НеСказки о людях, случившихся на моем пути (сборник) - Таньчо Иванса

Я стал его возможностью разбогатеть так быстро, как он хотел. Не без моей помощи он нашел кошель с деньгами, купил себе сначала бакалейную лавку, затем мясную, затем разорившийся книжный магазин, затем он вложил заработанные деньги в банк, затем купил этот самый банк, а, подзаработав, купил еще несколько. Он пошел по пути не предназначенному ему, стал несчастным и подозрительным, ведь страх потерять все заработанные деньги не давал ему даже спать спокойно, не то, что заниматься самоанализом. Он был одинок – у него не было ни одного друга. Даже жены у него не было – хозяин до дрожи в коленках боялся что женщина, которую он подпустит к себе близко, обязательно избавиться от него, чтобы завладеть его деньгами. Хозяин умер тогда, когда его паранойя дошла до абсурда – от обычной простуды – в страхе от того, что любой человек, которого он попросит о помощи, воспользовавшись его слабостью, присвоит себе все его богатство…

Если бы я снова стал человеком, но с теми знаниями, которыми я сейчас обладаю, я, наверное, смог бы исправить причиненный собой же вред. Но я всего лишь Возможность. Ничто и все одновременно. Я подчиняюсь воле своих хозяев, а не своей собственной, потому что собственной воли меня лишили несколько столетий назад.

Оставив свое тело разлагаться в свежевырытой могиле, я был призван Судом Богов. Мой ангел-хранитель защищал меня как мог, но приговор Высших Судей был однозначным: за то, что я единственную данную мне земную жизнь бездарно и бессмысленно потратил, я наказан тысячелетием скитаний по чужим судьбам.

Впрочем, срок этот уже подходит к концу. Что меня ждет дальше? Не знаю. Представления не имею. Слышал от собратьев, ночных странников по дорогам Судеб, что Боги дают немногим из нас возможность прожить еще одну человеческую жизнь. Не всем, конечно.

Было бы отлично, если бы это было именно так. Свою последнюю попытку – жизнь, я больше не пустил бы коту под хвост. Я бы любил и творил. Я бы читал и познавал. Я бы радовался каждому вдоху и каждому глотку чистой воды. Я бы меньше ел, но больше наслаждался бы процессом еды. Я бы жил в горах и наблюдал бы каждое утро как из-за них медленно поднимается красноватый солнечный диск. Не примял бы ни одной лишней травинки. Не убил бы ни одного лишнего насекомого. Не обидел бы зря ни одного человека. Я научился бы дружить. Я встречал бы каждое новое утро с улыбкой ребенка и влажными звездами благодарности в глазах. Я создавал бы прекрасные вещи и дарил бы их каждому проходящему мимо моего дома. Я бы любил жизнь и ценил бы то, что она дает мне. Я бы ЖИЛ…

Босиком по звездам

Бывает, что земля уходит из-под ног. Бывает, что обретается не сразу. Иногда это приятное ощущение полета. Иногда отвратительное чувство пустоты. Не суть важно. Главное возвращение. Но иногда…

Хорошо, по порядку.

Я спал и мне снилось…

Вернее мне нравиться думать, что я именно «спал» и что мне именно «снилось», иначе визит к психиатру был бы наименее безболезненным исходом прошедшего предприятия. Итак, я спал и мне снилось, что мое тело стало настолько огромным, что планета, на которой я имел счастье родиться легко могла уместиться на моей ладони, а Солнце было размером с футбольный мяч. Я мог бы даже взять его в руки, у меня бы получилось, но нарушение космической гармонии не входило в мои планы в том сне. Оно и к лучшему.

Я легко преодолел пределы Солнечной системы, приблизительно в полтора шага, и двинулся по направлению к Сириусу.

Идти было легко, планеты отскакивали от ступней словно камешки. Но я не был ослеплен этой легкостью. Своевременно прочтенный рассказ Бредбери об «эффекте бабочки» хорошо промыл мне мозги и с тех пор я ни на йоту не забываю о вселенской важности каждого падающего с дерева листка.

Пахло утренней свежестью и влажными раскаленными камнями. Так пахнут звезды и путь между ними, теперь я это знаю. Других ощущений не было. Только ненавязчивые воспоминания о блаженной свободе, невесомости и безмолвии пребывания в маминой утробе. И понимание, что никакой разницы между двумя этими состояниями, в общем-то, нет.

Я старался, как мог, не наступать на небесные тела и уворачиваться от астероидов и метеоритов; обходить Черные Дыры и не сходить с Млечного Пути. О возвращении я не думал. Моя голубая планета осталась далеко позади, и я уже не был уверен, что смогу отыскать ее среди миллиона таких же серо-голубых песчинок и пары сотен горячих футбольных мячиков. Не помню, чтобы меня это огорчало.

