Лики Богов. Часть I. Война с черным драконом - Тара Роси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне Боги сыновей не дали, — нахмурился гость, — в дочерях моих витязей не узрели. А ученик у меня толковый есть — Злат. Ему Тангут вверю.
Остановившись у крылечка избы, Велибор задумался, помялся, словно не решаясь спросить о чём-то.
— Про Роду я тебе опосле расскажу, — догадался Аким, — ты сперва про Демира доскажи.
— А, да, — улыбнулся воевода Тангута, — так вот, вчера в Кинсай вольные* купцы прибыли, рассказали, что сын твой с ладьями торговыми в Кушанию прибыл, мимоходом подсобил князю Тагуру кочевников прогнать да остался чуток погостить. А туда уж вскоре приплыл посол византийский с мольбой императорской. Досаждают их землям арабы, спасу нет. Вот Демир, то ли не сумев мимо беды людской пройти, то ли поразмыслив, что греческое злато лишним камулской* дружине не будет, отплыл в Византию.
— Во дела. А догадается ли чадо драгоценное к отцу родному на пути обратном наведаться? — усмехнулся воевода. — Чай, три лета уж не виделись.
— Велю дружиннику свому в остроге у Невера* его дождаться, наказ твой передать, — кивнул Велибор.
Аким лишь улыбнулся в ответ, толкнув дверь, пропустил гостя в своё жилище.
* * *
Широченной тропой, мерцая в солнечном свете, раскинулся пролив, проложив тысячам кораблей путь из Русского моря в Мраморное. На его берегах развернулись малые селения, грады и крепости с грозными башнями. Но самым величественным творением человеческих рук был Константинополь. Звон колоколов, музыка и голоса наполняли неприступную крепость; корабли разных мастей заходили в порт, свозя в богатейший город всевозможные товары. А за пределами Константинополя пёстрым покрывалом развернулись луга и деревушки, плодородные поля, сочные пастбища. Благословенная земля, прекрасная природа, многим был лаком этот край, а посему беда не проходила мимо.
Восстания, мятежи, бунты, словно свирепый шторм, рвали спокойную жизнь Византии. Тяжёлая рука императорского войска унимала пыл стремящихся к власти, затягивала путы желавших независимости. Гражданские войны отнимали силы, плодили врагов. Несколько лет мира могли бы укрепить власть императора, но злые соседи, чуя ослабление империи, мучали эти земли дерзкими набегами, нескончаемой ненавистью. Разместив большие силы на границах империи, Василий — владыка благословенной земли — оставил менее защищённым сердце страны, уповая на неприступность крепостей. Беда всегда находит брешь, вот и сейчас тысячи мирян всматривались в рвущийся в небо дым — ничего не останется после арабов, ни домов, ни полей, ни скота.
Сколько ещё эти ненасытные воины будут осаждать город? Сколько измучают народа, не успевшего укрыться за стенами крепостей? Ходили слухи, что император отправил посла к тархтарам — варварам* с обширных земель, непобедимым воинам, безжалостным завоевателям.
Люди боялись. Боялись, что, прогнав одних, обретут гнев других. Тархтары всегда требовали высокой платы, торговых привилегий и нередко напоследок венчали своё отбытие грабежами. Хотя, как повезёт. Те, что жили южнее, грабили всегда; те, что на севере, между Аримией и Ледяным морем, — принимали награду и уплывали, не задерживаясь понапрасну. Но разве ж успеет посол добраться до тех холодных краёв? Нет, снова приведёт малотархтарское* войско, снова князь их — Заремир Святозарович — отпустит дружинников погулять по византийским землям. Страх сжимал сердца уставших от войн людей, холодил кровь, порождал отчаяние. Лишь взывая к Христу, греки обретали надежду под расписными сводами храмов. И Спаситель слышал их, волею своей направляя на помощь надёжного союзника.
По безлюдному порту, успев хлебнуть греческого вина, шёл небольшой отряд арабов. Таща мешки с награбленным, мужчины говорили о чём-то, посмеивались. Их уже ждали соратники, приготовив корабль к отплыву. Увидев расправленные косые паруса, воины ускорились. Мешки со звоном повалились на палубу под одобрительные возгласы моряков. Богатая добыча, несомненно, порадует халифа*, а милость правителя ещё никому не была лишней. Пусть корабль отправляется к родным краям, а войско ещё «погостит» на византийских землях.
Моряки толкались, опуская мешки в трюм, места становилось всё меньше. Один из мужчин ударил соратника по плечу, указал наверх, повелевая подняться на палубу. Юноша, недовольно бурча, выбрался из тёмного помещения. Дневной свет ударил в глаза, заставив зажмуриться. Девичий силуэт шуткой теней возник перед ним; моряк потёр веки, вновь уставился на мираж. Златовласая девушка сидела у борта, возле наваленных тюков; вытащив из мешка красный шёлк, расправляла на коленях. Невнятно пробубнив что-то старшим соратникам, юноша направился к ней.
— Мы что, и рабов повезём?! — крикнул он откупоривающим очередной бочонок вина воинам. Те не сразу обратили на него внимание, медленно осознавая суть его вопроса.
Подойдя ближе, юноша заметил, что льняная рубаха прилипла к девичьему телу, крошечные капли стекают по широкой косе. Остановившись, он посмотрел на «пленницу» сверху вниз — нежные черты, светлая кожа, большие голубые глаза… слишком спокойный взгляд. Словно прочтя его догадки, девушка резко откинула шёлк, остриё сабли вырвалось из-под красного полотна, с хрустом вошло в тело. Хрипя, моряк повалился на палубу. На его крик уже выскочили из трюма соратники; воины, бросив бочонок, ринулись к кораблю.
Выхватив из ножен вторую саблю, девушка отразила вражеский выпад, пригнулась, пропустив над собой клинок. Оттолкнув одного ногой, остановила саблю второго, вывернувшись, рассекла елманью* его шею. Перепрыгнув через бьющегося в агонии соратника, здоровяк замахнулся на незнакомку топором, но сразу же замер, непроизвольно схватившись за стрелу в виске. Девушка бросилась к носу корабля, слыша, как обмякшее тело рухнуло на палубу. Преследовавших её моряков одного за другим настигали стрелы, меткий хранитель уравнивал силы. Резко обернувшись, златовласая остановила меч араба, второй саблей атаковала его торс. Моряк резко отскочил, вновь изогнулся в выпаде. Девушка отразила удар, вращая сабли, ринулась на него. Мужчина пятился, едва успевая отводить атаки незнакомки; не понимая, куда делись сухопутные соратники, пытался осмотреться, но свистящие лезвия не давали такой возможности. Запнувшись о чью-то ногу, он рухнул на безжизненные тела товарищей, в отчаянной попытке выжить выставил перед собой меч. Лезвие противно заскрежетало по клинку; давя на рукоять, девушка нависла над соперником и, не упуская момента замешательства, вонзила вторую саблю в его тело. Небрежно обтерев оружие об штанину, она подбежала к носу корабля — два широкоплечих воина бились с арабами. Сердце сжалось, потянуло вниз. Девушка бросилась к ним, в самую гущу неравного боя.
Тяжеленный меч вращался в крепких ладонях, словно пёрышко; стальные пластины, покрывающие грудь, слепили глаза. Вино гуляло по венам арабов, добавляя смелости, замедляя реакцию. Они втроём бросались на противника, но тут же отступали, лишь стоило тархтарской стали пронестись мимо их лиц. Подмигнув друзьям, арабский воин
