Доктор Смерть - Джонатан Келлерман

— Единственное его заурядное качество.

Я вспомнил, как увидел Элдона Мейта по телевидению. Я следил за его карьерой, поэтому постарался не пропустить пресс-конференцию после очередного «путешествия». Доктор Смерть оставил коченеющий труп женщины — практически все его клиенты были женщинами — в мотеле на окраине города, а затем сам явился в прокуратуру, чтобы «сообщить о случившемся властям». Мое личное мнение: похвастаться. Торжеству Мейта не было предела. Именно тогда один из журналистов упомянул о дешевых гостиницах. Мейт, побагровев, выпалил фразу про Иисуса.

Несмотря на возмущение общественности, окружной прокурор не предпринял никаких действий по поводу этой смерти. Пять предыдущих оправданий показали, что выдвигать против Мейта обвинения бесполезно. Доктор Смерть чувствовал себя триумфатором. Он бахвалился своими подвигами словно избалованный ребенок.

Маленький круглый лысеющий человечек лет шестидесяти с одутловатым лицом и высоким визгливым голоском уличного торговца издевался над системой правосудия, перед которой он был неуязвим, бросаясь с нападками на «рабов лицемерной клятвы». Свою победу он провозглашал бессвязными предложениями, одетыми в броню туманных слов («Мои отношения с путешественниками являют собой пример взаимного плодоношения»), останавливаясь только для того, чтобы поджать тонкие губы, которые, если не шевелились, казалось, были готовы сплюнуть. Микрофоны, засунутые ему чуть ли не в рот, вызывали у него торжествующую усмешку. Глаза Мейта горели огнем; разговаривая, он постоянно срывался на крик. Слушая его торопливую скороговорку, я почему-то вспоминал водевиль.

— Да, он был тот еще фрукт, а? — сказал Майло. — Мне всегда казалось, что если счистить с него медицинско-юридическую шелуху, останется обычный маньяк-убийца с врачебным дипломом. А теперь он сам стал жертвой какого-то психопата.

— Потому ты и вспомнил обо мне, — усмехнулся я.

— Ну а о ком еще? — согласился Майло. — Не нужно также забывать о том, что прошла уже целая неделя, а я не продвинулся ни на дюйм. С радостью услышу от тебя глубокомысленные заключения относительно характера поведения и тому подобного, доктор Делавэр.

— Пока могу только поделиться мыслями об издевке, — сказал я. — Убийца мечтает о славе. Эгоцентрист, потерявший контроль над собой.

— Под это описание подходит сам Мейт.

— Тем больше причин избавиться от него. Только задумайся: если ты отчаявшийся неудачник, считающий себя непризнанным гением и желающий прилюдно изобразить из себя Господа Бога, что может быть лучше, чем устранение Ангела Смерти? Скорее всего, ты прав относительно неудачного путешествия. Слушай, а если у убийцы была назначена с Мейтом встреча, быть может, Мейт где-нибудь сделал о ней отметку?

— В его квартире рабочий календарь не обнаружен, — сказал Майло. — Вообще никаких деловых записей. Предположительно, все свои бумаги Мейт хранил у своего адвоката Роя Хейзелдена. Тот еще болтун. Можно было ожидать, что после случившегося с его клиентом будет трепаться, не закрывая рта — а вот и нет. Адвокат тоже исчез.

Хейзелден присутствовал вместе с Мейтом на той пресс-конференции, что я видел. Крупный мужчина лет пятидесяти с хвостиком, цветущий, с пышными рыжеватыми волосами.

— Тоже улетел в Амстердам? — поинтересовался я. — Еще один гуманист?

— Пока что я не знаю, где он, — просто никто не отвечает на звонки... Да, кругом одни гуманисты. Hani плохой мальчик, наверняка, также считает себя гуманистом.

— Нет, не думаю, — возразил я. — По-моему, ему нравится быть плохим.

Мимо проехала еще одна машина — серая «Тойота-Крессида». За рулем снова женщина, точнее, девчонка лет восемнадцати. И опять ни одного взгляда в нашу сторону.

— Начинаю понимать, что ты имел в виду, — заметил я. — Идеальное место для ночного убийства. Как и для путешествия к счастью, так что, вероятно, именно поэтому его и выбрал Мейт. Возможно, после обвинений в стремлении к дешевизне, он наконец решил обставить сцену: человек отправляется в последний путь из этого мрачного торжественного места. Если так, он здорово упростил задачу убийцы. Впрочем, может быть, это место выбрал убийца, а Мейт не возражал. И убийце окрестности хорошо знакомы — возможно, он живет где-то совсем рядом, и это объясняет отсутствие следов второй машины. В этом может заключаться особый шик: совершить убийство у дверей собственного дома и остаться безнаказанным. Так или иначе, убийцу наверняка позабавило совпадение своих желаний с желаниями Мейта.

