Убежать от заклятья или Моя чужая жизнь - Элина Литера
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я уже достаточно окрепла, чтоб выйти в сад. Что ж, я очень благодарна дяде и не могу просить его о большем. Риконто — это хорошо. Это достаточно далеко, чтоб некий старик Червио до меня не добрался. Ох, ну и фамилия ему досталась. Впрочем... разведенные женщины могут вернуть фамилию отца только с его дозволения, но дядя предупредил, что и спрашивать не будет. Значит, чиновник в ратуше придумает новую, и кто знает, что ему в голову придет. Может быть, мое новое имя будет еще хуже.
Итак, это весьма немолодой господин со слезящимися глазами, у него не очень много волос, и его фамилия Червио. Мне стоит держаться от всех, кто подходит под это описание, подальше. А еще этот Червио живет где-то здесь, иначе как бы Селия добыла волос? Мне очень, очень повезло с Риконто.
Как только я смогла уверенно держаться на ногах, я потратила серебряный на проверку у мага. Да, сказал мэтр, он видит заклятие, и снять его невозможно, но есть и хорошие новости: сроку ему осталось не больше года. Если я не встречусь за этот год с тем, кто привязан через волос, мы оба будем свободны. Спасибо, Пресветлые!
Мэтр долго ругался на магов-отщепенцев — тех, кто нарушает правила Магического Конвента. Таких положено сдавать Конвенту немедленно. Знаю ли я, кто наложил эту гадость? Нет? Жаль.
Я написала Арайе, по просьбе дяди не упоминая, что жила у них неделю. Рассказала только, что ушла от мужа и еду в Риконто. Дождаться ответа я уже не успевала, но по крайней мере у меня был адрес подруги. Увы, Лаганио лежал в стороне от моего пути. Отослать непутевую племянницу к родной, прилично замужней дочери, дядя не согласился бы. Мне предстояло ехать на юг.
Наконец, я получила документ о том, что я, Арабелла Вишнео, женщина в разводе. Имен родителей в бумаге не стояло. Семья от меня отказалась. Спасибо, Пресветлые, могло быть хуже.
Глава 3. На юг
Назавтра, в погожий апрельский день наш обоз вышел из Тармана. Дядя уверял, что ведут его надежные люди с хорошей охраной. Он дал мне небольшой сундучок, как раз такой, чтоб уместились все вещи, и наказал кухарке выдать провизию в дорогу, чтоб не голодать между остановками и не закупать в трактирах втридорога.
Если бы не тряска, ехать было бы даже приятно, но мой не до конца оправившийся организм к вечеру начинал отзываться болью на каждую неровность, и я мечтала только в неподвижную постель. Мы держались вместе со вдовой средних лет. Я не стала раскрывать всей своей истории, лишь посетовала на невыносимость семейного уклада и упомянула, что больше этой радости у меня в жизни нет и, надеюсь, не будет. Вдова похлопала меня по руке и прошептала, что если б ее остолоп не окочурился так вовремя, то видят Пресветлые, подсыпала бы ему толченую кожу жабы Ки с юга, а дальше дознаватели пусть делают, что хотят. А ведь нехудой муж был, пока в таверне не стал засиживаться.
Мы снимали в гостиницах комнатушки на двоих, и вдова пару раз осаживала нахалов, что уделяли мне слишком пристальное внимание.
Так прошло четыре дня. Мы проехали всю Тарманскую провинцию, пересекли соседнюю и почти доехали до границы с Рикоттийской, когда на пятый день зарядил такой ливень, что следовавшая за нами повозка еще была видна, а дальше уже не очень. Обоз ехал все медленнее и в конце концов остановился — колеса отказывались катиться по непролазной грязи. Мы с вдовой и двумя семейными парами сидели на тюках с каким-то сыпучим товаром и слушали дождь. Пара постарше тихо ворковала, пара помоложе столь же тихо переругивалась. Мы с вдовой молчали.
— Да куда ж ты! Стой! Тпру! Ах ты... — от окончания фразы мои нежные ушки едва не увяли. Снаружи раздался сочный хлюп и еще более забористая брань.
Я выглянула из повозки и немедленно прыгнула в месиво дороги. Молнией пронеслась мысль: как повезло, что ехала босиком, чтоб дать ногам отдохнуть — обуви у меня немного, и легкие сапожки неизбежно погибли бы в такой грязи. Высоко поднимая ноги я понеслась по чавкающей грязи и рывком успела вытащить ребенка из-под падающих бочек. Телега стояла, уперевшись одним бортом в дорогу, и ее содержимое как по горке съезжало в хлябь. Мальчик лет шести уцепился за мою шею и тоненько заплакал. С другой стороны телеги поднимался его отец с помертвевшим лицом. Но увидев меня с ребенком, он ожил и заохал: — Пресветлые спасители наши, ангела ниспослали, благодарю вас, пресветлые! — он попытался добраться до нашей застывшей среди дороги группы, но поскользнулся и снова упал в грязь.
Из повозок выглядывали люди и громко обсуждали увиденное. Кто не успел рассмотреть представление с самого начала, требовал пересказа от свидетелей. — Ребенка из-под бочки вытащила, вот прям бочку столкнула! — Да не бочку, телегу, он под телегой лежал! — Во врать горазд!
Пока ездоки выясняли, кто главный свидетель, а кто так, подышать высунулся, неудачливый возница все ж добрался до нас и попытался снять ребенка у меня с рук, но тот вцепился в меня как котенок в колбасу. По крайней мере, обмусоливал точно так же. А я стояла и держала мальчишку на руках, и ни одной мысли, что делать дальше, в моей мокрой голове так и не появилось.
Все решили бабы из обоза. — Давай ребенка к нам! — крикнули из соседней повозки. — Что стоишь, малого мочишь?
Я дохлюпала до сердобольного семейства, где нашлась чистая и сухая детская рубаха и шерстяной платок, чтоб согреть мальчика. Но стоило мне попробовать отойти хоть на шаг, как тот заревел словно отнятый у коровы теленок. В повозку мне лезть не хотелось — грязь по колено, грязь на груди, где прижимала ребенка, сама мокрая насквозь. Габриэла, хозяйка повозки, откинула мне задний борт, чтоб я могла сесть на задок и подставить ноги под струи дождя. Из нашей повозки показалась вдова, помахала мне, убедившись, что со мной все в порядке, и скрылась внутри.
Владелец плавающих бочек посмотрел на то, как обтерли и высушили его сына, пробормотал слова благодарности и поспешил вперед, к голове обоза. Когда он вернулся, я была уже почти не грязная. — Голова сказал, что сегодня не уехать никуда,
