Псковская Аркадия. Сборник рассказов - Алексей Вячеславович Баданов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В то время существование казалось ей беспросветным, а теперь она вспоминала, что жизнь была вполне себе ничего. Смехотворную фельдшерскую зарплату часто задерживали, лекарства в пункт доставляли от случая к случаю, но она как-то выживала. Народ, памятуя, что «когда доктор сыт и больному легче», не оставлял «фершела Таню» голодать и холодать. Её хозяйство было почти полностью натуральным, существовавшим вне денежного оборота. Просить о чём-то районное начальство, а тем более жаловаться на свою неустроенность она не умела, да и не могла.
В семнадцать она бросила медучилище, и уехала в Москву с красивым парнем, ставшим в последствии ее мужем, имевшим опасную профессию «катала» – карточный шулер. Когда годовое романтическое путешествие закончилось арестом и первой ходкой любимого, она вернулась и устроилась санитаркой в районную больницу. В больничной столовой всегда можно было поесть, а работа сутками предоставляла возможность как можно реже возвращаться под крышу к эпизодически трезвой матери.
Будучи сметливой и старательной, Таня бралась за любую работу, часто превышающую её прямые служебные обязанности. Вскоре, приобретя необходимые навыки, она помогала медсёстрам делать перевязки, научилась ставить уколы, раздавала лекарства. С инъекциями и забором крови из вены у неё получалось особенно хорошо. Многие больные просили позвать «ту молоденькую, которая незаметно уколы ставит».
Отработав полгода, она иногда заменяла на дежурстве медсестёр, «заболевших» болезнью жизненного отчаяния и оттого храпящих на каталке, где-то в дальнем коридоре. Но болезнь эта не обходила стороной и саму Таню. Она выпивала вместе с мамой и её собутыльниками лет с четырнадцати и теперь в больнице не отказывалась «сообразить» со старшими коллегами. Юный организм играл злую шутку, относительно безболезненно переваривая лошадиные дозы дешевого вина, разбавленного лимонадом спирта или деревенского самогона и оставляя свою обладательницу в уверенности, что она просто «умеет пить». Часто случалось, что Таня оставалась в своей ночной смене одна на ногах, переворачивала коллег лицом вниз и шла совершать за них необходимые манипуляции. Главврач Александр Семёнович, сам тоже не враг бутылки, относился к ней по-отечески, и повторял, отворачиваясь от Таниного «амбре»: «Запомни, Танюша, женщины спиваются незаметно и безвозвратно».
Он же и уговорил чиновников райздравотдела дать Тане работу начальника сельского фельдшерского пункта (под его поручительство, что она закончит медучилище и получит диплом), когда предыдущий специалист, телефонным звонком из Питера, известила руководство, что обратно она не вернётся, ей ничего не надо и они вольны уволить её по любой статье трудового кодекса или объявить без вести пропавшей.
В последующие двенадцать лет Таниного «начальства» над фельдшерским пунктом (начальство было весьма условным, так как подчиненных у неё все равно не было) жизненные заботы, алкоголь и периодически возобновлявшаяся яркая семейная жизнь не позволили ей завершить образование и изменить свой полулегальный статус. Да в общем-то статус ей был тогда и не нужен. Она смирилась со своим положением и тихо и старательно несла свой крест, не уходя с головой в омут алкоголизации, но и не выныривая на поверхность осознанного бытия.
Но однажды среди ясного Таниного неба прозвучал гром: подведя итог многолетней работы по сокращению сельского населения, высокое начальство «оптимизировало» разом сельскую администрацию, местную школу и Танин фельдшерский пункт. Напоследок Тане сделали царский подарок – шубу с барского плеча. Ей разрешили бесплатно приватизировать здание упразднённого фельдшерского пункта, кривой щитовой домик, в котором она жила все эти годы. Она так не довела до ума эту мудреную для неё процедуру просто потому, что у неё опустились руки. Или как выражалась сама Таня: «С тех пор как всё закрыли у меня на эту блядскую жизнь больше не стоит».
2. В начале текущего десятилетия мимо Таниной деревни потянули ветку магистрального газопровода высокого давления. За сезон с ранней весны до поздней осени черную змею из труб семидесятисантиметрового диаметра сварили и закопали под землю, оставив концы выходящими на обочину сельской дороги.
Дело в том, что сварку и земляные работы на участках между дорогами делала одна подрядная организация, а прокол под дорогой – другая, не очень спешившая. Целый год черные дыры уходившего в землю газопровода, зияли на обочине грунтовки, шедшей от шоссе к Таниной деревне, завывая в ветряные дни тягучей унылой песней.
Сама деревня к тому времени совсем одичала и грозилась исчезнуть с лица земли уже в ближайшие годы. Кроме Тани, зимой там жила ещё одна крепкая, но крайне нелюдимая старуха, с соседкой никогда не здоровавшиеся.
За отсутствием любимого питерскими дачниками «леса-реки-рядом», последние тоже деревню не жаловали и летом население удваивалось, то есть приезжали ещё двое.
Если бы юный Крис Маккэндлесс, герой книги «В диких условиях» узнал про окрестности Таниной деревни, велика вероятность, что Аляска показалась бы ему очень суетным и цивилизованным местом.
По-летнему тёплый сентябрьский день, начался для Тани обыкновенно. Она проснулась около полудня. Верней нет: около полудня медленно, но верно умирающее Танино тело поднялось в горизонтальное положение и вышло из дома на улицу. Она отправилась в долгое путешествие в отстоящую на семь километров деревню, где супермаркет «бабы Дуси» отпускал в долг сильно разбавленный стеклоочиститель «Снежинка». Напиток был расфасован в пол-литровые, бывшие в употреблении, пластиковые бутылки из-под «Пепси», «Кока-колы» или «Святого Источника».
Последние несколько лет Таня оправдывала на себе мистические представления философов востока о том, что жизнь – это сон. Вот и сейчас, страдая от привычной, ежеутренней боли в каждой клеточке она прошагала за несколько часов положенные километры и её редкие мысли походили на чёрно-белые сны.
Ритуал приобретения полутора литров пойла был настолько понятен обеим сторонам сделки, что не потребовал ни одного произнесённого вслух слова. Таня числилась в «порядочных», то есть раз в несколько недель зарабатывала необходимое количество денег сбором клюквы на болоте, сдавая в лом найденную в заброшенных домах алюминиевую посуду или просто выпрашивая милостыню на ступенях церкви, находившейся в 15 км по большаку, и покрывала значительную часть кредита, но никогда не оставалась совсем без долгов.
Издалека увидев бредущую по дороге Таню, вечно сидевшая у окна баба Дуся выставила через открытую форточку три пол-литровые бутылки на вросшую в землю напротив окна ржавую газовую плиту и сделала карандашом пометку в настенном календаре за 1992 год, на котором угадывалась выцветшая икона святителя Николая Чудотворца и содержался призыв к «Руси Святой» «хранить веру православную».
3. Подойдя к плите, Татьяна молча кивнула совиному лицу бабы Дуси за грязным оконным стеклом, взяла бутылки и отправилась в обратный путь. На этот раз пойло было разлито в одну рождественскую поллитровку «Кока-колы» с весёлым Сантой на засаленной этикетке, а две других были «Святым источником»
