Убийственная красота - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В чем дело, Олег? — холодно спросил мэтр. — Мы работаем!
— Да как-то долго… Я…
— Что значит — долго? Это кто решает, сколько нужно, вы или я?
— Вы, конечно. Просто там поедают теленка, скоро от него ничего не останется. Вот я и пришел за вами, — словно школьник перед учителем, оправдывался Олег.
— При чем здесь теленок? — поморщился Бояринов. Затем вздохнул и улыбнулся. — Впрочем, почему бы действительно не отведать теленка?
Он обнял Веру за плечи, подвел ее к мужу, другой рукой обнял Олега и повел их по дорожке к особнячку, откуда едва доносились джазовая мелодия и людские голоса.
— Дорогие мои! — торжественно произнес Бояринов. — Дорогие мои! От вас зависит будущий фильм. И вы знаете, вернее, должны знать, хоть мы никогда и не работали вместе, что для меня основополагающим является репетиционный процесс. Актеры должны выйти на съемочную площадку абсолютно подготовленными, внутренне пропитанными идеей фильма, как губка водой. А для этого я должен работать с каждым из вас. Придет и ваш черед, Олег. И с вами мы также будем проводить вместе дни и вечера. Я должен зарядить вас обоих. На съемки отведено всего три недели. У нас не будет времени на бесконечные дубли, понимаете?..
Они скрылись в темноте аллеи.
Глава 3
Неудавшийся праздник
Приемник был настроен на «Эхо Москвы». Турецкий вел машину, слушая Венедиктова, который расспрашивал министра по труду и социальной защите населения о том, как народу жить дальше. Господин министр бодрым голосом докладывал, что жизнь народная неуклонно улучшается, и, если отдельные граждане этого не понимают, это их личные неприятности. Турецкий, когда видел этого господина на экране или слышал его голос по радио, непременно представлял себе министра школьником, вечно опаздывающим на уроки и систематически не выполняющим домашние задания. Турецкий прямо-таки видел, как будущий министр, глядя правдивыми глазами в лицо училки Марии Ивановны, травил байки о слепой старушке, которую нужно было довести до поликлиники, или об автомобильной катастрофе, в которой он, будущий министр, спас всех, кого только можно спасти, включая безнадежно погибших. В руках будущий министр держал тарелку с лапшой и щедро развешивал ее на уши доброй и доверчивой Марии Ивановны. Правдивое выражение лица министра сохранилось с тех времен доныне, только в роли доверчивой Марии Ивановны выступает теперь все население страны.
Турецкий сидел за рулем собственного «пежо», поскольку перемещался по городу не в служебных, а в сугубо личных целях. У любимой супруги Ирины Генриховны намечался юбилей. Сороковник. Ирина, к удивлению мужа, приближающую дату воспринимала безрадостно, даже с несвойственной ей хандрой. Вот и гостей собирать отказалась, сказав, что женщины эту дату не отмечают.
И Саша решил устроить жене праздник на двоих. Вернее, на троих, ибо куда же без наследницы Ниночки? Замысел был такой: шикарный стол, который готовят они с Нинулей, и не менее шикарный подарок. Саша уже присмотрел очень милое, изящное кольцо с небольшим бриллиантом. Приобретение подарка и было конечной целью поездки А что? Разве не заслужила? Еще как! Сколько бессонных ночей, сколько тревог принесла Ирочке Фроловской ее семейная жизнь! Разве такого счастья желала она себе, когда влюбилась в молодого, но уже подающего большие надежды стажера Сашку Турецкого? Да она ни о чем таком не думала! Влюбилась — и все. Как любит до сих пор, прощая ему и безмерную увлеченность работой, и другие… гм… гм… увлечения. «Она заслужила все золото мира», — пропел Турецкий и неожиданно для себя затормозил.
Мысли о супруге не помешали ему выхватить наметанным глазом стройную девичью фигурку в коротком белом платье, стоящую у тротуара. Девушка отчаянно голосовала. Александр отметил длинные стройные ноги, хорошенькое смуглое личико, короткие каштановые кудри, тонкую руку в браслетах. Рука трепетала, словно крыло раненой птицы. Ну и кто же в такой ситуации не остановится?
— Мне к университету. Подбросите? — с мольбой в голосе спросила девушка, склоняясь к приспущенному стеклу.
— А я было подумал, что вам на пожар. Садитесь, — разрешил Турецкий.
— Ну почти угадали. — Девушка опустилась рядом с ним на сиденье и улыбнулась.
На щеках ее при этом образовались очень милые ямочки. Саша отметил также ряд жемчужно-белых зубов.
