Пока горит огонь… (сборник) - Светлана Глинская

Душевная неустроенность всё же выматывала и опустошала. Неотступно Нику преследовало ощущение: тратя впустую безумное количество времени и энергии, как небезызвестный дон Кихот, она сражается с ветряными мельницами; или, подобно Сизифу, она вынуждена совершать бесплодную, бессмысленную работу; или она топнет в болоте и не может из него выбраться, а оно вот-вот поглотит ее целиком, без надежды на спасение; или она бьется, как рыба – об лед; или… Какими еще эпитетами и сравнениями можно охарактеризовать состояние усталой от одиночества, живущей, словно в вакууме, отчаявшейся женщины? Те, кому знакома подобная ситуация, поймут ее; тем же, кто с нею не знаком, весьма непросто описать тот спектр внутренней борьбы, которой не видно конца, да и начало затерялось где-то в будничной рутине, и упущен момент, когда был предпринят, возможно, неверный шаг, совершена какая-то ошибка, и можно было что-то изменить…

Человек способен усвоить по большому счету лишь те уроки жизни, которые прошел сам, прочувствовал на собственной шкуре, а не уловил понаслышке – в виде, скажем, интересной и вполне убедительной истории, с фактами и выводами – от кого бы то ни было. Мы учимся, как правило, на собственных ошибках – такова, за редким исключением, человеческая сущность. Мы приходим в этот мир одинокими, и одинокими – в положенное время – покидаем его. Но в течение жизни каждому хочется встретить близкого человека, почувствовать тепло его сердца, заботу, и непременно заботиться самому, разделяя друг с другом тяготы жизни, без которых существование наше попросту немыслимо, иными словами, стать опорой другому. В глубине души мы очень одиноки, но всегда стремимся к общению, в конечном итоге страшась остаться в одиночестве: ведь это противоречит человеческой природе. Людям трудно жить в нелюбви, в равнодушии – от этого можно погибнуть.

Слово «измена» не несло для Ники реального смысла, хоть и было покамест эфемерным понятием. Оно подразумевало ту неистовую страсть, которая могла бы отвратить ее от мужа, или, что вероятнее всего, некие отношения иного порядка, когда, помимо чувственности, людей связывает нечто большее и могучее.

Но… картина ее семейной жизни развивалась, увы, по иному сценарию. Давно минуя этап холодной натянутости, отношения супругов были тусклыми и бессодержательными. Новизна близости между ними, надежды и мечты, жившие довольно долго в сердце Ники, – всё было безнадежно утрачено. Оставалось обыкновенное сосуществование, некоторым образом напоминающее совместное проживание людей в коммунальной квартире, с той лишь разницей, что супруги пересекались не только в так называемых «местах общего пользования», но и на прилегающей к ним территории квартиры; к тому же иногда их связывали заботы о сыне.

Ника была слишком одинока; одиночество, как известно, ранит… Излишне говорить, как непомерно страдала ее душа от равнодушия, отчуждения и непонимания, не имея сил и возможности примириться со своим положением.

Приход Николая в их дом совпал с моментом безраздельного отчаяния Ники. Когда их пути пересеклись, Ника невольно, но явственно осознала возможность позитивных изменений в собственной судьбе, вероятность стать услышанной другим, близким человеком, надежду на счастье.

Ей казалось, Николай – хороший, светлый и бесспорно надежный человек, могущий поддержать ее в трудную минуту, в непростое время ее жизни, в темные дни душевной смуты. Ей было достаточно того, что он есть, что оба они живут под небом одного города, дышат одним воздухом, и он, возможно, думает о ней… а значит, она уже не одинока. Душу ее согревала мысль о светлых и прекрасных отношениях, которые могут случиться с ними, и тогда всё перемелется и переменится и непременно будет хорошо; в ее голове разрастался целый мир, состоящий из расплывчатых фантазий… Она чувствовала в себе силы стать для него маяком в столь непростой жизни, словно в бушующем море, полном подводных камней и опасностей, и душа ее, подобно цветку, раскрывалась ему навстречу.

Впоследствии Николай будет называть ее своим Лучиком, он станет говорить: «Ты – мои глаза в мир красоты», «Ты – мой Лучик Света, и навсегда им останешься, что бы ни случилось», и Ника в такие моменты будет спокойна и счастлива.

3

Между тем минул год.

Что сие – мгновение ли, вечность? Как обозначить, чем измерить его?

Для Ники события этого года смело можно назвать своеобразной прелюдией к грядущим переменам, ожиданием, полным надежды и света, томления души и щемящей легкой грусти; причину последней она улавливала скорей интуитивно, нежели понимала ее истинные корни.

