Каменная птица папороть - Любовь Данилова

Зато после Камчуги, как только берега начали подниматься всё выше и многообещающе оголяться, слой за слоем показывая миллионы лет своего прошлого, настроение профессора заметно улучшилось.

– А где ещё его – это прошлое – вот так увидишь, не копая?! Посмотрел налево, глянул направо! В каком музее? То-то! – восторгался Владимир Прохорович, Анна радовалась азарту мужа. – Просторы севера здесь вполне разговорчивы. Как опрометчиво названы немыми! Вот научимся понимать их язык…

То и дело Амалицкий требовал приставать к берегу, чем вызывал явное неудовольствие гребцов: какой в том смысл? Вот зачем встали под осыпью, где, того гляди, каменье на головы посыплется! Дак он ещё и сам по склону выше лезет, молотком своим странным на длинной рукоятке колотит и всё чего-то там шарабошит. А толку от того что? Ни капельки! Только песок за шиворот летит да страшно – снизу смотреть и то голова кружится!

Профессор же придерживался другого мнения. Не беда, что пока нет толку. Появилось ощущение, что береговые обнажения ведут его: тоненьким пунктиром, как стрелочкой, указывают направление вниз по течению. И ему не терпелось плыть дальше, видеть больше! И не только видеть, но и молоток геологический к этому не раз приложить, зубильце без работы не оставить. Увлекаясь, мог и не заметить, как переживала Анна. Неотрывно смотрела она на кручу, куда забирался Владимир, отчаянный и неутомимый, сжимала пальцами борт лодки да так, что белели ногти. Но это ж не помогало! Маялась. Пробовала занять себя. На бечевнике полно каменной мелочи, что-то отбирала по собственному разумению. Вот и переставали томить часы ожидания.

Да и река менялась. Заметно ускорилось течение. Перекат Боркуны да Кринишный прошли, Клыки Верхний и Нижний, Бобры да Кривляки, а потом вообще Вилы! Неспроста на Сухоне перекаты «переборами» называют. Попробуй-ка реку перебороть – тут уж кто кого. Что вот от перебора Чистка хорошего ждать, как думаете? То-то. В Корыте плескались, на спине у норовистой Кобылы прокатились, как не сбросила! На Осетрах никаких осетров не встречали, сплошные камни.

Вот такие они перекаты, да ещё и с застругами попадаются, хоть, к примеру, Сторожевика возьми. Что охраняет? Свою подругу-застругу – Игумениху. Ему-то подруга, а нам как быть? Назаплетала река каменистых кос, накидала с берега камней-валунов прямо в русло.

Ворчит перекат Боркуны, шумят Звягливец и Гремячевские Борозды, совсем осип глухо ухающий Кашливец.

– На переборах-то река шумкая!

Перекаты на Сухоне часто бороздами называют, и точно: иной раз в воду глянешь – будто борозды по дну реки пролегли. Борозды Осиновские да Каликинские, Монастырские…

– Аня, здесь у Монастырихи породы, из которых берега сложены, сдвинулись, сместились, порядок земных слоев нарушился, а на речном дне образовались неровности – эти самые борозды.

На перекатах Верхний Кривец и Сквозняк дно мергелем устлано, а ниже – глина да гравий с камнем.

– Видишь, Аня, красно-бурая порода – это мергели, известняки с глиной пополам.

Странный перекат Деревянный перед Брусенцом. Да и Брусенец – удивительное название. Откуда? Брусками точильный камень называют. И точно – где ж его тут нет?! Всё дно покрыто булыжником да точильною плитою – брусьями, иначе говоря. Того гляди, всю лодку обточит, днище сдерёт!

– …Вот тебе и Брусенец, и речка Брусенка, – объяснял Владимир жене. – Брусяной, или точильный, камень – это тальковый сланец. Его месторождения имеются на Печоре и в Вятской губернии – там и там по Брусяной горе. Есть Брусенский остров на Онежском озере – это, значит, в Новгородской губернии. Ну, вот и здесь, получается. Для геолога же и в названиях подсказка может быть, а для плывущего по реке – предостережение. Только уразумей, что значит. И тогда река оправдает надежды.

Правда, не стоит забывать ещё и подкрепиться, обогреться и выспаться, перед тем как плыть дальше. Поёживалась Анна, застегнула жакет, спасаясь от холодного ветра, который всякий раз усиливался там, где теснее сдвигались величественные берега. К вечеру они насупились, помрачнели, чёрными елями ощетинились вершины обрывов, а нанятые мужички затеяли смутный разговор об опасностях, поджидавших и на мелководье, о прохождении перекатов, о каких-то Опоках. Амалицкие ещё не знали, что совсем скоро – в Востром – им предстоит наслушаться и про Чёртову реку, насмотреться на Дикие Слуды…

У Вострого как раз приставали к берегу на ночлег, точнее, к ведилу – узкому, бревенчатому плоту сплавщиков древесины. Горевший на плоту костёр обрисовывал ярко-красным цветом силуэты людей, собравшихся у закипавшего в котелке варева.

