За Путина, за победу_NoRestriction - Михаил Леонтьев

Теперь о системе военного управления: никого сильно не беспокоило, что наши военные округа превратились в обособленные вотчины, для которых весь смысл общения с центральными органами управления состоял в том, чтобы выбить лимиты. То же самое далее, по армиям, корпусам, дивизиям. Это типичная вассальная система: вассал моего вассала - не мой вассал. Восстановление вертикальной управляемости также почему-то не вызвало бурных восторгов на местах. И, наконец, - то, что называют «новым обликом вооруженных сил». Это концепция, выстраданная зарубежным и отечественным опытом. Характерно, что августовская операция на Кавказе не вызвала ни у политического, ни у военного руководства России победной эйфории. Ровно наоборот.

Военная доктрина, построенная на позиционном выдавливании противника силами фронтов, ушла в прошлое. Кстати, это ничего общего не имеет с политкорректными рассуждениями о том, что на смену конфликтам высокой интенсивности идут локальные конфликты и антитеррористические операции. В конфликтах любой интенсивности в современной войне упор делается на высокомобильные группировки, способные самостоятельно решать задачи на большом удалении от мест дислокации. Нашей дореформенной кадрированной армии для полномасштабного развертывания нормативно требовалось полтора года. Поищите в современном мире противника, который дал бы нам эти полтора года.

Нынешняя военная реформа делается по живому. Отсюда такой вой. Хорошо хоть, что не по мертвому. Кстати, петровские военные реформы также не встречали бурного восторга со стороны тогдашних вооруженных сил. Наглядный пример - картина Репина «Утро стрелецкой казни». При этом колоссальные преимущества петровской военной организации полностью доказаны практикой. Нынешней России эффективные современные вооруженные силы нужны ничуть не меньше, чем петровской, -достаточно просто взглянуть на исторические карты.

Олимпиада в Ванкувере собирается стать самой провальной для нас за всю историю. Придется констатировать факт: Россия более не является великой спортивной державой. Как-то неудобно повторять банальности, но причина, в общем, вполне очевидна. Колоссальный советский задел заканчивается. Великие спортивные школы обладают очень большой инерцией (кстати, не только спортивные), но и она рано или поздно иссякает. Кстати, ровно то же самое касается заложенных в советское время дополнительных, как многие тогда считали, избыточных ресурсов прочности: советских СНИПов, конструкций плотин, промышленной и коммунальной инфраструктуры, даже ресурсов стратегических ракет. Именно за счет таких избыточных ресурсов мы еще живы, пропустив полностью нормальный цикл обновления инфраструктуры. Можно, схватившись за голову, прикупить на стороне иностранного специалиста, броситься вливать серьезные деньги в «спорт высоких достижений». Однако нельзя прикупить на стороне массовый детский спорт. Такой массовый бесплатный детский спорт - единственно возможная база для спорта большого. Победивший в стране эрзац_ капитализм в принципе исключает возможность такого массового бесплатного спорта.

Спортивная политика - сублимация политики «настоящей». Если настоящей и главной задачей любого суверенного государства является победа в самом широком смысле - от победы над конкурентом до победы в войне, если таковая случится, - то спортивная политика, это то место, где застенчивое государство сублимирует эту свою задачу, не стесняясь нарушить политкорректность. Если неудобно стремиться победить в войне, можно призывать победить в спорте. И бог бы с ним со спортом, это вообще вещь второстепенная для страны, занятой настоящим делом. Другое дело, что наши спортивные потуги до боли напоминают текущую кампанию по борьбе за инновации. В том виде, в котором она наблюдается, это очень похоже на идею традиционного русского чуда: отловить в проруби некого инновационного хиддинга по «щучьему велению» открыть нечто самое инновационное, причем все равно что, и ловко так внедрить это в одичавшую экономику. Ничего, собственно, плохого в этом бы и не было. Но очень это похоже на сублимацию. На отказ от до неприличности для некоторых мужественной и грубой политики фундаментального развития. Для начала просто восстановления разрушенных базовых отраслей обрабатывающей промышленности. То есть, по сути, отказ от потенциальной победы. Настоящей, а не спортивно-сублимированной.

