хранила его всю жизнь. Хранится он и сейчас, у сестры, с тем самым моим первым бумажным рублем.

Кстати, не буду лукавить, трезвенником я потом никогда не был. Но мне было вполне достаточно сто граммов в дружеской компании или после концерта для снятия напряжения. А теперь не пью вовсе – не потому, что такой правильный и хороший, а потому, что здоровье не позволяет. Не надо ханжествовать. Как говорил Горький, пьяниц жалею, а непьющих боюсь.

Мой старший брат Исаак не был в армии, так как у него было очень плохое зрение. Он потом уехал в Москву и стал учиться в педагогическом училище. А средний брат учился в техникуме, а потом пошел в армию. Леонид, старший брат по отцу, решил связать свою жизнь с армией, поступив в летное училище, а второй брат по отцу Григорий работал и одновременно учился в техникуме. Я же – в горном техникуме с четырнадцати лет. Отводил Гелочку в детский сад и пулей летел на трамвай, чтобы успеть к началу занятий.

Мама в это время занималась хозяйством: она ушла с работы, так как Гелочка много болела. Это было непросто: вода во дворе (ее приходилось носить ведрами), печка, керосинка… И утюги тогда были не электрические… И стирать приходилось во дворе… Никто из нас не садился за стол, пока Батя не возвращался с работы – это было железное правило. Мыли руки, садились к столу, в центр ставилась кастрюля. Первому наливали борщ Бате. Каждый вечер по традиции был общий ужин.

Вскоре старший брат Исаак женился на девушке из подмосковного Пушкино и ушел из семьи (там, в Пушкино, он прожил всю жизнь, работал инженером на заводе). А первым женился Гриша. Зато вернулся Леня – ему пришлось уволиться из армии из-за того, что он дал по физиономии одному офицеру за слово «жид». Он потом тоже женился, а Эммануил вернулся из армии и затем всю жизнь проработал в КБ имени академика Янгеля (их с женой уже нет).

Понятно, что горный техникум не был моим жизненным призванием, просто, как я уже говорил, в то время шахтеры, горняки, буровики хорошо зарабатывали. А мы жили достаточно скромно, и я чувствовал ответственность за всю семью.

Кстати, в годы обучения в техникуме, хоть художественная самодеятельность и оставалась моей стихией, я серьезно занялся боксом, стал чемпионом Днепропетровска среди юношей и выиграл чемпионат области. Помню, первый свой бой я выиграл. Потом выиграл второй. Выиграл третий. Выиграл и четвертый. Ну и… меня понесло, словно я непобедимый. Однако пятый бой уже в первом раунде закончился для меня нокаутом. Да-а-а. Я, как дурак, вознесся оттого, что выиграл четыре боя. И вот дальше оказалось, что нет мне соперника по весу. Есть соперник меньше меня по весу на категорию, но выше меня разрядом. Да к тому же левша. И хотя я с левшой никогда не работал, я сказал: «Какая проблема? Я согласен». И вышел на ринг. И он меня тут же нокаутировал, чтобы я больше не воображал, что 1 м 81 см роста, 70 кг веса и дурную силу можно противопоставить лучшим знаниям и умению. Бокс – как жизнь – не тот случай, когда если сила есть – ума не надо! Было у меня всего 18 боев, и четыре из них я проиграл…

Конечно, то было мальчишеское увлечение. Надо же было куда-то тратить свою уличную энергию! Это счастье, что тратили на здоровье. Мы же были лишены всех тех благ, которые в изобилии имеют сегодня молодые люди. Телевизор, дискотеки, компьютеры. Зато были школа, самодеятельность, улица и, конечно, спорт.

Бокс – это вид спорта, который предполагает преодоление себя, упорство и труд. Но вообще-то я противник физических разборок. Зачем выяснять отношения физическим путем, если можно договориться?

К семнадцати годам я уже был достаточно взрослым юношей, потому что условий для баловства у меня практически не было. Учился, серьезно занимался спортом, а вечерами (в отсутствие увеселительных заведений в сегодняшнем понимании) мы ходили по проспекту Маркса. Бездумно ходили от Карла Либкнехта до Садовой. Это был у нас такой променад. Ну, с девушками, конечно, ходили. Держась за ручки. Тогда другие были взаимоотношения. Мы дружили. Мы не говорили: «Я с ней сплю». Или: «Это – моя». Мы говорили: «Мы дружим». «Дружим» – это означало, что мы вместе ходим в кино, вместе гуляем по бульварам. А на бульварах… Как сейчас помню, как мы, мой сокурсник Жора Чебаненко (он на гитаре хорошо играл) и мой друг Володя Магилат, ходили на бульвар. Пели. Нас уже знали. Собиралась молодежь. Мы рассаживались на лавочках и пели любимые песни.