«Эх, молодость, молодость, — с легкой грустью подумал Турецкий. — Все натурально, все очаровательно и безо всяких усилий».
— А что, в универе пожар? Вы из пожарной команды?
— Нет, это у меня пожар! Это я горю синим пламенем. Переэкзаменовка. Препод ждет, а я здесь торчу и никто не останавливается! Представляете?
— Но кто-то все же остановился.
— Да, спасибо вам! Ой, я не спросила, а сколько это будет?..
— Считайте, что вам повезло. Перед вами гусар, а гусары с дам не берут-с. Тем более что нам по пути.
— Ой, вот спасибо! Здорово! У меня, честно говоря, финансовый кризис.
— И не только финансовый?
Девушка рассмеялась. Она была очень естественна. Никакого жеманства, кокетства. Легкая такая девушка.
— Да уж. Не только. Имеются и другие проблемы.
— Так вы не отличница? И не комсомолка?
— Нет, я двоечница, — снова рассмеялась девушка. И ямочки опять заиграли на лице.
«Какая у нее удивительная кожа. Нежная, чистая, словно персиковая», — весьма шаблонно подумал Александр и почувствовал некоторое душевное волнение.
— На каких же факультетах держат нынче двоечниц?
— На филфаке. Но я не круглая двоечница. Просто меня женщины-преподаватели не любят.
— Завидуют, ясное дело.
— Чему?
— Молодости и красоте, чему же еще!
— Ну, они у нас и сами еще ничего себе. Хотя, конечно, староваты. Самой молодой — сорок. Это уже почти старость. Вот я ей и пересдаю.
«Сорок — это уже почти старость! Слышала бы Ирина!» — Александр хмыкнул и спросил:
— Что, если не секрет?
— Историю искусств. Искусство северного Возрождения.
— О! Снимаю шляпу. И как, готовы?
— Ну… Не знаю. Можно, я потренируюсь?
Девушка тряхнула кудрями и, не дожидаясь ответа, начала:
— Небольшой стране, включающей территорию нынешней Бельгии и Голландии, суждено было стать в пятнадцатом веке самым ярким после Италии очагом европейского искусства. Нидерландские города, хотя и не были политически самостоятельными…
Александр не слышал слов, наслаждаясь чистым, звонким ее голосом, легким ароматом духов, поглядывая на четкий профиль с прямым, аккуратным носом и слегка выставленным вперед подбородком, выдающим упрямый характер.
— …По праздникам створки алтаря распахивались, и перед прихожанами возникало во всей лучезарности ван-дэйковских красок зрелище, которое должно было в совокупности своих сцен воплощать идею искупления человеческих грехов и грядущего просветления.
— Как-как? — прислушался Александр.
— Идею искупления грехов и грядущего просветления, — на секунду задумавшись, повторила девушка и тряхнула каштановой гривкой.
— Боже, твоя воля! И где это искупление грехов? Где просветление? С пятнадцатого века и поныне никакого просветления. Зато грехов — хоть отбавляй.
— …Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем… — чуть грустно проговорила девушка.
— О, да вы знакомы не только с искусством северного Возрождения, но и с Екклесиастом! — изумился Александр. — Здравствуй, племя молодое, незнакомое! Хочется немедленно познакомиться со столь славной представительницей…
— Настя, — улыбнувшись, перебила его девушка.
— Александр Борисович, — чуть склонил голову Турецкий.
— Я, Александр Борисович, вообще-то больше люблю философию древнего мира. Конфуций, Лао-цзы, притчи царя Соломона, древние греки… Действительно, нет ничего нового под солнцем, и не скажешь лучше, чем-то кто-то из древних уже сказал об этом. Ну вот мы почти приехали. У следующего светофора остановите, пожалуйста.
Саша отметил про себя, что останавливаться ему совсем не хочется.
— Что ж, удачи вам, Настя!
Автомобиль замер у бровки тротуара.
— Знаете что? Вы такой замечательный! Я хотела бы вас отблагодарить.
— Это как же? — навострился Александр.
— Приходите вечером в бар «Голливудские ночи». На Варварке. Я там работаю.
— Стриптизершей? — испугался Турецкий.
— Нет, что вы! Официанткой. Там половина нашего курса подрабатывает. Деньги-то нужны.
— Это точно. Деньги еще никто не отменял. И когда?
— Хоть сегодня. Я как раз сегодня работаю.
— Сегодня вряд ли.
— Ну… Когда захотите. Там интересно. Актеры бывают, режиссеры, всякие шоумены. Я через два дня на третий работаю. Мы открываемся в пять вечера. И до утра. Я вас фирменным коктейлем угощу.