Наша политическая система - это имитация. Имитация, естественно, общепринятого «цивилизованного» либерального стандарта. Потому как иного в нынешней глобальной системе не положенно. И хорошо, что имитация. Если мы это понимаем. Советская система, в известном смысле, тоже была имитацией и существовала более или менее стабильно, пока она это понимала. Заметьте: все демократизаторские наскоки на действующую систему построены по старой правозащитно-диссидентской модели: «Вот вы тут написали у себя - извольте выполнять!». Вот пока начальство отчетливо сознавало, что оно не для того писало, чтобы все это выполнять, все шло нормально. Когда же наверх проникли товарищи, не обладавшие навыком к мышлению, но обладавшие, к сожалению, навыком к чтению, они, почесав репу, решили: «Смотрите, действительно, написано?!.». Идея реализовать буквально то, что было придуманно понарошку, наиболее наглядно реализовалось в территориально-государственном устройстве и его последствиях. В страшном сне никто не думал, что эти границы станут настоящими. Буквализация нашей политической системы может иметь только один результат. Она рухнет, похоронив под собой государство. На этот раз уже РФ.

На самом деле, повторюсь, имитацией полной и тотальной является «материнская» образцовая западная демократия. Изысканной, в своих лучших образцах, столетиями выстроенной имитацией участия электората в управлении страной. Это идеальная система, обеспечившая не только политическую, но и идеологическую диктатуру финансовых элит, сегодня находится даже не в кризисе - в тупике, который - обратная часть тупика экономического. Дело даже не в том, что кто-то и что-то угрожает ее власти -пока никто и ничто. Системный кризис тем и отличается, что система не способна адекватно реагировать на вызовы. В процессе такого реагирования такая система себя не лечит, а калечит. То, что антикризисная экономическая политика лишь углубляет кризис, это банальность. Но именно политическая система является непреодолимым препятствием к выбору любых других вариантов антикризисной политики, кроме паллиативных.

Что касается России, у нас это имитация имитации, выстроенная вручную и наспех, что и вызывает претензии лицензиара. Именно поверхностность и вторичность нашей имитационной модели и понимание властью его имитационного характера является основанием нашего иммунитета. У нас во всяком случае власть не собирается молиться идолу, который она сама сляпала в утеху мировой прогрессивной общественности. Это основание шанса, что наша политическая система и соответственно наше государство способны пережить кризис.

1991 год, в отличие от 1917, не привел к гражданской войне, потому что наше общество было социально однородным, бесклассовым. Это верно, как и то, что сегодня его таковым можно назвать с большой натяжкой. То есть по факту наше общество сегодня примитивно-классовое, при том что по идеологии и по сознанию классовая структура подавляющим большинством действительно отвергается. Тоже самое касается и государства, которое продолжает быть патерналистским и социальным. Кстати, именно поэтому фактическое влияние на власть квазиолигархических групп болезненно воспринимается и обществом, и самим государством, чего никак невозможно себе представить в той же благословенной Америке, где эти группы идентичны власти. То есть и в социально-классовом смысле мы - общество переходное. И если до кризиса вопрос о том, куда переходное, можно было замять, то именно кризис вынуждает воспользоваться возможными альтернативами.

Все три русские катастрофы (1612, 1917, 1991), когда наше государство анигилировалось, имеют одну общую составляющую. Это предательство элит. Исторически российская власть не идентична элитам. Она абсолютна, в том смысле, что она не делится с этими элитами властью. В моменты кризиса и слабости, когда элиты завладевают властью, то есть возникает в том или ином историческом контексте та самая либеральная модель, эта модель и эта власть оказываются не легитимны с точки зрения общества. И начинается уничтожение элит, высших классов низшими. При этом предательство на то и предательство: эти элиты всегда обращаются к внешнему врагу для защиты от своего народа и своего государства. Вопрос, способны ли нынешние элиты на такое в момент кризиса, когда им представится возможность взять власть и реализовать либеральную модель, - вопрос этот, повторю, смешной. Для нынешних российских элит, по происхождению мародерских, давно разместивших свои активы, недвижимость, потомство и политическую лояльность за рубежом, вообще никакого риска не существует (кроме как если случайно отловят и замочат). Если не получится, они могут вернуться сюда как уже настоящие полноценные коллаборационисты и полицаи под защитой оккупационной администрации.