Когда Сириус остался далеко позади, я увидел их. Наверное, это и были Боги, которыми так любят пугать проповедники и священники нерадивую паству, каждый – свою. И я ничем от них не отличался.

Разве что света в них было больше. Точнее они были светом больше, чем я. Не могу объяснить по-другому.

Их было несколько. Они столпились вокруг чего-то почти плечом к плечу. И меня заметили не сразу. Зато я хорошо видел, как они общались: молча, обменивались не словами, а световыми частицами (попробуйте представить процесс обмена светом между двумя настольными лампами, поставленными одна напротив другой – как-то так) и являли собой единое целое, разделившееся на отдельные части только при моем приближении.

– Наш спор окончен, – рассмеялся один из них, перейдя на доступную моему понимаю речь. – Новенький пусть и раскручивает.

– Согласны, – вспыхнули остальные (ну а как еще объяснить, если они не сказали это вслух, а именно «вспыхнули» слегка и все разом?!).

– Что раскручивает? – поинтересовался я.

– Юлу когда-нибудь видел? – спросил меня кто-то из них.

– Да…

– Новорожденная Галактика очень напоминает игрушку маленьких богов. С той лишь разницей, что у нее нет ручки, на которую нужно надавить. Подойди ближе.

Я сделал несколько шагов и узрел, наконец, предмет шутливого спора этих невероятных существ. Темная округлая пустота Черной Дыры, изогнутые лучи цепей созвездий, вяло мерцающие солнца, отсутствие движения, отсутствие жизни, неподвижность. Я понял, чего они хотят.

– И как это раскрутить? – поинтересовался я.

– Своим желанием, – рассмеялись один.

– Захоти и направь силу своего желания в центр. Закрутится, как миленькая, – радостно сообщил второй.

– А почему я?

– А почему нет?.. – удивился третий. – Мы этим занимаемся постоянно. От скуки уже спорим кому из нас, а тут ты… Не воспользоваться таким случаем…

– Я понял, – улыбнулся я и закрыл глаза. Сосредоточился…

– Эй-эй, не так быстро, – услышал я восхищенный возглас. – Больше силы, но меньше напора… Черная Дыра – ось этой центробежности, туда и направляй… Так. Теперь больше порядка и плавности… Почувствуй себя частью этой Галактики, тогда сможешь нащупать ее внутреннюю гармонию… Созвездия не должны висеть без дела, они как лопасти вертолета вокруг центра… Теперь каждую Звездную Систему в отдельности… Нет, в другую сторону… Все, свершилось! Для первого раза – просто прекрасно!

– Вот видишь, а ты боялся, – усмехнулся второй.

– Рутина, – выдохнул третий.

– А для чего еще…, – вдохнул четвертый.

Потом я стал частью их целого, мы неслись куда-то световым ветром, останавливались, закручивали очередную галактику, и снова неслись. Когда мы разделялись, я чувствовал легкую тревогу, когда снова соединялись – сочастие и радость. И так долго, живительно бесконечно, а потом…

– У него нет больше силы, – сочувственно сказал один. Не видел кто из них, способности воспринимать хватало только на то, чтобы слышать.

– Наверное, надо было ему сначала окрепнуть, – шепнул второй.

– Все дело в том, что он все еще не расстался с мыслью о планете, на которой свершался, – возразил третий.

– Согласен, скорее всего, там остался кто-то, кто ему очень дорог. Может быть, попросить помощь других? – задумчиво прошелестел четвертый.

– Вряд ли поможет, – выдохнул первый. – Ему необходимо восполнить запас утраченной силы… Или разлюбить.

Помню как я падал и уменьшался, как от скорости и метаморфоз кружилась голова, а перед глазами вертелись звезды, на этот раз вовсе не космические тела, хотя…

Помню ощущение тяжести, боли и невероятно сильного давления по всей поверхности тела, помню громкий звук, с которым стукнулось о пол мое падающее с кровати тело и совершенно невыносимый яркий вольфрамовый свет ночника.

И успокаивающее поглаживание сына по волосам, и его синие глаза, полные тревоги. И его заливистый смех облегчения спустя всего секунду.

– Ты где был так долго, папа?..

Sechs. Sieben. Dreizehn. Achtzehn. Zwanzig sieben

Совершить чудо для других – гораздо легче, чем сотворить хотя бы маленькое чудо для себя…

Если бы я только мог, я бы сделал это еще двадцать семь лет назад, когда питался одной морковкой с колхозного поля всю осень, зиму и весну… Ветер политических перемен обернулся для меня тогда яростным цунами, сметающем все, к чему я привык. Тогда я еле сдерживался, чтобы не повесить заработанный потом и головными болями диплом института народного хозяйства на самое видное место в деревянном домике, рядом с пустым огородом. До сих пор этот ярко-оранжевый ни в чем не повинный, в сущности, корнеплод, вызывает во мне рвотный рефлекс, если конечно не в борще и его не видно.