Иными словами, каждодневные события, неприметные по сути своей и не сто́ящие порой внимания, внесли свою несомненную лепту в события дальнейшие, сполна отыграв отведенные им роли. Впрочем, основная роль их сводилась к тому, что, соблюдая жизненную хронологию среди прочих, они стали своеобразными ступеньками к глобальным изменениям в дальнейшей судьбе Ники. Ведь кажущаяся беспричинность многих поступков является лишь следствием человеческой недальнозоркости и непроницательности; любой порядок вещей или ход событий непременно имеет свою, порой таинственную, подоплеку, вызывающую у людей недальновидных ту степень недоумения, которая нередко граничит с удивлением, и всё это занимает обособленную весомую нишу в характеристике людских эмоций.

Итак, прошел год.

Снова подступала зима.

Та зима была морозной и снежной. Температура воздуха держалась между двадцатью и тридцатью градусами по Цельсию со знаком минус, что совсем не характерно для бесснежной и слякотной городской зимы с ее стылыми, пронизывающими насквозь ветрами и мелкой крупкой, метущей с серого, свинцово-тяжелого неба. Оно нависало белесой дымкой, клубящейся ближе к горизонту, откуда каждое утро выплывало неяркое зимнее мглистое солнце, поглощаемое этой же дымкой каждый вечер по другую – западную – сторону горизонта в виде каменных джунглей. Иногда погода радовала жителей города прозрачной голубизной неба и ярким солнечным светом (мороз и солнце – день чудесный!). В такие дни мороз был особенно неумолим, но благодаря природному оптимизму людей, радостно смотрящих в чистое небо, с наслаждением вдыхающих свежий морозный воздух и жмурящихся от ярких лучей долгожданного солнышка, лучистое настроение преобладало.

Ника любила зиму. Среди своих знакомых и друзей она была единственной, кто от души наслаждался любой зимней погодой, и никто не мог в полной мере разделить с ней эту любовь, за исключением, конечно же, любителей мороза и солнышка. Яркие воспоминания детства, зимних каникул, проводимых у бабушки и дедушки, оставили в ее душе светлый след.

Как прекрасно было то время, когда она вместе с девчонками и мальчишками летела с горы на санках, визжа от восторга и с трудом дыша от тугого, ледяного ветра, который, казалось, пытался скинуть ее с санок, делая попытки перевернуть их на ходу; когда слепящее солнце било прямо в глаза, и ничего не было видно, а снег искрился, словно драгоценности, щедро рассыпанные волшебными руками деда Мороза и Снегурочки, в которых ей долго хотелось верить – и она верила, а родители, не сомневаясь в этом, полагали: дочка и не догадывается, что это – вымышленные персонажи.

Теперь, по прошествии стольких лет, Ника с теплом вспоминала то счастливое время, и эти воспоминания, словно целебный эликсир, поддерживали ее во взрослой и совсем другой жизни, которую она проживала сейчас.

Во время рождественской недели благодаря новому увлечению поэзией Ника была приглашена на творческую встречу, проводимую ежегодно в рамках широко известного литературного интернет-журнала, существующего не только в России, но и далеко за ее пределами. Она посетила такую встречу впервые, познакомившись с весьма неординарными людьми, интересными и приятными в общении, людьми творческой среды, каждый из которых без ложной скромности нес в себе самобытный талант. Пишущая братия делилась друг с другом творческими планами, интересно и много говорили, пели песни под гитарный аккомпанемент, и это общение произвело на Нику большое впечатление, подстегнув ее к продолжению творческого процесса. Стоит заметить, что она не считала себя большим поэтом, да, конечно же, им и не являлась, но всё же была не лишена способностей, с помощью которых ей удавалось создавать свои творения, подавляющее большинство которых, без ложной скромности, виделось ее читателям в талантливом свете, за что она была безмерно благодарна судьбе.

После подобных вечеров, интереснейших и многогранных, Нику охватывало недоумение, когда она вновь попадала в среду простых обывателей, не способных отличить Рэмбо от Рембо́, не знающих ни строчки стихотворений Бродского или Ахматовой (которую, к слову сказать, из-за созвучия фамилий – Ника слышала это собственными ушами! – некоторые, с позволения сказать, индивидуумы путали с Чингизом Айтматовым, и возмущению Ники не было предела), бездумно едящих и пьющих… – иными словами, живущих той простой, непритязательной и примитивной жизнью, создающей полновесное впечатление ненужности знаний, где, казалось, не требовалась воспитанность, где были чужды такие понятия, как нравственные задачи, идеи и вкусы. Впрочем, Ника осознавала не вполне справедливый факт огульных обвинений в примитивизме, но это были мысли, соответствующие данному моменту; ведь любой вывод подобного рода, основанный на некой среднеарифметической величине, никогда не бывает абсолютным. К тому же, как утверждала ее близкая подруга, незнание не является пороком; истинный порок – агрессивное невежество.