Жаль, что я не играл на гитаре. Очень об этом жалею. А почему не научился? А черт его знает. Я всю жизнь мечтал научиться играть на гитаре и выучить английский язык. И ни то, ни другое не осуществил.

Я часто увлекался, еще со школы. Но это были чисто платонические увлечения. Мне очень нравилось ухаживать за девушками, мечтать, вздыхать, петь им серенады. А моя первая любовь Дина Лацикова училась в горном техникуме. Потом я ушел в армию, оставив невесту. Только она меня не дождалась, вышла замуж за офицера и переехала в Подмосковье. Сама мне побоялась написать, я узнал эту новость от друзей. Конечно, сильно переживал. У нее родился сын Андрей. Прошло время. Она рассталась с мужем, мы виделись после этого, но все к тому времени уже изменилось.

Интересная у нас тогда была жизнь. Любили смотреть с девушками кино в летних кинотеатрах. Трепетали даже от одного их взгляда, но не тащили девушек сразу в койку. Теперь люди, особенно молодые, очень много теряют от того, что делают это сразу. Многие сейчас даже не представляют, что такое дрожь при первом поцелуе. А с чем сравнимо ожидание близости, они вообще не знают. Жаль их, обворованных и ограбленных так называемой сексуальной революцией. Вместо человеческих чувств подсунули им животные ощущения.

А еще помню, однажды мне здорово попало от Бати. Закурил я на первом курсе техникума, в четырнадцать лет, и Батя буквально поймал меня за руку. Я быстро спрятал бычок в кулак, а он так сильно сжал мою руку, что я от дикой боли заорал. А он сказал: «Сынок, никогда не прячься, не обманывай. Ты решил курить? Лучше не кури. Но если уж решил, не надо прятаться. Кури открыто, не унижайся». И знаете, эти уроки я запомнил навсегда.

В 1956 году я окончил Днепропетровский горный техникум. Закончив обучение, я взял направление в Воркуту. И поехал, если бы в том году меня не призвали в армию, в так называемый «целинный набор».

Тогда я работал в Никитовке, потом – в Горловке. Я знаю, что такое шахтерский труд. А что тогда творилось в День шахтера и День города в Донецке! Обязательно футбольный матч с участием команды «Шахтер». На площади Ленина всегда собирались карнавальные шествия… Какой праздник был! Круглосуточный. Помню, я ночью выходил на Артема – в два часа, в три часа ночи – народ гулял, народ неистово радовался этому празднику… И каждый раз в эти дни я приезжал на шахту имени Засядько к Ефиму Звягильскому, и каждый раз мы вместе с шахтерами отмечали этот день.

Не только Украина, но и Россия чтит и помнит его. День шахтера отмечают и в Кузбассе, а там нет разницы – шахтеры это или металлурги, это даже не профессия, а «национальность». Они – братья, они – настоящие патриоты своего труда. Им нужно кланяться, потому что их труд – самый опасный, самый тяжелый. И я рад, что могу сегодня хоть как-то поднять настроение моим братьям, моим землякам.

Да, я рос не в простой среде. Все-таки в Горном техникуме, где я учился, обучались в основном фронтовики, которые прошли суровую школу войны и всему знали цену. Ценили людей по их качествам, а не по национальности. Они в эти «игры» не играли сами и не допускали ничего подобного со стороны других. Ни-ког-да!

Мои первые публичные выступления состоялись на сцене техникума, я исполнял песни дуэтом с будущим чемпионом Украины по бадминтону Борисом Баршаком.

Учился я в техникуме в основном на четверки и получал значительную по тем временам стипендию – 180 рублей. И – странное дело. В детстве я всегда был отличник и одновременно хулиган. Но не в том смысле, что антиобщественный элемент, а просто никогда не отказывался подраться, если драться нужно было, как говорится, за справедливость. То есть я был хулиганом иной породы: мне нравилась роль Робина Гуда. Для мамы я оставался «сынулей», а улица уважительно звала своего командира Кобзя. Улица, конечно, затягивала и меня, но никогда не мешала хорошо учиться. У мамы сохранились похвальные грамоты с «Лениным и Сталиным», в основном, за мою учебу.

Техникум я достаточно успешно окончил. Это был знаменитый 1956 год, целинный год, когда был собран самый большой целинный урожай. А я оканчивал техникум, и у нас в августе должен был быть курсовой проект. Но нас собрали и сказали, что на щадящем режиме мы должны защитить эти свои проекты. И мы все закончили в июне месяце, получили дипломы и через два дня были призваны в армию.