Битва при Гангуте - Орест Ровинский

В шторм

Бригантина «Принцесса» плыла по Финскому заливу. Густые облака неслись над морем, предвещая шторм. Ветер крепчал. К вечеру разыгралась буря.

Матроса, крепившего паруса на мачте, ветром сбросило в море. Оторвавшаяся рея при падении порвала снасти. Огромные волны перекатывались через палубу, грозя ежеминутно смыть матросов в море.

Команду бригантины охватил ужас. Наступившая ночь увеличила смятенье. Ударом волны оторвало пушку, и она с грохотом покатилась по палубе, ломая все на пути. В трюме открылась течь. Петр, сбросив камзол, помогал матросам конопатить щель, в которую била вода. Вода протекла к песку, заменявшему балласт, и на дне трюма образовалось болото. Работали изо всех сил, по колено в жидкой грязи. При крутых кренах судна бочки с пресной водой, сухарями и солониной катались по трюму, сбивая людей с ног… Едва успели остановить течь, как открылись новые две.

На палубу нельзя было показаться.

Налетевшей волной смыло рулевого и обломило руль.

Судно потеряло управление. Буря уносила его в море. Людьми овладело отчаяние…

Около полуночи ветер внезапно начал спадать. Бригантина без снастей и мачты пошла тише. Куда ее уносило ветром, никто не знал.

Петр подозвал Бредаля.

— Надо на шлюпе точно разведать, где суша, — сказал он. — Люди устали. А в темноте и на скалу наскочить можем.

Норвежец безнадежно покачал головой.

— А кто пойдет на погибель верную? Море страшное. Надо обождать света…

— Эх ты, кум! — сердито сказал Петр. — От тебя ли это слышу? Что за моряк, если он воды боится! Я сам пойду. Давайте шлюп.

Бредаль стал его отговаривать:

— Негоже вам в рискованное дело лезть. Вы лицо государственное…

Но Петр стоял на своем. По его приказу матросы отвязали шлюпку.

Ветер несколько стих, но море все еще было бурное, ночь темная. Бредаль хотел было ехать вместе с Петром, но тот сказал:

— А на кого корабль оставим? Не в пример аглицким обычаям, капитан последним уходить с корабля должен. Как суши достигну, жди огня да ставь паруса, что остались. Огонь маяком будет.

Вместе с пятью матросами, вызвавшимися ехать с ним, Петр сел в шлюпку. Мелькнув на гребне волны, она скоро исчезла в бушующей мгле.

Бригантина осталась далеко позади. Кругом выло и кипело свирепое море. Шлюпку кидало с волны на волну, как щепку. Холодная пена и брызги хлестали через борты. Гребцы промокли и окоченели. Они выбивались из сил.

Вдруг показалась черная полоска берега. Гребцы напрягали последние силы. Море у берега было особенно бурным. Лодку наполовину залило водой.

Наконец после долгой борьбы с волнами удалось достичь земли. Измученные гребцы вытащили на песок полуразбитую шлюпку.

Берег был покрыт низкорослым кустарником. Все шестеро торопливо начали собирать в темноте сучья. Петр, присев на корточки, вытащил из кожаного мешочка огниво. С трудом высек искру. Мокрые сучья медленно разгорались. Матросы подбрасывали в пламя хворост и дули на пламя. Столб огня и дыма высоко поднялся к небу.

Капитан Бредаль в это время не сходил с палубы бригантины. Он первый заметил далекий огонек и громко стал созывать команду.

Матросы ободрились, увидя костер на берегу, и полезли на мачты крепить уцелевшие паруса.

Бригантина повернула на маячивший огонь. Через час она добралась до берега и бросила якорь. На берегу горело уже несколько костров.

Петр приказал команде съезжать на сушу. Он сам помогал перевозить на шлюпке усталых людей, устраивал их у костров на ночлег и поил горячим сбитнем.

Край неба медленно розовел, когда Петр, весь мокрый, лег у костра под деревом, покрывшись парусиной, и заснул. А встал он, когда солнце еще стояло низко. Разбудив матросов, он приказал чинить паруса.

К полудню бригантина поплыла вдоль берега и к вечеру достигла селения Паркола.

В Парколе Петр простился с Бредалем, пересел на мелкое гребное судно — скампавею — и поплыл, пробираясь между мелкими островками, к полуострову Гангут. Вместе с ним ехали Ягужинский и Змаевич.

20 июля ночью Петр добрался до бухты Твермине, стоянки галерной флотилии.

Возле деревни горели костры. Русский десант раскинулся лагерем, ожидая помощи.

Гости прошли к палатке Апраксина. Беседа их с генерал-адмиралом длилась почти до зари.