– Затемнали-то22 как! Давайте, подгребайте к нашей артили! – приветливо прокричал им, надо думать, старший из работных людей. И вот уже собравшиеся у огня поднялись, чтобы помочь причалиться и закрепить надежно лодку, поставив вплотную бортом к ведилу.

– Во-о-от, так-то ладно будет, – места у костра, действительно, хватило всем. – Вместе и посумерничаем, одним гайном23 в потёмках-то лучше. Нашей крутоварочкой не побрезгуете? – снова, но уже испытующе спрашивал старший.

Крутоварочкой24 брезговать не то что не приходилось, крутоварочка – это даже очень хорошо! Заваренная в кипятке с пшеничной крупой и лучком солёная «тресочка» – что может быть лучше для оголодавших путешественников с одним перекусом в середине дня, да и то всухомятку!

– А что сами-то рыбу не ловите? Целый день на реке, – распробовав крутоварку, недоумевал Владимир Прохорович.

– Дак не идёт рыба. Ветер-то какой дует? Хиус25. Даже комарьё попряталось, а ты, барин, про рыбу баешь. Какое тут! Вот на таки случаи у нас и подзапасено тресочки-то солёненькой.

– Да и вы много ли наловили-то? – усмехнулся и старшой, раздавая артельщикам ломти хлеба.

Анне же было не до разговоров и несомненно хотелось есть. Вот она и наворачивала, не отставая от мужчин и ни капли не смущаясь этим. Крутоварочка, изрядную порцию которой налили в поданную ею глубокую тарелку, убывала быстро.

– Промялась26, видать, – посмеивались мужички, в строгой очередности запускавшие ложки в снятый с огня котелок.

А потом вместе пили чай. К нему Анна выложила и колотый сахар, прикупленный в Тотьме, и мягкий27, и «картовны шаньги»28, и варёные яйца – то, что удалось раздобыть утром в деревне где-то около Нюксеницы. С провиантом была беда! В начале лета на севере с едой совсем не богато. Молоко и сами шильцем хлебают, яйца по голбцам29 к праздникам прихранивают. И рады бы денежке, да продать нечего.

Вот тут, за чаем, и зашел разговор о Чёртовой реке.

– А знаешь ли ты, девонька, – обратился к Анне старшой, видать, проникшись особенной симпатией к единственной женщине на плоту, – эту реку у нас народ Чёртовой величает. Во-о-от, и не просто так.

То ли ночной холодок пробежал по спине, то ли первый страх прокрался на лёгких лапках, царапая коготками:

– Почему же, дедушка?

– Камней-то сколько по реке разбросано, видали ли?

– И камень Лось видели!

– Видали? Вот. Так то ведь чёрт виноват. Нёс, бают, в решете орехи, да и просыпал. Решето немаленькое было, да и орехи-то, поди, хрушкие30. Упали они в Сухону да в камни и обратились. И теперь никакого по реке для пароходов ходу – всё чего-нибудь да случается. То в одном месте на камни наскочат, то в другом. То путейские неладно вехи проставят.

– Что у вас и за чёрт такой пахорукий31! – встрял в беседу Рафашка, младший из тотемских гребцов. Напарник глянул на него неодобрительно, но смолчал.

– А это как? – вырвалось у Анны. Мужички замешкались, не зная, как объяснить молодой барыне. Выручил старшой, хотя тоже не без колебаний:

– Ну, скажу так, не из того места руки у чёрта растут, и оттого неудобны в применении. Но больше от зловредности пакостничает, – тут же продолжил, пытаясь замять неловкость. – Вон Тозьму никак стороной не обойдёт. Всё ему там что-то надобно.

– А что же? – поинтересовался и Владимир Прохорович.

– Кто ж знает. Пойдёте у Васькиного ключа – спросите. Там всё и скажут, – усмехнулся и сощурился старшой.

– Что за ключ, где?

– Тозьму-то минуете, так по левому берегу. Вода ключевая, родниковая, а струя-то такая – как речка, да ещё не ровно бежит, а по уступам в реку-то падает.

– Водопад! – округлила глаза Анна.

– То-то и есть, вода так и падает.

– А вкусная? – снова проявил любопытство тотьмич.

– А ты попробуй!

– На обратном пути и нам расскажешь, – артельщики переглянулись и начали посмеиваться, давая понять, что всё не так просто.