— Да, — протянул без воодушевления Майло. — Надо будет поручить своим помощникам проверить местных жителей, вдруг среди них окажутся психопаты с прошлыми заслугами. — Еще один взгляд на часы. — Алекс, если убийца назначил Мейту встречу, представив себя неизлечимо больным, это говорит о высоком уровне актерского мастерства: он должен был убедить Мейта, что находится при смерти.

— Необязательно, — сказал я. — Мейт опустил планку своих требований. Начиная, он настаивал на том, чтобы его клиент был неизлечимо болен. Однако в последнее время он стал говорить о том, что каждый человек имеет право на пристойную смерть.

С необходимостью наличия медицинского заключения покончено. Я постарался сохранить свое лицо безучастным.

Судя по всему, получилось это у меня недостаточно убедительно.

— В чем дело? — встрепенулся Майло.

— Помимо рек крови, пролитых рано утром?

— Ой, — спохватился он, — порой я забываю, что ты гражданское лицо. Наверное, ты не будешь смотреть фотографии места преступления.

— Они смогут что-нибудь добавить?

— Мне — нет, но...

— Тогда показывай.

Майло достал из джипа большой пакет.

— Это копии — оригиналы подшиты к делу.

Качественные снимки, цветные, слишком яркие. Внутренность фургона, сфотографированная со всевозможных ракурсов. Элдон Мейт, в смерти такой трогательный и маленький. На его круглом белом лице застыло тупое, бессмысленное выражение — выражение человека, застигнутого врасплох. Такое было на лицах всех убитых, которых мне довелось видеть. Демократия угасания жизни.

Фотовспышка придала каплям крови зеленоватые края. Артериальные брызги напоминали плохую абстрактную живопись. От самодовольства Мейта не осталось и следа. Позади трупа виднелся «Гуманитрон». На фотографии хваленая машина превратилась в несколько изогнутых металлических пластин, изящных до тошноты, в целом напоминающих детенышей кобры. В верхней части были закреплены две стеклянные капельницы, также омытые кровью.

Какая же это отвратительная картина — человеческое тело, превращенное в падаль. Мне никак не удается к этому привыкнуть. Каждый раз, встречаясь с подобным, я страстно хочу поверить в бессмертную душу.

Вместе со снимками смерти были несколько фотографий фургона, сделанных с близкого расстояния и издалека. Сразу же бросался в глаза приклеенный к заднему стеклу ярлык фирмы проката. Никто даже не попытался замазать номерные знаки. Спереди «Форд», ничем не примечательный... Спереди.

— Любопытно.

— Что? — оживился Майло.

— Фургон въехал сюда задом, а не передом, что было бы гораздо проще.

Я протянул ему снимок. Майло молча посмотрел на него.

— Развернуться было весьма трудно, — продолжал я. — И я могу найти этому только одно объяснение: так проще спасаться бегством. Скорее всего, такое решение принял не убийца. Он знал, что фургон никуда не поедет. Хотя нельзя исключать вероятность того, что убийца опасался случайных свидетелей и позаботился о том, чтобы при необходимости быстро смыться... И все же я уверен: когда они приехали сюда, командовал парадом Мейт. По крайней мере, считал, что командует. Находился на месте водителя в буквальном и психологическом смыслах. Возможно, он заподозрил что-то неладное.

— Но это его не остановило.

— Быть может, Мейт отмахнулся от страхов, потому что тоже наслаждался, играя с опасностью. Мотели, фургоны ночью в глухих местах — все это говорит мне о том, что он был не прочь строить из себя шпиона.

Я вернул Майло остальные снимки, и он убрал их в конверт.

— Столько крови, — задумчиво произнес я. — Трудно поверить, что нигде не осталось ни одного отпечатка.

— Внутри фургона много гладких поверхностей. Коронер нашел несколько смазанных отпечатков — подобные завитки бывают на картинах художников, предпочитающих рисовать пальцем. Предположительно убийца работал в резиновых перчатках. На переднем сиденье мы обнаружили пустой пакет. О такой жертве, как Мейт, можно только мечтать. Он сам приготовил все для последнего пиршества.

Майло снова сверился с часами.

— Если убийца имел доступ к хирургическому набору, он также мог захватить губки — идеальное средство, чтобы вытирать следы. В фургоне обнаружены следы губок?