Убежать от заклятья или Моя чужая жизнь - Элина Литера

Когда Рогалио вернулся, я улучила момент, чтоб спросить про старика. — А... ходит тут... походит, походит, потом напросится к кому в обоз и уезжает. Потом снова ходит. — За что же вы его не любите? — А за что эту голь перекатную любить? До седых... дожил, а ни кола, ни двора, тьфу!

Я не нашлась, что ответить.

К клену я пошла. Очень уж интересно было, что мне скажет этот седой господин. Но держаться от него стоит подальше. Я, конечно, сомневаюсь, что дядя сватал Селию за "голь перекатную", но чем демоны не шутят. 

***

Я прислонилась спиной к шершавому стволу и смотрела на исчезающий за горизонтом оранжевый краешек солнца. Стоило светилу пропасть, как кто-то сел рядом и точно так же прислонился к стволу. — Молодец, что пришла, Белла.

А ведь он говорит не как селянин. В пекарне он старался говорить по-здешнему, а сейчас что-то изменилось. — Кто вы? — Голь перекатная, — успехнулся старик. — Перекатываюсь туда, сюда...

Я молчала. Старик вздохнул: — Можешь звать меня Маскего. — Арабелла, — представилась я и услышала очередной смешок. Он издевается? — Господин Маскего, простите, но у меня к вам странный вопрос. — М? — В последний год у вас не было невесты в Тармане? — Что? Хм. Нет, в последний год у меня нигде не было невесты, я... хм... Нет, не было. — Благодарю вас, господин Маскего, — я немного расслабилась. А ведь это идея. Надо просто спрашивать, и все. — О чем вы хотели поговорить? — Хотел дать тебе совет. Уезжай, девочка, отсюда.

Повернув к нему голову я смотрела на старика с нескрываемым удивлением. — Почему? У меня были... м-м... трудности в жизни, но здесь я, наконец, устроилась на месте, у меня работа. — Твое ли это место? — Мне платят деньги, и у меня есть крыша над головой, — разозлилась я. — Поверьте, для того, кто однажды стоял среди парового поля с тюком вещей в руках, это немало. — Понимаю, — вздохнул господин Маскего. — И все же, это не твое место. И люди не твои. — Он помолчал. — Дурные тут люди. — Там, в поле, дубильщик предложил мне помощь. И помог! — Да, он хороший мужик. Потому ищет сейчас, куда со своей мастерской переехать. Сложное дело, но приходится. И не он один. Ладно, девочка, вижу, сейчас ты не готова. Как бы поздно не было. Я за тобой прослежу.

И так веско это было сказано, что у меня и мысли не возникло посмеяться над покровительством того, кто недавно покупал черствый хлеб за два медяка. Совсем не возникло.

Что-то внутри всколыхнулось при этом разговоре. Засыпая, я снова задалась вопросом — кто я? Не знаю. Но Белла-булочница — будто костюм на карнавале, словно я переоделась для театральной сцены. Я играю Беллу-булочницу, но это не я.

***

Странно, неужели старой Марселине не с кем было больше поговорить в селе? Или она нашла свежие уши, а с остальными уже все переговорено? Старушка зачастила к нам за булочками в те часы, когда людей было мало, и развлекала меня (или себя?) разговорами, пока я месила тесто или лепила новую сдобу. 

Сплетен в большом селе хватало. Малайя, что вышла замуж в город три года назад, вернулась к матери, но люди тут добрые, разводом ее не попрекают, потому как понимают, всякое в жизни случается. Вон бондарь, вдовец в самом соку, стал к ним заходить, авось что сладится. Помня судьбу разведенных, я кивала, что да, хорошо бы. 

У Гизелии зять, Альдо, покойной дочери вдовец, все пьет и пьет. Не хватает, видать, ему женской ласки да суровой руки, а Гизелия сама не справляется. Ребеночек у них такой хорошенький. Гизелию мне и правда было жаль. 

А Малайя правильно сделала, что вернулась, ничего хорошего в этих городах нет. Дюжину лет назад Марла-швея в город подалась, потом торговец заезжий говорил, что видел ее в таких нарядах и у такого места, что и сказать стыдно. У меня внутри екнуло — попасть в веселый дом было страшным сном одиноких женщин, и разведенных, и вдов.

Постепенно эти разговоры родили во мне смутное чувство тревоги. Я ругала себя, что после ада, который честно попытался устроить мне муж, я стала дерганая как мышь среди кухни, и что старушка просто болтает обо всем, и думать тут не о чем. Но все-таки, все-таки... продав говорливой Марселине две булочки с сыром и выслушав очередную историю о том, какой тут работящий и хороший народ, вечером я побежала к дубильщику на другой конец села. Открыл мне его сын. Отец уехал по делам, вернется через неделю, не раньше. Я вздохнула. И правда, новое место ищет.

Тревога не отпускала. А когда назавтра Марселина схватила меня за перепачканные мукой пальцы и добрым голосом сказала: "Замуж тебе, девочка, надо, пока ты еще молодая и кому сгодишься", — внутри забил колокол.

Но я себя одернула. Я свободная женщина. Мне никто больше не указ. Если кто посватается (а я уже догадывалась, кто), я скажу "нет", и стану спокойно жить дальше.  

Глава 5. Ловушка

— Нет. — А? — Гизелия сделала вид, что не понимает меня. — Я говорю, нет, я не выйду замуж за вашего зятя. — Ты, девочка, женихами-то не разбрасывайся, — пробасил из угла пекарь. — Благодарю вас, господин Рогалио, за добрый совет, но я хорошо себя чувствую на свободе.

Гизелия покачала головой: — Это у вас в городах свобода, а у нас тут если баба одна, то она одинокая и никому ненужная.

Я согласно кивнула, отирая руки полотенцем: — Значит, буду одинокая и никому ненужная. Меня это устраивает. — Ах, девочка-девочка, что ж ты такое говоришь-та. Не можем мы оставить тебя в беде. — Благодарю, госпожа Гизелия, но я не в беде. — Я запихнула противень со слойками в печь с такой силой, что боюсь, останутся выщербины. Но разговор начал меня откровенно злить.

Гизения вздохнула. — Что ж, Белла, ты сама виновата. Хотели по-хорошему, но придется... — она развела руками. — Так или иначе, Белла, ты будешь женой Альдо. — Никакой пастырь не проведет обряд, если невеста скажет "нет". — А зачем нам обряд, зачем обряд-та? — удивилась Гизелия. — Что там какие светлые скажут, кто их знает. По бумажке ты егоная жена