Рано утром Петр на лодке вместе с Апраксиным, Ягужинским и Змаевичем поплыл к мысу, чтобы самому осмотреть расположение и силы шведского флота. Он убедился, что миновать мыс Гангут без боя с превосходными силами врага действительно было нельзя.

Вернувшись с разведки, Петр приказал собрать совет.

Генеральный совет

К вечеру в палатке генерал-адмирала собрались на военный совет все командоры галерной флотилии.

Петр, закурив трубку, открыл совещание.

— Ну, любезные командоры и бомбардиры, шведы крепко стерегут нас. Одержав великие победы на суше, нельзя нам уступать им на море. Извольте давать советы, как без великого конфуза выйти из столь тяжелого положения.

Петр оглядел присутствующих. Но все молчали. Никто не решался что-нибудь сказать.

Положение казалось безвыходным. Что могут сделать галеры? Стоит им только выйти из шхер, как вражеские фрегаты и бриги пушечным огнем разнесут их в щепки.

Петр пыхнул дымом. Табачное облако поплыло над столом, как пушечный выстрел, возвещающий начало сражения.

— Так как же, любезные командоры? Федор Матвеич! Тебе, видно, надо начинать совет.

Апраксин встал и оперся обеими ладонями на карту. Четыре круглощеких изображения ветра на ее полях дули в разные стороны.

Апраксин имел привычку говорить медленно, как бы с одышкой.

— Поскольку, — начал он, осторожно поглядывая на Петра, — неприятель стоит в открытом море, нам миновать его никак нельзя. А корабельным флотом помочь не велите, то…

Тут адмирал замолк, разглядывая карту.

Петр снова выпустил клубок табачного дыма. Дым проплыл над столом и закрыл от глаз адмирала морскую карту.

Апраксин слегка крякнул и, поглядев на государя, сказал:

— …то, я полагаю, надобно ждать, пока у неприятеля не кончится пресная вода и он сам не уйдет.

Петр нахмурился.

— Добро, — глухо произнес он. — По-твоему, стало быть, нам сидеть тут и прятаться, как медведю от пса дворового? Павлуша, — обратился он к Ягужинскому, — при этих великих трудностях твой опыт дипломата много полезен. Что скажешь?

Последние слова Петра были резкие, свистящие. От них всем стало немного жутко.

Генерал-лейтенант Павел Ягужинский.

Ягужинский прочел на лицах командоров смятение и улыбнулся.

Совет его был прост. Он предлагал поставить вдоль берега пушки и артиллерийским огнем отогнать шведские корабли от мыса Гангут. Но совет этот был трудно выполним и не сулил верной удачи. Все же это был какой-то выход из положения. Обиднее всего было то, что новый человек, даже не знакомый хорошо с обстановкой, первый догадался его предложить. И от этой обиды все зашумели.

Петр долго обдумывал, потом сказал:

— Добро. Вот первый резон. Ну как, бомбардиры?

— Я полагаю, — сказал Апраксин, — господину дипломату неясна здешняя местность. Места тут топкие. Негде ставить батареи. И в воинской науке подобных примеров не бывало. Пройти близ берега нам никак… — Тут он пожал плечами и отрицательно покачал головой, закончив тем свою мысль.

Лицо Петра передернулось. Это означало приближение гнева. Внезапно он вынул изо рта трубку и наклонился над картой. Он заметил, как с другого конца ее через узкий перешеек полуострова Гангут ползут и спорят два пальца.

Шаутбенахт поднял глаза и увидел, как капитан Змаевич и бригадир Волков нерешительно тычут на карте в полуостров.

Он прищурился.

— Ну, командоры, извольте говорить так, чтобы все слышали ваше мнение.

Тогда капитан Змаевич отважился.

— Господин шаутбенахт, — начал он, — вот тут, — он указал на перешеек, — севернее Твермине, близ мызы Лапвик, самое узкое место перешейка. Можно более легкие галеры наши перетащить посуху и спустить на воду по другую сторону Гангутского мыса, в заливе Рилакс-фиорд. Шведы ожидают, что мы пойдем вокруг мыса, а мы этим маневром сумеем их миновать и уйти. Я с бригадиром Волковым осматривал это место. Нам два здешних финна его указали. Оно удобно для перетаскивания галер волоком.

План был смелым, неожиданным. При удаче можно было всей галерной флотилии незаметно уйти шхерами, которыми был укрыт дальше весь финский берег. Враг остался бы стоять у ловушки, покинутой русскими.

Услышав такое предложение, все как-то смолкли и повеселели. Только Апраксин весь набряк и покраснел. Он не любил смелых мыслей, опережавших его воинские познания. Но возражать не решился.